Град Петра
Шрифт:
Нумерс в октябре отплыл, фарватер к Петербургу чист. Крониорт где-то в лесах у Выборга затих. Противник, подсчитав силы, видимо отложил наступление до весны.
Кампания 1703 года кончилась.
— Есть новости из Швеции, — сказал Дефо. — Карл гений либо сумасшедший. Скорее последнее.
Гарлей слушал, его белый посох стоял в углу, камзол был расстегнут. Холодный туман заволакивал окно, стёкла дребезжали всё реже от проезжавших экипажей. Лондон рано умолк в этот ненастный вечер, а в комнате, заваленной книгами, манускриптами, было жарко, друзей разморило, и беседа затянулась.
— Оксеншерна
— Против нас?
— Вот именно. Графу восемьдесят лет; по мнению Карла, он выжил из ума. Король вообще ни во что не ставит стариков. И плюёт на всякие советы. Из Польши он не уйдёт, ручаюсь вам.
— Это ваше личное мнение?
— Не только...
— Опять тот загадочный швед?
— Конечно.
— И по-прежнему анонимный?
— Безусловно. Я не могу выдать дипломата, он доверился только мне. Я дал честное слово. Вы лицо официальное. Да и зачем вам его имя? С вами он будет нем как рыба.
Государственный секретарь не спорит. Договор не будет нарушен — Даниель Дефо, литератор, издатель и редактор газеты, которая скоро начнёт выходить, имеет право на собственные секреты. Тем более что сановники меняются. Положение писаки, как ни обидно некоторым, твёрже.
— Чудесный швед, доложу вам... Когда я торчал в колодке, он заходил проведать, подносил пиво к моим губам, потрескавшимся от зноя. Понятно, изменив внешность. Северяне трогательны в своей преданности. А вы, ваша честь, не удостоили меня... Понимаю, понимаю, вам нельзя. Вы ободряли узника мысленно.
Время устранило боль в суставах, причинённую колодкой. Дефо вспоминает её добродушно: нет худа без добра, казнь доставила новые переживания, а они обогащают. «Ода позорному столбу» подхвачена публикой восторженно.
— Я спросил шведа: для чего Карл сидит в Польше? Стокгольм в растерянности. Пётр укрепляется в Ингрии, крепость на Неве почти готова, в ней три сотни пушек.
— Если французы не врут, Петербург отнят у царя и сожжён.
— Врут. Позиция у царя сильная. Я вам не досказал... Представьте, что Карл ответил старцу Оксеншерна! Обратиться против Петра считаю пока бессмысленным: Август ударит мне в спину. Представляете? Маленькая Саксония опаснее для Карла, чем гигантская Россия. Скоро на Карла повалит снег, шведы зароются там до весны.
— А что дальше?
— Карл повторяет то, что нам уже известно. План таков: завладеть Польшей, а затем он будет иметь удовольствие отбирать города, взятые русскими. Буквальные слова, его величество ищет в войне удовольствие. Между тем Стокгольм весьма обеспокоен и направил в Россию резидента.
— Это интересно.
— Его имя я могу вам сообщить. Дворянин ван дер Элст, племянник министра фон Вреде. Едет в качестве учителя танцев и геральдики.
— Голландец?
— Его отец флаандец. Что вам ещё?
Джон Кейзи, торговец табаком, уходит на своём корабле в Архангельск. Он посетит Москву, где фирма открывает представительство. Человек надёжный, не раз привозил ценные новости из-за моря. Дефо полагает, купцу нетрудно будет оказать небольшую услугу в Москве — ввести шведского агента в дома англичан.
Гарлей покачал головой.
— Перекупить пройдоху?
— Наилучший вариант, — рассмеялся Дефо.
Глаза его блестят. Он скинул камзол. В рубашке, потный от жары, он подливает Гарлею эль, крепко пахнущий имбирём. На стенах, с четырёх сторон, почти сплошь — конские морды, с гравюр, с рисунков, с полотен, писанных маслом. Заядлый лошадник, Дефо с головой погрузился в игру ещё более увлекательную. Он держит в своих руках судьбы Европы, тоскующей по разуму и справедливости...
Нет, не прошло лето спокойно для Петербурга.
Стокгольм понукал Крониорта, долетали к нему оттуда эпитеты нелестные — дряхлая развалина, растяпа, увалень, не пробудившийся от зимней спячки. Крупных сил генерал не имел, но, разобиженный, обозлённый, решил оправдаться. Два полка его двинулись к реке Сестре, затеяли переправу.Газета «Ведомости», начавшая выходить в Москве, оповестила:
«Из новые крепости Петербург пишут, что нынешнего июля в 8-й день господин генерал Чамберс с четырьмя полками конных да двумя пеших ходили на генерала Крониорта, который со многими людьми и тринадцатью пушки стоял на жестокой переправе. И по жестоком с обоих сторон огне божьей помощью наше войско мост и переправу овладели и неприятель узким и трудным путём версты с две бегучи ушёл на гору, откуда наша конница прогнала его в лес, и порубили неприятелей с тысящу человек в которых многие были вельми знатные офицеры...»
Участвовал в битве сам Пётр, капитан Преображенский, давал Чамберсу советы и всю славу виктории отдал ему.
То было первое военное испытание для Петербурга в 1703 году и последнее.
Доменико сбросил одеяло.
— Иду, — бормотал он спросонок, — иду...
Фонтана, спавший у другой стены, под связками майорана, петрушки, базилики, тоже проснулся.
— Меня позвали, — сказал Трезини.
— Дьявол тебя тащит, — рассердился Фонтана. — Праведные снов не видят.
— Уж ты праведник...
Марио ввалился вчера поздно. Охал, стонал, — попало в драке. Французы схватились с австрийцами, пристал к последним. Ему-то что до испанского наследства? Твердил, что он швейцарец, а король Людовик — злодей, злодей...
Остатки сна покинули Доменико. Минуту назад он был в Астано, сбежал с лестницы, догоняя того, кто позвал.
«Я опять услышал зов святого Доменико, — напишет он родным. — Никогда ещё не заносило меня так далеко от вас. Путешествие из Архангельска заняло почти месяц и, вероятно, не кончилось. Громадность этой страны превосходит всякое воображение».
В комнате пахнет оливковым маслом. Синьора Бьяджи, жена хозяина, готовит кашу из каштановой муки.
«Не чаял я отведать в Москве поленты. Хозяева квартиры — миланцы, живут здесь давно, что очень кстати, — я беру у синьора Бьяджи уроки русского языка. Любезный кавалер ван дер Элст получил место при дворе принцессы Натальи [37] , сестры царя, и съехал, а я и Фонтана наслаждаемся ароматами этого итальянского дома».
Душистые травы, развешанные для сушки, постояльцы упросили не снимать. Слушали в воскресенье мессу, — церковь в сотне шагов, в центре Немецкой слободы, сплошь заселённей иностранцами. «Прежние цари считали их нечистыми и тщательно отделяли от православных».
37
...при дворе принцессы Натальи. — Царевна Наталья Алексеевна (1673—1716) — сестра Петра I от одной матери — Натальи Кирилловны, урождённой Нарышкиной; устроительница сценических зрелищ в России.
Полента удалась на славу. Синьор Бьяджи щёлкает языком и подмигивает:
— Вкус-на! Хоро-ша!
— Мамма миа, я не запомню! — жалуется Марио. — Немыслимый язык.
Молит о пощаде жалобно, корчит рожи, смешит семилетнюю Симонетту. Ученик он нерадивый. Работать будет с переводчиком — это удобно и поднимает престиж. А главное, задерживаться в Московии не собирается. Год, от силы два... Поправить денежные дела и убраться. О Петербурге и слышать не хочет.
— Спорить с царём не советую, синьор, — говорит Бьяджи. — Царь непогрешим точно так, как для нас его святейшество.