Графиня Де Шарни
Шрифт:
Потом один из этих людей поспешно удалился.
Другой подошел ближе.
– Государь, – вполголоса произнес он, – не выглядывайте из кареты, вы себя погубите.
Потом обратился к форейторам.
– А ну, пошевеливайтесь, бездельники! – сказал он. – Разве так услужают добрым путешественникам, которые платят тридцать су за прогон?
И сам принялся помогать форейторам.
Это был смотритель почтовой станции.
Наконец запрягли лошадей, форейторы вскочили в седло. Первый форейтор хочет стронуть своих лошадей с места.
Обе лошади падают.
Лошадей поднимают ударами
Одна из лошадей придавила собой форейтора.
Шарни, который молча ждал поодаль, потянул форейтора на себя, высвободил его из-под лошади, под которой остались его ботфорты.
– Сударь! – вскричал Шарни, обращаясь к смотрителю станции и не зная о его предательстве. – Каких лошадей вы нам дали?
– Лучших во всей конюшне! – отвечал тот.
Просто на лошадях были так туго натянуты постромки, что чем больше они старались встать, тем сильнее запутывались.
Шарни бросился распускать постромки.
– А ну-ка, – сказал он, – распряжем и запряжем снова, так оно выйдет быстрее.
Смотритель, плача от отчаяния, берется за работу. Тем временем человек, приметивший путешественников, бросается к мэру: он сообщает, что в это время король и все королевское семейство меняют лошадей на почтовой станции, и просит отдать приказ об их аресте.
На счастье, мэр оказался не слишком ревностным республиканцем, а может быть, просто не желал брать на себя такую ответственность. Вместо того чтобы пойти и убедиться самому, он ударился в бесконечные расспросы, стал уверять, что такого не может быть, и в конце концов, выведенный из себя, явился-таки на почтовую станцию в тот миг, когда карета скрылась за поворотом дороги.
Было потеряно более двадцати минут.
В королевской карете царило смятение. Эти лошади, падавшие одна за другой без всякой видимой причины, напомнили королеве о свечах, которые угасали сами по себе.
Тем не менее, выезжая из городских ворот, король, королева и Мадам Елизавета хором сказали:
– Мы спасены!
Но через сотню шагов какой-то человек бросился к карете, заглянул в окно и крикнул августейшим путешественникам:
– Вы плохо подготовились: вас арестуют!
У королевы вырвался крик, человек метнулся в сторону и скрылся в лесу.
К счастью, до Пон-де-Сомвеля оставалось не больше четырех лье, а там ждут г-н де Шаузель и сорок его гусар.
Беда только в том, что было уже три часа дня и они опаздывали на четыре часа!
Глава 24.
СУДЬБА
Как мы помним, герцог де Шуазель укатил в почтовой карете вместе с Леонаром, который был в отчаянии от того, что не запер дверь своей спальни, увез плащ и шляпу своего брата и нарушил обещание г-же де л'Ааж сделать ей прическу.
Беднягу Леонара утешало только одно: г-н де Шуазель твердо обещал ему, что увезет его только за два-три лье и даст ему особое поручение от имени королевы, а потом он будет свободен.
И вот в Бонди, чувствуя, что карета останавливается, он вздохнул с облегчением и приготовился выходить.
– Потому что Катрин больше нет.
– Мы еще не добрались до места.
Лошади были заказаны заранее; за несколько
секунд их впрягли, и карета стрелой помчалась дальше.– Но все-таки, сударь, – спросил бедный Леонар, – куда же мы едем?
– Не все ли вам равно, – возразил г-н де Шуазель, – если завтра утром вы будете дома?
– В самом деле, – согласился Леонар, – лишь бы мне быть в Тюильри в десять утра, чтобы причесать королеву.
– Ведь вам только того и надо, не правда ли?
– Разумеется. Только не худо бы мне вернуться пораньше, я тогда успел бы успокоить брата и объяснить госпоже де л'Ааж, что не по своей вине не сдержал данного ей слова.
– Если дело только в этом, успокойтесь, любезный Леонар, все будет как нельзя лучше, – отвечал г-н де Шуазель.
У Леонара не было никаких оснований предполагать, что г-н де Шуазель хочет его похитить, поэтому он успокоился, во всяком случае на время.
Но в Кле, видя, что в карету вновь впрягают свежих лошадей, а о том, чтобы остановиться и речи нет, несчастный вскричал:
– Что это, ваша светлость? Разве мы едем на край света?
– Послушайте, Леонар, – с важным видом сказал ему г-н де Шуазель, – я везу вас не в дом под Парижем, а на самую границу.
Леонар испустил вопль, уронил руки на колени и в ужасе уставился на герцога.
– На… на гра… на границу? – пролепетал он.
– Да, мой дорогой. Там, в моем полку, меня будет ждать письмо, представляющее чрезвычайную важность для королевы. Поскольку я не имею возможности передать его ей собственноручно, я нуждался в надежном человеке, который мог бы его доставить. Я попросил ее указать мне такого человека, и выбор ее пал на вас, поскольку в силу вашей преданности вы наиболее заслуживаете ее доверия.
– Ох, сударь, – воскликнул Леонар, – конечно, я заслуживаю доверия королевы! Но как же я вернусь? На мне легкие башмаки, белые шелковые чулки, шелковые кюлоты. У меня при себе ни белья, ни денег.
Милейший парикмахер совсем забыл, что в карманах у него бриллианты королевы на два миллиона.
– Не беспокойтесь, дружище, – сказал ему г-н де Шуазель. – У меня в карете припасены сапоги, одежда, белье, деньги – словом, все, что вам может понадобиться, и вы ни в чем не испытаете недостатка.
– Конечно, ваша светлость, я-то рядом с вами могу не беспокоиться, у меня все будет, но как же мой бедный брат, у которого я забрал шляпу и плащ, но как же бедная госпожа де л'Ааж, которую никто, кроме меня, не умеет толком причесать… Боже, Боже, чем все это кончится?
– Все будет хорошо, любезный Леонар, по крайней мере я на это уповаю.
Они неслись как ветер; г-н де Шуазель велел своему курьеру приказать, чтобы в Монмирайле, где им предстояло провести остаток ночи, для них приготовили две постели и ужин.
Прибыв в Монмирайль, путешественники убедились, что и постели, и ужин ждут их.
Если не считать плаща и шляпы, заимствованных у брата, да горя из-за неисполненного обещания причесать г-жу де л'Ааж, Леонар вполне утешился.
Время от времени он даже отпускал радостные восклицания, из которых легко было заключить, что гордость его польщена: как-никак сама королева избрала его для выполнения какой-то, судя по всему, весьма важной миссии.