Град Петра
Шрифт:
В серых глазах — шутливый вызов.
— То, что мы видим в Москве, ни с чем не сравнимо, — сказал Доменико. — Не понимаю, для чего вам нужны иностранцы. У вас столько своих мастеров...
Ветер колыхал расшитые полотенца на окнах. Гости сели в красном углу, под иконой, хозяин — под портретом казака с обвислыми усами, с кривой саблей на перевязи. Гетман, вождь, — растолковывал хозяин. Побудил Украину соединиться с Россией.
Фонтана с аппетитом ел ветчину, кивал с набитым ртом. Прожевав, осведомился: где Меншиков, скоро ли посетит столицу? Хозяин засмеялся.
— Налетит как буря.
Марио насторожился. Чего хочет Меншиков,
— Повезло Микеланджело [43] , — сказал Доменико. — Ему заказывал Медичи. У того был вкус.
43
Микеланджело Буонарроти (1475—1564) — итальянский скульптор, живописец, архитектор и поэт, один из величайших художников эпохи Возрождения.
— Поищи Медичи... В Московии... — Фонтана захохотал. — Нам не выбирать, мы слуги. Насчёт простоты — болтовня, простите меня... Не верю! Властителю нужен престиж, и он тысячу раз прав. Поселись он в хижине — народ разнесёт её.
— Однако, — промолвил Доменико, — в Петербурге его величество довольствуется избой.
— Вельможе в ней тесно, — заметил хозяин.
— Натурально, — кивнул Доменико. — Слабой окажется фортеция, сложенная несуразно, вопреки добрым пропорциям. А в них и заключается красота.
— О чём вы? — вставил Марио. — Загляните сперва в кошелёк заказчика!
Разошёлся земляк, чересчур галдит. Вот снова та же песня — чернь жаждет благоговеть. Поэтому власть должна сиять завораживающе. Любая, светская и духовная. Доменико хмурится. Быть слугой — да, но у господина благородного, радеющего о благе людей.
— Прошло время, — разглагольствует Фонтана, — когда народ слушал пророка, одетого в рубище.
— Но в кирке лютеран голые стены, — парирует Трезини. — Эта ересь не имела бы успеха, если бы наша церковь умерила свой блеск. Богу не нужно золото.
— Обвяжись верёвкой, проповедуй!
Верёвка монаха-францисканца — это всё, что осталось от аскетических принципов ордена. Увы! Мы угождаем творцу небесному, украшая его дом, — так принято считать.
Зарудный не вмешался в спор. Грел в ладонях бокал красного вина. Спросил, не желают ли гости посмотреть проект новой церкви, высказать просвещённое суждение.
— Князь доверился мне. Условие одно — колокольню вытянуть как можно выше. Вздумал было посрамить Ивана Великого, но, к счастью, одумался.
На плане — в отличие от креста, ныне обычного, — вытянутый четырёхугольник. Второй ярус тоже четырёхгранный, равнобедренный, над ним три восьмигранных, постепенно сжимающихся, — звонница вздымается заострённо и кремлёвскому сопернику уступает мало. Доменико похвалил гармонию объёмов. А вот вазы на углах карнизов как будто нарушают лаконичный декор.
Потом прибавил мягко:
— Впрочем, вы, славяне, по натуре расточительны.
Фонтана — тот рассыпался в комплиментах до того приторных, что сделалось неловко.
— Прикуси язык, — шепнул ему Доменико на родном диалекте.
Хозяин убирал чертежи. Минутную заминку словно
не заметил — проявил воспитанность.— За дворец я не принимался. Здание ветхое, синьоры. Строили наспех. Вычурная вилла нувориша... Лестница к реке, лодочная пристань для прогулок... Зимой там стужа, Обитатели замёрзнут... Кто? Девицы Арсеньевы. Одна из них, Дарья, — невеста князя. Состояли при дворе царицы Прасковьи, вдовы Ивана — брата царя. У неё было люднее, Меншиков переселил. Судите сами: приедет в Москву, куда ему деваться, вчерашнему простолюдину? Не к царице же во дворец? И не в хибарку отцовскую. Словом, требуется резиденция княжеская. Мне разрешено взять помощника, я один не в силах. Если кто-нибудь из вас...
Он смотрел на Трезини. Оба гостя смущённо притихли.
— Мне сдаётся, вы пришли ко мне в добрый час. С ответом не тороплю. Побывайте там… И мы решим, на что годится эта причуда Лефорта.
Доменико польщён. Зарудный почему-то избрал именно его. Не отводит глаз... А Марио заметил, сбычился. Работать с симпатичным украинцем было бы приятно...
— Сожалею... Я вряд ли могу быть полезен... Нет, нет, совсем не могу... А вот синьор Фонтана...
«Потакать капризам аристократа — это как раз для него», — прибавил Доменико мысленно. Вслух привёл причины отказа: дворцы не строил, только крепости, крепости...
Марио согласился с восторгом. Наутро помчался на Яузу осматривать, вымеривать, выстукивать старый Лефортов дворец — ныне княжеский.
Пали заморозки, ледок на лужах звенел под колёсами стеклянно, когда Данилыч двинулся на зимовку в белокаменную. Поезд светлейшего растянулся на полверсты, с натугой одолевает распутицу. Карета трещит, вязнет, черпает воду, князь бранит то Ламбера, то столяра, олуха безмозглого.
Оба в Петербурге — жаль, не слышат... Пускай хоть икается им. Ехать в этакой погремухе! Француз обещал лёгкий экипаж на парижский манер, а вышло чёрт те что — фура провиантская! Не научил толком, либо мужик проклятый напутал... Достаётся от Данилыча и художнику — пленному шведу. Расписал коронами, купидонами, гирляндами — понеже герба ещё нет, — но так наляпал, что не разберёшь. Ламбер сказал: «Деревенский сундук». Поистине так...
Вослед губернатору, в повозке, выложенной соломой, — секретарь Волков с помощниками. За ними, на телегах; — челядь комнатная, повара, брадобреи, музыканты. В отдельном возке — Ефросинья, а с ней вышивальщица — в подарок сёстрам Арсеньевым — и свирепая кривая старуха, умеющая гадать и останавливать кровь.
Не вдруг решил Данилыч забрать чухонку в Москву. План созревал в голове медленно. Поддержал француз. Ничего не зная о сомнениях светлейшего, сказал однажды:
— Вы есть князь. Все вас так видят. Не забывайте ни одна минута, вы князь, князь... В Москве тоже, пожалуйста... В Москве даже больше, чем тут.
Спасибо, прибавил куражу! Ох как он надобен там, в Москве боярской, поповской! Ему, пирожнику... Ох злобы там на него! Ох зависти! Страшнее шведа Москва. Кажется порой — везут его на лобное место, на плаху...
Значит, по-княжески себя вести. Не выказать и малейшей робости или смущенья. Ошеломить их, согнуть перед собой — Лопухиных, Одоевских... дьяков, подьячих, всех приказных... Москва запомнила его пирожником, солдатом потешным, денщиком царским — забыть это, — приехал князь, губернатор и кавалер.