Град разбитых надежд

— С детства он бил меня, морил голодом, запирал в подвале. Моя мать… та, что звала меня Джо, ласково звала, защищала меня… она все терпела и даже не обращалась. Она верила в его идею! Верила, что мы очистимся от Хаоса, смирив нашу плоть. Но потом умерла. Просто умерла, без превращения, — говорила Джолин, губы ее все больше дрожали, но она держалась, медленно и четко продолжая: — Тогда я осталась одна во власти отца. Он говорил, что вся жестокость ради моего блага. А когда мне исполнилось восемнадцать, он сказал, что я стала идеальной, покорной и смиренной. И только от нашего с ним союза родится новое человечество, которое не будет бояться Хаоса.

— Мерзавец! — воскликнул Джоэл, давясь отвращением. Бифомет Ленц — вот, кто убил их всех, вот, кто обрек город на разрушение. Пусть он уже семь лет гнил на свалке за стеной, но он уничтожил их всех.

— Потом был пожар, потом меня приютил Зереф. Его жена из жалости избавила меня от плода «нового человечества», которым «наградил» меня отец. Потом, как я уже говорила, старуха сказал, что детей у меня больше не будет. И хорошо, хорошо, что род Ленцев прервется на мне, и никто не породит больше таких, как Бифомет. Х-хорошо…

— Твари… какие же все твари!

— Вот таким был Бифомет Ленц, вокруг которого собиралась знать в надежде однажды вырваться из Вермело. А ту знать не отправили в Цитадель. Но сейчас их, похоже, режут революционеры. Они заслужили, все они, весь Квартал Богачей, — ожесточенно и твердо ответила Джолин, а потом сжалась, втягивая голову в плечи. — Но не вы… не вы…

— Джолин! Ты не виновата! — твердил Джоэл, обнимая колени Джолин, словно моля у нее прощения. Нет, он молил само мироздание, чтобы повернулось время вспять, чтобы хоть кто-то подсказал, что в этот день не следовало покидать пекарню. Тогда он, возможно, нашел бы способ исцелить ее, остановить. Использовал бы хоть белые линии, пусть и не представляя, в чем их природа. Тогда Ли остался бы жив. Или они погибли бы все вместе.

— Виновата, — отозвалась Джолин, а потом пугающе оскалилась: — Виновата в том, что не прирезала отца раньше.

— Как ты убила его? — спросил Джоэл, вставая и немного отстраняясь.

— Кухонным ножом. Четыре месяца я терпела его днем… и ночью. Ночью было хуже всего. В конце концов, мое смирение подошло к концу, выплеснулась наружу вся злоба, которую он так старательно взращивал во мне эти годы. Кухонный нож воткнулся прямо в глаз. Это я помню, — Джолин рассказывала с совершенно остекленевшими глазами, лишь кивая в такт своим словам, как будто подтверждая для себя реальность этого чудовищного прошлого. — Потом отец упал… и больше не двигался. Я радовалась! Впервые по-настоящему радовалась. Только страшно сказать, чему. А потом я разрезала его труп на куски и выбросила со стены, прямо в пасть Змея! Да, Джоэл, я видела его глаза. Глаза Змея. Близко-близко от меня. Я выходила в Хаос. Я была в Хаосе, пока Зереф устраивал поджог в поместье. Скрывалась среди чудовищ. И стала одним из них вместе со всеми, кто погиб в поместье. Я впитала их боль. Мы стали чем-то единым, чем-то большим…

— Маски… Это все…

— Это все жертвы Бифомета Ленца. Осколки их памяти и боли. И… моя память. Я — твой злейший враг. Я — Вестник Змея.

Она призналась просто и без лишних объяснений. Оба уже сознавали, что кровь Вен Даррена не спасла бы, но они еще пытались бороться. Они еще надеялись. Теперь никакой надежды не осталось. Она погибла вместе с Ли.

— Нет… Нет! — застонал Джоэл. — Так вот откуда… такая сила. Ты создание Хаоса! С перелитой кровью, впитавшая еще и ауру Хаоса.

Он все еще невольно сопоставлял факты, его мозг работал, как огромный механизм на холостом ходу в брошенном цеху. Механизм, обреченный сгореть от бессмысленной работы, перемалывания призрачного ничто.

— Да. И при этом сомн. Сомн, который научился возвращаться, маскироваться под человека. Грета и Ида были такими же. Никто из нас не спасся. Все мы ходили единым созданием. Сшитые химеры. Кто-то выходил из тела фантомом сна, кто-то бродил по улицам в физической оболочке, — спокойно и уверенно объяснила Джолин, потом ее голос ее надломился всхлипом: — Я думала, что мне просто снятся все эти ужасы, все, что творил Легендарный Сомн. Но стоило мне заснуть с дурными мыслями, стоило пожелать кому-то смерти от причиненной боли — и он выходил, я обращалась. Не знаю, ходило ли по улицам мое тело. Но мой спящий разум… это он управлял Легендарным Сомном, это его чудовище. А Бифомет Ленц… Та маска, которую ты расколол, была лишь маской. Мой отец давно мертв. Чудовище Вермело — это я.

Джоэл схватился за стену, чтобы не упасть. Бесполезный меч царапал клинком доски пола, пальцы не слушались. Все тело сковывало бессилие, и никакие эксперименты не вернули бы в тот момент мощь и ловкость, а главное — волю хоть куда-то двигаться, что-то делать. Джоэл надеялся вернуться к Джолин и Ли, к их теплому дому, а вернулся к телу Ли и монстру-Джолин. Вернулся к пустоте, которая заполнила его и поглотила.

— Джолин… все равно ты не виновата, — повторял он так же, как твердил внизу имя любимого. И слова вновь обессмысливались, утопая в черных линиях неискупимого отчаяния. Последнюю светлую ниточку слабой надежды он отдал Стражу Вселенной на площади у Академии. Ему не осталось ничего, кроме боли, как пелось в легенде Местрия Пратта.

— Виновата. Виновата в том, что обманывала тебя, виновата в том, что убила Ли, — ответила Джолин и заплакала, закрывая лицо полой шали: — Я… я убила Ли! Нашего Ли… Я просто задремала, а потом… Потом он весь в крови, а я… Я стала Легендарным Сомном.

— Нет, это была не ты! Это был Бифомет! Это его вина! — убеждал Джоэл, снова кидаясь к Джолин, целуя ее бледные впалые щеки, по которым катились крупные слезы. Он не боялся когтей, не боялся уже ничего. Их расколотый хрустальный шар летел в бездну, погибал еще один крошечный мир, падал, как переспелое яблоко от порыва беспощадного урагана.

— Я убила Ли! Ли! Он не мой отец, он ни в чем не виноват! — кричала и стенала Джолин, как будто сознающийся преступник под пыткой, жертва и палач в одном лице. — Джоэл. Пожалуйста, убей меня. Скоро откроется Красный Глаз, ты скажешь для себя, что уничтожил Легендарного Сомна. Я не смогу жить… с этим!

— Джолин, нет! Так нельзя!

— Отомсти за Ли! Ведь ты любил его. Мы любили его! И я… я убила. Сила во мне услышала желание убить, но я говорила про Цитадель и палачей Умана, а погиб Ли! Ли… ты ведь так любил его!

— Джолин! Я и тебя любил и люблю! — убеждал Джоэл, но рука сжимала острый меч Нейла Даста, этот клинок вечной скорби.

— Я тоже, Джоэл. Я полюбила тебя почти сразу, — обняла его Джолин, нежно целуя в лоб, в щеки, в губы. — Так полюбила, как не каждому повезет. Хотя считала, что мое сердце мертво. Но слишком поздно…

— Нет! Еще ничего не поздно, еще не… — захлебывался Джоэл. Слова, отделенные от смыслов, опадали шелухой забытых времен, непрощенных, неискупленных. В этот вечер, самый темный из всех вечеров с начала времен, с пришествия Хаоса, они безвинно расплачивались за чужие грехи.

Джолин больше не плакала, она откинулась в качалке, по привычке складывая руки на коленях, точнее, руку и лапу страшного зверя, уже не пряча ее, а словно наоборот — показывая, выставляя как доказательство своей вины, как призыв ненавидеть.

— Слишком поздно. Я прошу тебя: освободи меня от этой муки! Раньше я видела кошмары, которые едва удерживали ваши Ловцы Снов. Теперь оказалось, что я сама — кошмар. Я — Вестник Змея, Легендарный Сомн Вермело, который появлялся на улицах семь лет. Я сама не ведала об этом, но все причиненное им зло — это моя вина!