Град огненный
Шрифт:
В кабине пилотов — я и Рэн. Сидим бок о бок. Штурвальная колонка сдвоенная. Педали только у Рэна. Под задницей фанерные сиденья. Впереди гудит буксировщик под управлением Стаса. В ноль-двадцать наша сцепка достигает точки разделения.
И с этого момента мои воспоминания перемешиваются с отчетами ребят из первой группы, складываясь фрагментами в целую картину так, как это происходило на самом деле — одновременно и очень быстро.
Группа 1
Тряска и темнота. На грудь давит самодельный бронежилет — конструкция из веревочной сетки,
Кажется, это случается через многие и многие часы, хотя Марк и утверждал, что дорога займет не более сорока пяти минут.
Грузовик замедляет ход. Потом останавливается. Сквозь тихий рокот мотора слышатся хлопанье двери кабины, приглушенные шаги и голоса:
— Разве твоя смена? — незнакомый, с хрипотцой.
— Угу. Гляди в график лучше, — голос Марка.
— Поменяли, что ли?
— Червень каждую неделю меняет. Параноик.
— И точно. А везешь что?
— Что заказывали, то и везу. Держи накладную.
Шуршание страниц. Шаги приближаются. Где-то неподалеку рычит собака: плохой знак, собаки всегда чуют навь.
— Поздно-то как, — снова голос незнакомца. — Днем не могли прислать, что ли?
— Опасно днем, — бубнит Марк. — Полиция на ушах. Слыхал?
— Про то, что загорца замели, а Рябого арматуриной пропороли? А то как же! Вацек который день сам не свой. И Буран, гляжу, с ума сходит. Буран, фу!
Франц съеживается, жалея, что не может провалиться сквозь днище грузовика и дальше, под землю. Над ухом натужно дышит Норт. Пес чует васпов и исходит лаем.
— Брось, — спокойный голос Марка. — Меня он чует. Будто не знаешь.
— Чертова псина!
Шаги все ближе. Резкий звук распахиваемой двери. Тонкий луч фонарика пробивается в щель под брезентом. Франц распластывается по днищу, забывая дышать.
— Опять консервы и сахар? — доносится издалека голос патрульного. Собака завывает, хрипит — видимо, ее дергают за ошейник.
— Так эти другое не жрут, — отвечает Марк. — Хозяин знает, что высылать.
— Пусть бы передохли все, — в сердцах отвечает патрульный и спохватывается: — Хозяину только не говори.
— Не скажу. Убери пса.
— Буран, место! Пшел вон!
Пес скулит. Дверь снова захлопывают. Возвращается тьма.
— Проезжай! — кричит патрульный. — В следующий раз водки привези!
— Обойдешься на рабочем месте квасить.
— Поговори мне тут!
Грузовик дергается, трогается с места. Где-то сзади захлопываются железные ворота. Норт тычет Франца в бок: пора? Сержант не отвечает, терпит, ждет. Скоро. Вот-вот. Сейчас.
— Пошли!
Группа 2
Видимость этой ночью нормальная, из-за облаков поглядывает блеклая луна и серебрит натянутый трос. Ветер попутный. Управление не сложное: если отрегулировать правильно, планер летит без вмешательства пилота. Стас уверял, что шасси у этой дуры крепкие, с большим ходом амортизаторов, но в случае чего — можно садиться на брюхо. Нужно только учитывать, что повышенная скорость удлиняет пробег.
А какая там взлетно-посадочная? Черт знает. Этого Марк не сказал. С вертолетом оно привычнее и проще: как говорится, нам и царапина на асфальте — парковка.— Гробанемся? — спрашивает Рэн. Я скорее читаю по губам, чем слышу его голос за шелестом воздушных потоков, омывающих бока планера. В ответ поднимаю большой палец. Нелепый успокаивающий жест. Мы почти смертники. Знали, куда лезли.
— Группа два! Приготовиться! — раздается в рации голос Стаса.
Как назло, луна скрывается за облаками. В непроглядной тьме лишь подмигивают огни буксировщика. На передней кромке левого полукрыла закреплена посадочная фара, но включать ее рано: заметят с земли, обстреляют и деревянный планер вспыхнет, как факел.
«Пожалуйста, — мысленно прошу я. — Пусть нам повезет. Должно ведь когда-то?»
— Группа два! — щелкает рация. — Уснули?
— Понял, — отзываюсь я. — Разрываю сцепку.
Группа 1
Брезент откидывается с громким «шш-оорх!»
Легкие расправляются от свежего воздуха, но светлее не становится: фары выключены, и тусклая желтизна фонарей сочится со стороны, почти не проникая под навес из листового железа. Тени здесь густые и плотные. Оно и к лучшему: васпы сливаются с темнотой, сами становимся тенями. Они переваливаются через борт грузовика. Первый… второй… пятый… девятый…
— Все? — шепотом спрашивает Марк.
Франц кивает и соскакивает последним. Выбрасывает три пальца и тычет назад, к воротам. Трое отделяются от группы и, пригибаясь, несутся к забору.
— Отвлеку хозяйственника, — едва слышно произносит Марк и впрыгивает обратно в кабину. Мотор грохочет, скрадывая шорох шагов второй тройки, метнувшейся к западному посту.
Сзади заливается лаем собака — остервенело, зло. Франц вздрагивает, подает ребятам знак и сам замирает на рубеже ночной черноты и тусклой полоски света. Лай обрывается высоким визгом. Затем приглушенный хлопок падающего тела. Удары сердца учащаются, и Франц бросается вперед, стараясь как можно теснее прижаться к кирпичной стене постройки. Десять шагов… двадцать…
— Эй! — несется в спину. — Кто…
Вскрик. Грохот пульса заглушает звуки ударов. Из-за угла выскакивает пес. Пасть оскалена, дыбится шерсть на загривке. Франц вскидывает винтовку. Короткий хлопок. Дротик ввинчивается в грудь животного. Собака взвизгивает, делает кульбит и падает на спину, шкурой обтирая бетон. Псина еще пытается встать, но глаза стекленеют, мышцы сводит судорогой. Кто-то из васпов цепляет собаку ногой, спотыкается, но не теряет равновесия, только тихо ругается под нос.
— Ка-та-стро-фа! — по слогам выдыхает Норт.
Еще один вскрик — теперь сзади и слева. Столкнулись с патрулем на обходе?
Франц выныривает на открытый участок. Небольшая бетонная площадка огорожена забором только с юго-запада. К востоку она удлиняется, превращаясь в длинную полосу, в стороне поблескивают металлическими перекрытиями ангары. На северо-западе, врастая в скалу, торчит еще одна пристройка. Вход в лабораторию? Так и есть, вон и вышка торчит.
— Норт! — зовет Франц и перебрасывает ему винтовку. — Прикрой.