Говорит Альберт Эйнштейн

Фрау Дюкас распахивает все окна.

Слышно, как из видавшего виды четырехдверного «бьюика» доносится «Тайная любовь» в исполнении Дорис Дэй.

Альберт жестом просит фрау Дюкас поторопиться:

– Проверь по телефонной книге, Элен.

Фрау Дюкас повинуется – и выясняет, что семейство Бофорт проживает в своем родовом поместье Бофорт-Парк, расположенном в округе Фэрфилд, Гринвич, штат Коннектикут. Альберт гадает, как выглядит Мими Бофорт. В ее голосе бесспорно звучит извечное обаяние молодости. Станет ли она ему новой знакомой? А может, наперсницей. Тайной любовью, способной утешить его душу, раздираемую возрастом, болячками и недугами, мрачными предчувствиями. Солнечные лучи падают на его рабочий стол. С чувством полного умиротворения Альберт восторгается этими узорами. И начинает листать потрепанные страницы Сонаты Моцарта для фортепиано и скрипки ми минор, К. 304.

Не каждому дано найти такую нежность, такую чистую красоту и истину. Эти качества неподвластны времени. Подобно Моцарту, он считает, что разгадал все тайны Вселенной. Для нее понятие вечного на порядок выше представлений о руке судьбы и заблуждениях рода людского. С возрастом понимаешь это все отчетливее.

Взглядом он ловит мелькающие на полу тени. В их сплетениях ему видятся лица родных, друзей, близких и любимых. Создается впечатление, что все потаенные и драгоценные узы повторялись по кругу. А почти все другие просто развеялись. Так повелось с самых ранних пор. Еще давным-давно. Декабрьским утром 1944 года, в одиннадцать тридцать, когда в результате одного из самых мощных авианалетов антигитлеровской коалиции был разрушен дом Б135 по Банхофштрассе в его родном Ульме. Как-то раз он написал корреспонденту, чье имя уже не мог вспомнить: «Время обошлось с ним еще более сурово, нежели со мной».

«Есть ли там, – задумывается Альберт, – хоть что-нибудь от старого Ульма? Что с моими друзьями и любимыми, с теми, кто, оставив след в моей жизни, сформировал меня? Меня – самое известное в мире лицо.

Я был тронут до глубины души, когда жители Ульма предложили переименовать улицу, где я жил, в мою честь. Вместо этого нацисты назвали ее Фихтештрассе в честь Иоганна Фихте, чьими трудами зачитывался Гитлер наряду с другими нацистами, от Дитриха Эккарта до Арнольда Фанка».

После войны улицу все же переименовали в Эйнштейнштрассе. Альберт всегда улыбается, вспоминая свой ответ бургомистру, который сообщил ему эту весть. «Моим именем названа улица. Хорошо, что я не имею отношения ни к чему, что бы там ни произошло. Памятуя о судьбе еврейского народа в нацистской Германии, я нисколько не жалею, что в свое время отказался от немецкого гражданства именно в Ульме».

Он берет ручку и записывает:

Как и вы, я не в силах подправить свое место рождения. Но могу подправить историю своих любовных похождений юности. Религиозный рай молодости представлял первую попытку освободиться от пут «только личного», от существования, в котором господствовали желания, надежды и примитивные чувства. Там, вовне, был этот большой мир, существующий независимо от нас, людей, и стоящий перед нами как огромная вечная загадка, доступная, однако, по крайней мере отчасти, нашему восприятию и нашему разуму. Изучение этого мира манило как освобождение, и я скоро убедился, что многие из тех, кого я научился ценить и уважать, нашли свою внутреннюю свободу и уверенность, отдавшись целиком этому занятию. Мысленный охват в рамках доступных нам возможностей этого внеличного мира представлялся мне, наполовину сознательно, наполовину бессознательно, как высшая цель. Те, кто так думал, будь то мои современники или люди прошлого, вместе с выработанными ими взглядами были моими единственными и неизменными друзьями. Дорога к этому раю была не так удобна и завлекательна, как дорога к религиозному раю, но она оказалась надежной, и я никогда не жалел, что по ней пошел. За исключением, пожалуй, того факта, что на земле вряд ли осталось хоть одно разумное существо, которое не знает моей физиономии.

Глава 2

Ульм, Вюртембергское королевство, Германия

– Голова, что за голова такая! – надрывается двадцатиоднолетняя Паулина Эйнштейн. – Какой кошмар!

– Прекрасная головка, – успокаивает ее Герман Эйнштейн, щурясь сквозь пенсне, опасно балансирующее на носу чуть выше его моржовых усов. – У нашего маленького Авраама чудная головка.

– Она вся перекошена.

– Никто тут не перекошен, Паулина.

– Ты только посмотри на этот череп, Герман.

– Все нормально.

– Нет, не нормально. Смотри, какой угловатый затылок.

Пара умолкает. Комнату заполняют звуки города.

Ульм – оживленный швабский город на юго-западе Германии – расположился вдоль левого берега Дуная и славится готическим собором со 162-метровым шпилем, прозванным der Fingerzeig Gottes, Перст Господень, – самым высоким в мире. В 1763 году на здешнем органе играл сам Моцарт.

На узких, извилистых, мощенных булыжником улочках, по обеим сторонам которых тянутся фахверковые постройки, царит оживленное движение: лошади, телеги с углем и небольшие свистящие паровые машины. Все это пронизывает тяжелый дух теплого конского навоза.

Квартира Эйнштейнов на Банхофштрассе находится в двух шагах от железнодорожного вокзала. Даже Восточный экспресс по маршруту Париж – Константинополь, Der Blitzzug, стал делать в Ульме плановые остановки.

Герман Эйнштейн покручивает усы. Затем подходит к зеркалу и аккуратно приглаживает волосы.

– Я долго думал, как назвать ребенка. Все же наша семья – часть еврейской диаспоры. Поэтому я выбрал имя, которое означает «благородный и умный».

– И какое же?

– Альберт. Альберт Эйнштейн.

Туманным утром 15 марта 1879 года, на следующий день после рождения Альберта, в нанятой пролетке мать, отец и их новорожденный сын приезжают в бюро регистрации рождений города Ульма. Герман, нарядившийся по такому поводу в тонкий черный костюм индивидуального пошива с узким галстуком, завязанным на бант, как подобает бывшему совладельцу компании по производству перьевой набивки для перин «Израэль и Леви», и Паулина с крошкой Альбертом на руках торжественно предстают перед регистратором. Праздничный наряд Паулины включает украшенный лентами капор, корсет на косточках и пышную юбку со складками и драпировкой.

Родители производят впечатление преуспевающей четы.

Впрочем, два года назад перинное производство приказало долго жить, и сейчас Герман всерьез задумался о новом деле со своим младшим братом, Якобом.

ЭТО МОИ РОДИТЕЛИ: ГЕРМАН И ПАУЛИНА

Якоб – дипломированный инженер – делает ставку на электротехническую область, видя за ней будущее. Без коммерческой хватки Германа тут не обойтись. К тому же отец Паулины – богатый хлеботорговец – обеспечит это предприятие связями по всему Вюртембергу. Если все пойдет как по маслу, Герман, заручившись финансовой поддержкой родни, сможет открыть в Мюнхене Elektrotechnische Fabrik J. Einstein & Cie [1] – мастерскую по производству электрооборудования.

1

«Электротехническую фабрику Я. Эйнштейна и К°» (нем.).

Регистратор, выписав свидетельство о рождении, зачитывает его вслух:

– Номер двести двадцать четыре. Город Ульм, пятнадцатого марта тысяча восемьсот семьдесят девятого года. Сегодня торговец Герман Эйнштейн, проживающий в Ульме, Банхофштрассе, сто тридцать пять, иудейского вероисповедания, лично известный, предстал перед нижеподписавшимся регистратором и заявил о рождении ребенка мужского пола, нареченного Альбертом, в Ульме, по его месту жительства, от жены Паулины Эйнштейн, урожденной Кох, иудейского вероисповедания, марта четырнадцатого числа тысяча восемьсот семьдесят девятого года, в одиннадцать часов тридцать минут утра. Прочел, подтвердил и подписал: Герман Эйнштейн. Регистратор: Хартман.

Теперь все официально.

В конце церемонии регистратор, взглянув на ребенка, изображает дежурную улыбку. Но Паулина спешно прикрывает несуразную детскую головку. Молодая мать терзается угрызениями совести из-за того, что произвела на свет такое нелепое существо.

В ВОЗРАСТЕ ОКОЛО ДВУХ ЛЕТ

В тот же день новорожденного осматривает патронажный врач.

Паулина разговаривает с ним шепотом:

– Головка, головка очень большая. У Альберта аномалия.