Граф в законе (сборник)
Шрифт:
Виктор пришел к ресторану в половине восьмого.
Повисшая над домами грозовая пелена ускорила наступление рассеянных синеватых сумерек — едва заметных вестников ночи. И в этой легкой предвечерней синеве неоновый свет, окружавший трех веселых кукольных толстяков, бросал на тротуар мертвящие блики, отчего все прохожие казались холоднолицыми привидениями.
Одно из привидений остановилось у края тротуара, запрокинуло голову и долго смотрело на пульсирующие неоновые дуги. Так пристально и жадно смотрят служители йоги на заходящее солнце, чтобы насытиться кармой.
Виктор увидел:
— Глеб?
Привидение резко обернулось, раскинуло руки, обняло Виктора.
— Вы пришли… Спасибо! — В тихом взволнованном голосе слышалась радость. — Я очень хотел увидеться с вами снова… очень… Пойдемте…
За стеклянными дверями их встретил полупоклоном величественный седобородый швейцар в униформе.
— Привет, Ерофеич! — сказал Глеб и подмигнул Виктору.
Швейцар вытянулся. Ладони к лампасам. Борода вперед. Взгляд прилип к важному гостю угодливо, преданно и… растерянно. Виктор тут же узнал, почему растерянно.
«Кто такой?.. Эхма, забыл… А ведь знаю его, знаю…»
— Вы здесь часто бывали? — спросил Виктор.
Глеб кивнул, обронил горестно:
— Это мой ресторан…
Три слова вместили весь леденящий душу похоронный марш. В такие минуты сочувствия не слышат…
Глеб провел его к маленькому столику на двоих, отстраненно стоящему в углу, возле ниши, прикрытой портьерой из темно-красного бархата.
Торжественно-тихий зал был украшен старинными картинами и фарфоровыми вазами. Непонятно откуда ниспадала, успокаивая и лаская, мягкая восточная мелодия.
Когда заиндевевшие рюмки с водкой поднялись, сблизились, постепенно и стыдливо перестукнулись, Виктор сказал:
— За вас. Все будет хорошо…
Глеб выпил, поморщился.
— Может быть… — хрустнул огурцом и продолжил мрачно, глядя в сторону на темно-красный бархат: — У меня Наденька пропала… Нет даже там, где должна была скрываться… Родственники тоже ничего не знают…
На этот раз Виктор дотронулся до его руки.
— Ну-ну… не надо… Я разыщу ее…
Глеб ничего не ответил, погруженный в свою беду. Потом вскинул голову, спросил безучастно:
— А вы как?
— Не знаю, — честно признался Виктор. — Хожу, как случайно попавший в этот город турист. Познаю все заново… холодно, рассудком… А чувства словно атрофировались…
— У меня наоборот, — сказал Глеб, наполняя рюмки. — Одни эмоции… Вихрем взрываются… Обуздываю себя, чтоб не закричать, не ударить, не разнести все к чертовой матери… Давайте еще по одной… Успокаивает… — Он выпил, оглядел ресторан. — Здесь все мое. Каждой мелочи историю знаю… Как домой пришел… А дом чужой…
— Ваш дом, — твердо произнес Виктор. — Дайте время, и все вернется…
Глеб недоверчиво покачал головой, снова потянулся к бутылке.
Рядом с ними внезапно откинулась темно-красная штора, закрывавшая нишу. Вышла маленькая женщина в строгом элегантном костюме. Виктор сразу и не узнал ее из-за необычной, вздыбившейся прически. А когда узнал, все вокруг исчезло. Только она, ее тонкая талия, легкая походка… Пришел в себя после того, как она скрылась за тяжелой дверью, над которой золотились буквы «Китайский зал». Привиделось? Нет… Повернулся
к Глебу:— Это ж моя Вера… Как она здесь оказалась?..
И увидел другое: Глеб тоже смотрел на двери «китайского» зала. Лицо исказила гримаса обиды и боли. Дрогнувшие губы выдавили зло, отчаянно:
— Это моя первая… Официальная жена…
— Та, которая…
— Да, та, которая… — Молчание (или тягучее ожидание?) длилось долго. Прервал его Глеб, кивнув в сторону бархатной шторы. — Там мой кабинет… Кабинет директора… хозяина ресторана…
Виктор не все еще осознал, но почувствовал, как рухнула под вскипевшей яростью его показная рассудочность. Теперь уже он сам был готов разнести все к чертовой матери… Их островок — столик с двумя полукреслами, он и Глеб смешались в одном раскаленном облике, наполненном несбывшимися надеждами, людской подлостью и обреченной отверженностью. И это облако вот-вот могло взорваться.
Но, случайно увидев, как Глеб опустошает одну рюмку за другой, Виктор сжал кулаки и сказал, подражая кому-то, властно:
— Остановись! Водка не поможет…
И ощутил — магический приказ подействовал и на него самого. Ярость начала утихать, все упрямее, четче проступали сурово-мстительные мысли. Кто-то словно подтолкнул, и он заговорил медленно, жестко, стараясь, как диктор, оттенять каждое слово:
— Теперь мы с вами повязаны одной целью. И у меня, и у вас «мое» стало «чужим». Сделали это грязные алчные существа… Обещаю вам…
Сбился, комок встал в горле. Тогда он стукнул ладонью о стол так, что вздрогнула посуда.
Вера горделиво прошествовала обратно в директорский кабинет.
— Начнем! — вскочил из-за столика Виктор. — Подождите меня!
— Начнем… Подожду… — с пьяным безразличием повторил Глеб. Ему, казалось, было все равно — сидеть или уходить, жить или лежать в гробу.
Недовольно вскинулась головка.
— Вы ко мне?
— Да. Я от Виктора Санина.
Глазки насторожились, зажглись интересом.
— Санина? Куда он пропал?.. Да вы садитесь…
— Уехал в Лондон, скоро вернется…
«Хороший подарочек отнесу я Пану».
«Пану? Почему Пану? — лихорадочно соображал Виктор. — Ну, конечно, Пану! Она же лицемерила, обманывала меня во всем!..»
— Когда он прилетает?
Но Виктор не ответил, пристально глянул в ее встревоженные глаза.
«Думай о Викторе!.. Думай!»
Она безвольно поддалась призыву.
«Опять этот противный ушастик. Если б я не легла с ним, жила бы, как жила. Теперь Пан снова заставит целовать его. Фу, гадость! Надо сказать. Пусть кончает с ним быстрее. Был ушастик, и нет ушастика. Всем спокойно».
Виктор терпел. Полостная операция без наркоза. Поезд уходит, навсегда увозит единственно родное. Земля вздрагивает, грохочут, разваливаясь, здания, кричат люди. Какую волю надо иметь, чтобы вынести это! И он грубо ворвался в самим же вызванную беду:
— Что передать ему?
— Скажите, что люблю, — нагло заявила Вера и опять спросила: — Когда он прилетает?
— Жду телеграмму.
«Меня не было здесь. Ты все забыла. Все забыла…»
Он выбежал из кабинета, словно задыхаясь от какого-то нестерпимо едкого дыма.