Говорящие с...

– Вы опять деретесь?!
– взвизгнула Эша, прижимая ладонь к щеке, после чего предприняла дерзкую попытку расцарапать Олегу Георгиевичу лицо, но была тут же изловлена за обе руки и вжата в спинку кресла.

– Кажется, я сказал вам сидеть дома?!

– Да я просто пошла за сигаретами!
– тут же применила Шталь отговорку, которую уже использовала в предыдущих мирах. Ейщаров чуть склонил голову набок.

– Правда?

– Неправда, - сникла Эша.
– Но я...

– Довольно, - Олег Георгиевич выпрямился и пробрался на водительское сидение. Эша вновь прижала ладонь к щеке, удивленно глядя ему в спину.

– И вы не спросите меня о том, что видела?

– Каждый видит что-то свое, поэтому особой ценности в вашей информации нет, - отозвался Ейщаров, трогая машину с места.

– Потом расскажете. Вы простуженная всю ночь были под дождем, вам надо отлежаться. Сейчас подъедет врач и осмотрит вас.

– То есть, для вопросов я слишком больна, а вот для хлопанья по лицу...
– Эша резко выпрямилась, роняя одеяло.
– А как вы меня нашли?!

– Вы оставили телефон дома, когда отправились... хм-м, за сигаретами, - пояснил Ейщаров, осторожно объезжая стоявших на дороге людей.
– Ваша хозяйка одна из немногих, кто вменяем в эту ночь. Я долго звонил, она услышала и ответила - по счастью раньше, чем сел телефон.

– Значит, все же, был маньяк...
– пробормотала Эша.
– Никого не убивали. Но зонтика у Милы не было. Или был... Что-то я совсем запуталась. Что было, а чего не было? Но сейчас ведь все по-настоящему, а?
– она перебралась на другое сиденье и жалобно затеребила Ейщарова за плечо.
– Правда по-настоящему?! Почему мне привиделся какой-то извращенец?! Всем остальным же наверняка привиделось что-то хорошее! Конечно, если взять...

– Шталь, все по-настоящему в этом мире, - Олег Георгиевич раздраженно дернул плечом.
– Я по-настоящему вызвал людей, и мы по-настоящему приехали сюда. И я по-настоящему очень устал. А от ваших криков я устаю еще больше.

Эша обиженно отвернулась и некоторое время занималась исключительно чиханием. Потом сползла на сидения, свернулась калачиком, натянув одеяло до бровей, и задремала под ровный звук двигателя и в приятном ощущении безопасности, исходящей от водителя. Конечно, в этом мире Ейщаров не совершал никаких героических телодвижений, не выбрасывал в лобовое стекло криминальных личностей, не сверкал потусторонне глазами и не всаживал ножи в чьи-то затылки. Но, наверное, смог бы... А может и не смог бы. В одиночку не поехал, как грозился - вон, целую армию привез. Он вообще никогда не ездит в одиночку...

Машина резко остановилась, отчего голову Эши мотнуло, и она стукнулась о спинку. Хлопнула водительская дверца, потом она услышала, как отъехала в сторону пассажирская, и Ейщаров сказал:

– Вы в состоянии идти?

– Уходи, - пробормотала Эша и потянула одеяло еще дальше, - плохой дядя!.. Я пожалуюсь на тебя всем своим вещам. У меня знаешь как много знакомых вещей?!.. Только не зонтикам... Не люблю зонтики... Никогда их не любила...

Олег Георгиевич, фыркнув, извлек ее из машины и понес куда-то. Летя на чужих руках, Шталь заснула окончательно и проснулась только тогда, когда Ейщаров невежливо свалил ее на кровать, точно груду белья. Проморгавшись, Эша села, огляделась, убедилась, что обстановка совершенно незнакома, сделала заключение, что ей это неинтересно, и вновь заснула прежде, чем Олег Георгиевич успел хоть что-то сказать.

Ей приснился ужасный сон.

Она стояла на главной шайской площади. Людей вокруг не было, и Шталь знала, что их нет не только здесь. Их нет нигде. Пустые улицы, пустые дома, и водительские сиденья неторопливо разъезжавших вокруг машин тоже были пусты, и шум трасс звучал иначе, чем обычно. Ни единый человеческий голос не пронзал пустоту покинутого города. В воздухе, словно диковинные бабочки, порхали шарфы, рубашки, плащи, брюки, привольно размахивая различными деталями. Вдоль бордюра бесконечным строем стояла, греясь на солнышке, обувь. Сквозь оконные стекла проезжающих автобусов и трамваев виднелись стиральные машинки, комоды, телевизоры, пылесосы, с удобством разместившиеся в пассажирских креслах - и кресла были не против. Деревья радостно тянулись к солнцу - чудо-деревья, увитые золотыми цепями, увешанные люстрами и бра, и кольца с чистейшей воды драгоценными камнями обнимали тонкие веточки. Многие двери облегченно покачивали незапертыми створками - они устали быть закрытыми. В бутылках билось плененное вино - ему хотелось на свободу, но бутылки лишь стяжательски поблескивали, не желая расставаться со своим сокровищем. Посуда наслаждалась своей первозданной чистотой, а ковры - своим безупречным ворсом и яркими узорами. Зажигалки зажигались, когда им вздумается, и несколько домов уже были охвачены пламенем и были не прочь сгореть, а огонь был не прочь пожрать их. И дул ветер во всех направлениях, неся на своих крыльях и дождь, и снег, и жару, и трепетали на нем занавеси и книжные страницы, и дремал асфальт, и хлестала берег пощечинами волн старая река, не ведавшая прежде ни единого шторма. Все шептало, бесновалось, наслаждалось, ворчало, грезило и предавалось воспоминаниями, но никто не скучал по людям, словно их и не было никогда. Эша медленно поворачивалась вокруг себя - и везде были лишь вещи и стихии, и в ушах у нее билось обезумевшее сердце города, из жил которого навсегда утекла человеческая жизнь.

Только лишь Эша Шталь осталась.

Зачем - непонятно.

Мимо прокатился, подпрыгивая, футбольный мяч - и не остановился. Пролетавший невесомый платок точно невзначай обвился вокруг ее шеи и тотчас упорхнул, будто побрезговав. Ничто не замечало ее. Ничто не обращало на нее внимания, и вдруг ей стало ясно, почему. Она была лишь предметом. Теперь вещи были живыми, это был их мир, и с их стороны было бы нелепо предположить, что у человека под названием "эша шталь" есть мысли и чувства. От эши шталь и прока-то нет никакого. Так, сойдет, для декоративности.

Не выдержав, Эша пустилась наутек - прочь из этого жуткого места, но, не пробежав и десятка метров, споткнулась и шлепнулась на асфальт, и тот вдруг подпрыгнул под ней, словно пружинный матрас.

– Вставай!
– сказал асфальт ейщаровским голосом, и ее снова подбросило.
– Эша! Проснись!

Эша распахнула глаза и испуганно уставилась на склонившегося над ней Олега Георгиевича. Его волосы были взлохмачены, перепачканная в крови рубашка висела клочьями, а яркие глаза казались непривычно бледными, выцветшими.

– Да просыпайся же!
– он опять встряхнул ее, и сон с Эши слетел окончательно. Она подскочила, хрипло взвизгнув:

– Что?! Где?!

– Тихо!
– Ейщаров зажал ей рот ладонью.
– Беда. Как самочувствие? За рулем усидишь?

– А что?..
– Шталь решительно освободила губы от ейщаровской ладони.

– У нас эпидемия, - он выдернул ее из постели.
– Пошли, пошли!

– А где?..

– Кроме нас с тобой никого не осталось, - Ейщаров подтащил ее к двери и, придерживая за собой, осторожно выглянул наружу.
– Посажу тебя в машину - и дуй прямиком в Шаю. Там сейчас только шесть Говорящих - из зараженных, новенькие, ситуацией не владеют. Пока меня не будет, проследи там за всем...

– Но я...

– Справишься. Я позвонил в офис, едь прямо туда. Все ясно?!

– Мне ничего не ясно!
– Эша вцепилась в остатки ейщаровской рубашки.
– Что случилось?!

– Мы забирали зонты... и что-то пошло не так, - Олег Георгиевич провел ладонью по всклокоченным волосам, потом сплюнул прямо на пол. Эша окончательно осознала чрезвычайность ситуации. Ейщаров - человек практически интеллигентный и не станет плеваться, не будь ситуация чрезвычайной.
– Он что-то сделал - и я не могу понять, что. Понимаю только то, что мы его чертовски недооценили.

– Вы сказали эпидемия. Какого рода? Все влюбились в зонтики?

– Сейчас сама увидишь, - Ейщаров шагнул в серенькое дождливое утро и потянул Эшу за собой. На мгновение Шталь уперлась. Ей не больно-то хотелось знать, что там.

Ливень стал еще интенсивней, хотя, казалось, это уже невозможно. Отдельные капли уже не различались - струи были похожи на серебристые прозрачные провода, плотно стянувшие город с низким небом, и люди, бродившие и стоявшие неподвижно неподалеку от дома, казалось, пронзены этими проводами насквозь, пришиты к Малым Сосенкам, и деваться им уже некуда. Эша не сразу разобрала произошедшей с ними перемены - откуда-то сбоку вывернулся вдруг человек, мокрый насквозь, схватил ее за руку, затряс.