Граф в законе (сборник)
Шрифт:
Ткнув кулаком лейтенанта, Кондауров сказал-выдохнул:
— В «китайский»!
Зашагал крупно, торопливо, а по собственному ощущению не зашагал — пулей полетел в «китайский» зал.
Они разделились: лейтенант с левой, а Кондауров с правой стороны начали осматривать, ощупывать каждый выступ, каждую щербинку. Минут через двадцать гулко прилетело из угла:
— Достаньте спички, а лучше свечку.
Лейтенант сбегал в кухню, принес толстую оплывшую свечу.
Будто совершая таинственное священнодействие, огромный Кондауров стал медленно-медленно двигаться вдоль стены, то поднимая
— Принесите нож. Побольше…
Острый широкий тесак углубился в едва заметную щель между планками, чуть наклонился и легко, как крышку погреба, поднял квадратный — примерно метр на метр — вырез паркета. Легкий огонек мгновенно сдуло со свечи.
— За мной! — сказал Кондауров, ступив на металлическую лестницу.
Они осторожно шли в темноте, ощупывая ногами деревянный настил, пока не натолкнулись на вторую лестницу.
Тяжелый чугунный круг со скрежетом сдвинулся под напором плеча Кондаурова. Яркий свет ослепил на мгновение. До лейтенанта донеслось сверху:
— Вот где они вышли. Интересно! Ну, лейтенант, теперь мы можем очень содержательно побеседовать с нашей обезьяной.
Но беседа со Стингом сложилась не такой уж содержательной, как планировал Кондауров. Стинг вошел недовольный, хмурый. Сел. Ноздри его гневно двигались.
— Я Афган прошел… Вы пожалеете…
— Возможно, — легко согласился Кондауров, — Но пока вы здесь, я должен выяснить, как деньги коммерческого банка оказались в вашем чемодане.
— Я уже говорил.
— Придется повторить.
— Не буду.
— Ваше право. Но учтите, о смерти Хозяина и Зуба я кое-что знаю. Теперь у вас сто тысяч долларов и виза в Швейцарию. Согласитесь, есть о чем поразмыслить.
Стинг стиснул кулаки, задышал напряженно. Безучастный тон сильных и властных всегда сковывал провинившегося Стинга парализующим испугом. Лучше б они кричали, матерились, приказывали. Он еще в армии уяснил, что напускное равнодушие командира скрывает угрозу, которая непременно разразится большими неприятностями. Поэтому по-звериному пристально следил за склонившимся над столом Кондауровым. Много ли знает мент? Что задумал? Отчего молчит?
Всем нутром своим тревожно ощущал он затянувшееся ожидание. Крепился, крепился, пока не оторвалась какая-то перенатянутая струна, выдавил надломленно хриплым полушепотом:
— Да не помню я. Ничего не помню про эти деньги.
— Пожалуйста, подробнее, — терпеливо попросил Кондауров.
— Ладно, — покорился Стинг. — Сидел в общаге. Кто-то пришел. Но вот убей меня громом, не помню — кто. И говорил что — не помню. Как контузия хватила. Тот ушел. Или я ушел. Все в мозгах перекрутилось. Одно только засело: меня обложили, надо драпать в Швейцарию.
— Почему именно в Швейцарию?
— Откуда я знаю?! — взвыл отчаянно Стинг, глазки его безумно сузились, забегали. — В башку втемяшилось: «обложили», «Швейцария», «пароль „Кондауров“» — и все! Ну я и навострил лыжи. Дружок визу сварганил. Билет одна маруха купила. Но таможенники зацепили. Потом ваши пришли. А Хозяина и Зуба вы мне не клейте,
начальник. Я человек маленький. С такими дела не имею.— Не скромничайте, — деликатно выразился Кондауров.
— Клянусь, начальник.
— Ладно, об этом позже. Значит, не помните, кто вам вручил доллары?
— Как из ума вышибло. Вижу, не верите.
— Верю, — простодушно заявил Кондауров, — только отпустить вас пока не могу. Надо кое-что еще разведать. А потом постараюсь убедить начальство в вашей невиновности.
На лице Стинга медленно расплылось довольство. Ноздри аж затрепетали от волнения.
— Верите? Мне? Так я ж банковские деньги увозил. Неужели верите? Ну, начальник. Слышал о вас много уважительного, а, по правде говоря, не верил. Сказки, думал. А вы — человек. Век такое не забуду. А посидеть у вас — посижу. Сколько скажете. Раз такое отношение ко мне! Да я ж вам… — Маленькие глазки внезапно остановились в недоуменном ожидании. — А почему поверили?
— Вас заставил это сделать Виктор Санин.
— Кто?!
Умишком Стинг, видимо, не мог так сразу принять и освоить неожиданную новость.
— Где он сейчас? — спросил Кондауров.
Стинг отрицательно замотал головой, все еще пытаясь осмыслить услышанное ранее.
— Он с Паном?
Руки безвольно опустились, означая неведение. Та новость явно еще металась в его сознании неразгаданной.
— А Пан где?
В этот момент и раскололся в его уме злодейский орех-загадка. Стинг даже вскочил со стула.
— Санин? Ну, гад, ну, падла!.. Да я его своими руками!..
— А Пан где? — твердо повторил Кондауров.
Стинг опомнился. Сел, свирепо вращая ожившими глазками.
— Пан? — вник натужно в вопрос, сказал, заметно успокаиваясь: — Тут не просите. Пытайте, жгите. Не скажу. Он ничего плохого не сделал.
— Это вы так считаете, — многозначительно произнес Кондауров. — Ну ладно. — Он сухим жестом приказал ему встать, повернулся к белобрысому лейтенанту. — Пусть пока посидит там.
По укоренившейся привычке притянул к себе чистый лист бумаги, но разрисовывать его не стал. Опять никаких черточек к Гипнотизеру не проведешь. Повторилось знакомое: «Кто-то пришел… Кто, не помню… Потом оказалось, что…» Вот вездесущий ловкач! Где ж он скрывается, чертов сын? А может, в живых уже нет? Да жив, чую, жив. Где-нибудь бродит. Или сидит с Паном, насмехается над Кондауровым. Наверняка насмехается.
Было одно не поддающееся объяснению. Почему он отдал все деньги Стингу, а не Пану? Решил убрать Стинга? Подарив сто тысяч долларов? Очень странно. Как ни крути, а надо искать этого стервеца. Может, отпустить Стинга? Пусть покажет на радостях дорожку. Не к нему, так к Пану.
Беспрерывный и пока еще раздражающе бестолковый бег за призрачным Гипнотизером вымотал Кондаурова. И сейчас, возвращаясь домой, он мечтал об одном: открыть кран в ванной, подождать немного — пусть стечет нагревшаяся в трубах вода — и встать под ледяной душ, отогнать постоянно витающую вокруг скверну, забыться в прохладе хоть на время.
Он так и поступил. Открыл дверь, зажег свет и сразу зашел в ванную. Но не успел открыть кран. Сзади оглушительно громыхнуло. Мощная сила толкнула его на кафельную стену.