Готовь завещание летом

Пока Василий Петрович размышлял об этом, депутат Мазуренко совсем расклеился. Плакал, рвался то к Марго, чтобы повидаться с ней в последний раз, то к жене, чтобы мириться, коли уж теперь ничего другого не остается. Но в конце концов никуда не пошел и уснул, бормоча что-то о том, что жизнь прошла напрасно.

Василий Петрович сдал депутата на руки его водителю, который совсем не удивился, обнаружив своего хозяина в таком состоянии.

– Он у нас частенько так домой едет. Ничего, Алле Константиновне не привыкать. Она его и похуже видала.

– Алла Константиновна – это супруга?

– Она самая.

В голосе водителя, когда он заговорил о своей хозяйке, послышалось невольное уважение. И Василий Петрович не удержался, спросил:

– А как, по-твоему, Алла Константиновна про Марго давно знала?

– От нее ничего не укроется. Знала, конечно. Только если меня спросить, то я так скажу, нехорошо хозяин задумал с женой поступить. Алла Константиновна из него человека сделала. Она и ее папаша. Тот еще в советские годы на руководящих постах сидел, связи и остались. Алла Константиновна и речи за своего мужа писала, и в его предвыборной кампании участвовала. А он с ней вон как… Ради какой-то девки жену бросить задумал. Разве же так делают?

– У девки ребенок должен был быть от твоего хозяина.

– И чего? Ребенка возьми в свой дом, а девку зачем? Алла Константиновна, я уверен, ребенка бы приняла. И воспитала бы настоящим человеком. А что Маргаритка могла ребенку дать? Она только и умела, что ногами дрыгать и кривляться перед зеркалом. Пошлет меня к ней хозяин, продукты там отвезти или еще по какому делу, зайду к ней, вечно она либо физиономию себе малюет, либо у перекладины ногами размахивает. Срамота! Алла Константиновна вовек бы себе ничего подобного не позволила!

Позиция водителя была в этом вопросе совершенно ясна. Он был на стороне законной хозяйки.

– Ты слышал, Маргариту ведь убили.

– Да вы что? – ахнул водитель. – Не врете?

– Чистая правда.

– А знаете, я так скажу, туда ей и дорога!

– Что так?

– Да потаскуха она, вот что! – сплюнул на землю шофер. – Сначала-то нормально себя вела. А в последнее время хвостом крутить начала. Как хозяин ей ни позвонит, то она у врача, то у стилиста, то еще где. А правда в том, что к хозяину она охладела. Забыла, сколько он для нее добра сделал! Да еще с мужиком я ее недавно видел, вот так-то вот!

– И что за мужик? Рослый? Крупный?

– Да я бы не сказал. Напротив, тощий такой, мелкий даже. Маргарите он по плечо был.

Совсем не тот!

– Морда брезгливая, – продолжал отчитываться водитель. – Сразу видно, что столичный хлыщ к нам пожаловал. Только не в нем самом было дело. Он-то на бабу свысока так поглядывал, даром что ростом мал. А вот Маргаритка перед ним уж так и этак крутилась. Был бы хвост, так и им бы, наверное, завиляла. А глаза у самой счастливые, каких я при хозяине никогда у ней и не видывал. А значит, хахаль это был ейный. И значит, хозяину она изменяла. И мне ее, падлу, ничуть не жалко! По заслугам и награда!

И, высказавшись, водитель взвалил на себя хозяина и потащил его к машине. Василию Петровичу осталось только ошарашенно смотреть ему вслед, удивляясь, до чего черствыми бывают люди.

Пока Василий Петрович разбирался с Мазуренко и выслушивал отповедь праведного водителя, подруги обдумывали свой собственный стратегический маневр. Коля где-то задерживался с Татьяной, так что они обладали достаточным свободным временем, которое могли посвятить именно расследованию, а не попыткам увести Колю подальше от состояния депрессии.

Под каким предлогом им сунуться к депутатше, они так и не придумали. А рисковать и идти просто для того, чтобы получить пинок под зад коленом, им не хотелось.

– Можно было бы поговорить с ней откровенно, только сдается мне, что не всякая захочет откровенничать с посторонними бабами о том, что муж ей вовсю изменяет.

Инга тоже так считала. И напомнила подруге:

– Мы с тобой так и не дошли до «Прелестницы».

– Еще не поздно сходить и сейчас.

Спустившись вниз, подруги узнали от портье, что «Прелестница» – это место, куда без предварительной записи попасть не так-то просто. И даже по записи все равно не просто.

– Потому что клиентура у них – сплошные випы!

– Что? И жены депутатов тоже бывают?

– Именно они и ходят! – последовал им незамедлительный ответ. – Морды свои шлифуют, чтобы мужьям, не приведи бог, не разонравиться. Если у кого доход задекларирован больше миллиона в год, точно в «Прелестнице» стригутся и чешутся. Потому что у нас в стране как? Если в налоговой декларации миллион пишут, значит, считай, десяток еще где-то припрятан.

Услышав, что в салон красоты, который любила посещать Маргарита, также вхожи и жены депутатов, сыщицы ощутили еще большее желание побывать в «Прелестнице».

– Вдруг нам повезет и мы прямо там встретимся с женой Мазуренко?

Но нет, такая удача подругам не улыбнулась. Зато им повезло в другом. Едва только они пояснили девушке у стойки, что они расследуют обстоятельства убийства Маргариты Лаврушкиной и хотят поговорить с людьми, близко знавшими покойную, как та немедленно вскочила и унеслась куда-то. Обратно она вернулась в обществе какого-то женоподобного создания. О том, что перед ними существо мужского пола, приходилось только догадываться.

– Наш стилист – Вольдемар! – представила девушка подругам этого юношу с неглупыми порочными глазами, пирсингом над верхней губой и странно взъерошенными светлыми волосами. – Если что надо, его спрашивайте. Он больше всех времени с Маргаритой проводил.

– Что ты придумываешь вечно, Афродита, – капризно проворчал юноша, одновременно сканируя глазами подруг. – И вовсе не больше, чем с другими. Я всем своим клиентам уделяю одинаковое количество времени.

И, посмотрев в лица подругам, он сказал:

– Вообще-то сегодня не моя смена. Я случайно в салон заскочил.

– Значит, нам повезло, что мы вас застали.

Вольдемар никак не отреагировал на это замечание. И, немного поколебавшись, он все же спросил:

– Скажите, неужели правда, что Марго убили?

– Да.

Они ожидали, что Вольдемар от такой новости упадет в обморок, устроит истерику или выкинет что-нибудь в этом духе, но он неожиданно порадовал их. Оставил свои жеманные ужимки и деловито-рассудительным тоном произнес: