Графиня Де Шарни

Но генерал посмеялся надо всеми этими опасениями и, будучи человеком благодушным и любителем поговорить, рассказал им, откуда пошли все эти слухи, как г-жа де Рошрель и г-н де Гувьон усердствовали в их распространении, как он сам, желая удостовериться в их ложности, присутствовал при отходе короля ко сну – точно так же, если они задержатся еще на несколько минут, они смогут присутствовать при отходе ко сну самого Лафайета, – и под конец, поскольку все его разглагольствования не вполне их убедили, г-н де Лафайет сказал им, что ручается головой за короля и все королевское семейство.

После этого упорствовать в недоверии было уже невозможно; итак, патриоты удовольствовались тем, что спросили у г-на де Лафайета пароль, чтобы их беспрепятственно пропустили по домам. Г-н де Лафайет не преминул оказать им эту любезность и сообщил пароль.

Однако, завладев паролем, они решили заглянуть в зал Манежа, узнать, нет ли чего новенького с этой стороны, а потом осмотреть дворы Тюильри и удостовериться в том, что там не происходит ничего необычного.

Они прошли вдоль улицы Сент-Оноре и собирались уже свернуть на улицу Эшель, как вдруг на них вылетел всадник, скакавший галопом. Поскольку в такую ночь любое событие было достойно внимания, они преградили ему путь скрещенными ружьями и заставили остановиться.

Всадник остановился.

– Чего вы хотите? – спросил он.

– Хотим знать, куда вы едете? – объявили солдаты национальной гвардии.

– В Тюильри.

– Что вам надо в Тюильри?

– Отчитаться перед королем в поручении, которое он на меня возложил.

– В такое время?

– Разумеется.

Один патриот, похитрее, мигнул остальным, чтобы предоставили дело ему.

– Но король теперь спит, – заметил он.

– Да, – согласился всадник, – но его разбудят.

– Если вы имеете дело к королю, – продолжал все тот же хитрец, – вы должны знать пароль.

– Совсем не обязательно, – возразил всадник, – ведь я мог прибыть из-за границы, а не из места, которое расположено в трех лье отсюда, и мог отсутствовать уже месяц, а не два часа.

– Это верно, – признали солдаты национальной гвардии.

– Значит, вы видели короля два часа назад? – продолжал допытываться все тот же хитрец.

– Да.

– Вы с ним говорили?

– Да.

– И чем же он занимался два часа тому назад?

– Ждал, когда уедет генерал Лафайет, чтобы лечь спать.

– Таким образом, пароль вам известен?

– Разумеется; зная, что я вернусь в Тюильри в час или два ночи, генерал сообщил мне его, чтобы меня не задержали.

– И этот пароль?

– Париж и Пуатье.

– Что ж, – сказали солдаты национальной гвардии, – все правильно.

Счастливо возвращаться, товарищ, и передайте королю, что нашли нас бдящими у дверей Тюильри из опасения, как бы он не сбежал.

И они расступились, пропуская всадника.

– Не премину, – отозвался тот.

И, пришпорив коня, он устремился в ворота и скрылся из виду.

– Не подождать ли нам, пока он выедет из Тюильри, чтобы узнать, виделся ли он с королем? – предложил один из патриотов.

– Ну, а если он заночует в Тюильри, – возразил другой, – нам что же, ждать до утра?

– И впрямь, – согласился первый, – и видит Бог, вот уже и король лег спать, и господин Лафайет ложится, пойдемте-ка и мы на боковую, и да здравствует нация!

Двадцать пять или тридцать патриотов хором подхватили клич: «Да здравствует нация!. – и отправились спать, счастливые и гордые: ведь они слышали из уст самого Лафайета, что бегства короля из Парижа можно не опасаться.

Глава 23. ДОРОГА

Мы видели, как четверка крепких лошадей пустилась резвой рысью, увлекая за собой карету, в которой ехали король и его семейство; последуем же за ними, наблюдая все подробности путешествия, как наблюдали мы все подробности побега. Событие это так значительно само по себе и оказало столь роковое влияние на судьбу беглецов, что малейшее происшествие на их пути представляется нам достойным внимания и интереса.

К трем часам утра начало светать; в Мо переменили лошадей. Король проголодался, и решено было почать запас провизии. Этот запас состоял из куска холодной телятины, который вместе с хлебом и четырьмя бутылками шампанского без пены заранее был сложен в погребец графом де Шарни.

Поскольку ни ножа, ни вилок не было, король кликнул Жана.

Жан, как мы помним, было дорожное имя г-на де Мальдена.

Г-н де Мальден приблизился.

– Жан, – сказал король, – дайте-ка нам ваш охотничий нож, мне нужно нарезать телятину.

Жан извлек из ножен свой охотничий нож и поднес его королю.

Королева тем временем выглядывала из кареты и смотрела назад, несомненно надеясь увидеть возвращающегося Шарни.

– Не хотите ли угоститься, господин де Мальден? – вполголоса спросил король.

– Нет, государь, отвечал г-н де Мальден, также понизив голос, – мне еще ничего не надобно.

– Прошу вас и ваших товарищей не церемониться, – сказал король.

Потом, обернувшись к королеве, которая по-прежнему выглядывала из кареты, он осведомился:

– О чем вы задумались, сударыня?

– Я? – и королева попыталась изобразить улыбку. – Я думаю о господине де Лафайете; возможно, сейчас у него изрядно испортилось настроение.

Потом она обратилась к г-ну де Валори, который в свой черед приблизился к дверце кареты.

– Франсуа, – сказала она, – по-моему, все идет хорошо, и, если бы нас должны были остановить, это уже было бы сделано. Никто не заметил нашего отъезда.

– Это более чем вероятно, государыня, – отвечал г-н де Валори, – поскольку я не замечаю вокруг никакого движения и ничего подозрительного.

Полно, полно, государыня, мужайтесь, все идет хорошо.

– В путь! – прокричал форейтор.

Г-н де Мальден и г-н де Валори вновь взобрались на козлы, и карета покатила дальше.

Около восьми утра дорога пошла в гору. Справа и слева дорогу обступал прекрасный лес, где щебетали птицы и первые лучи ослепительного июньского дня, подобно золотым стрелам, пронизывали кроны деревьев.

Форейтор пустил лошадей шагом.

Оба гвардейца соскочили с козел.

– Жан, – сказал король, – велите остановить карету и откройте нам дверцу: я хочу пойти пешком и полагаю, что и дети, и королева не откажутся от небольшой прогулки.

Г-н де Мальден подал знак, почтальон остановил лошадей; дверца распахнулась, король, королева, Мадам Елизавета и дети вышли, и в карете осталась только г-жа де Турзель, которой сильно нездоровилось.

В тот же миг кучка августейших путешественников рассеялась по дороге; дофин принялся охотиться за бабочками, а юная принцесса – собирать цветы.