Графиня Де Шарни

– Нет, государь.

– Он сказал, что вы отказались от предложенных апартаментов и поселились в мансарде.

– Совершенно верно, государь.

– Но почему же, граф?

– Да потому, государь.., потому что я живу один и, пользуясь незаслуженной милостью ваших величеств, счел себя не вправе лишать апартаментов дворецкого, когда мне довольно и простой мансарды.

– Прошу прощения, дорогой граф: вы отвечаете так, будто вы по-прежнему обыкновенный офицер и холостяк; однако вам поручено – и я надеюсь, что в трудную минуту вы об этом не забудете! – важное дело; кроме того, вы женаты: что вы будете делать с графиней в жалкой мансарде?

– Государь! – отвечал Шарни с печальным выражением, не ускользнувшим от внимания короля, как ни мало был он приметлив. – Я не думаю, чтобы графиня де Шарни сделала мне честь, разделив со мною мои апартаменты, будь они просторными, будь они небольшими.

– Но вы же знаете, граф, что хотя графиня де Шарни и не состоит на службе у королевы, они – подруги. Королева ни дня не может прожить без графини. Правда, с некоторых пор я, как мне кажется, стал замечать, что между ними наступило охлаждение… А когда графиня де Шарни приедет во дворец, где же она будет помещена?

– Государь! Я не думаю, что, графиня де Шарни когда-нибудь возвратится во дворец, если на то не будет особого приказания вашего величества.

– Да ну?

Шарни поклонился.

– Не может быть! – воскликнул король.

– Прошу меня простить, ваше величество, однако я уверен в том, что говорю.

– А знаете, меня это удивляет меньше, чем вы могли бы предположить, дорогой граф; я, по-моему, только что вам сказал, что заметил некоторое охлаждение между королевой и моей любимицей…

– Да, ваше величество, вы изволили так сказать.

– Женские капризы! Мы постараемся это уладить. А пока я, кажется, сам того не желая, веду себя по отношению к вам, как тиран!

– Что вы говорите, государь?

– Да ведь я же принуждаю вас оставаться в Тюильри, в то время как графиня проживает.., где она проживает, граф?

– На улице Кок-Эрон, государь.

– Я вас об этом спрашиваю по привычке королей задавать вопросы, а также отчасти из желания узнать адрес графини; ведь я знаю Париж не лучше какого-нибудь русского или австрийца и потому не знаю, далеко ли от Тюильри улица Кок-Эрон.

– Совсем рядом, государь.

– Тем лучше. Теперь я понимаю, почему у вас в Тюильри только временное пристанище.

– Моя комната в Тюильри, государь, не просто временное пристанище, – вымолвил Шарни с той же печалью в голосе, какую король уже имел случай заметить. – Напротив, это – мое постоянное жилище, где меня можно застать в любое время суток.

– Ого! – откинувшись в кресле и забывая о еде, воскликнул король. – Что вы хотите этим сказать, граф?

– Прошу прощения, ваше величество, но я не совсем понимаю, что означают вопросы, которые я имею честь слышать от вашего величества.

– Да разве вы не знаете, что у меня добрая душа? Я отец и супруг прежде всего; внутренние дела дворца волнуют меня ничуть не меньше, нежели сношения моего королевства с иностранными государствами… Что это значит, дорогой граф? Не прошло и трех лет после вашей женитьбы, а у графа де Шарни – «постоянное» жилье в Тюильри, в то время как графиня де Шарни «постоянно» проживает на улице Кок-Эрон!

– Государь! Я могу ответить вашему величеству лишь следующее: графиня де Шарни хочет жить отдельно.

– Но вы хоть бываете у нее ежедневно?.. Нет.., дважды в неделю?..

– Государь! Я не имел удовольствия видеть графиню де Шарни с того самого дня, как король приказал мне о ней справиться.

– Так ведь.., с тех пор прошло уже больше недели?

– Десять дней, государь, – взволнованно произнес Шарни.

Король уловил в словах графа едва заметные нотки страдания.

– Граф! – промолвил Людовик XVI с добродушным выражением, так шедшим «доброму семьянину», как он сам себя иногда называл. – Граф, это – ваша вина!

– Моя вина? – невольно покраснев, торопливо переспросил Шарни.

– Да, да, ваша вина, – продолжал настаивать король. – Если мужчину оставляет женщина, да еще столь безупречная, как графиня, в этом всегда отчасти виноват мужчина.

– Государь!

– Вы можете сказать, что это не мое дело, дорогой граф. А я отвечу вам так: «Ошибаетесь: это – мое дело; король многое может сделать одним своим словом». Ну, будьте со мной, откровенны: вы оказались неблагодарны по отношению к бедной мадмуазель де Таверне, а она так вас любит!

– Она меня любит?.. Простите, государь… Ваше величество, вы изволили сказать, что мадмуазель де Таверне меня….любит?..

– Мадмуазель де Таверне, или графиня де Шарни, – это одно и то же лицо, я полагаю.

– И да и нет, государь.

– Я сказал, что графиня де Шарни вас любит, и продолжаю это утверждать.

– Государь! Вы знаете, что я не могу солгать вам.

– Можете лгать, сколько хотите, я знаю, что говорю.

– И вы, ваше величество, по некоторым признакам, понятным, очевидно, только вашему величеству, заметили, что графиня де Шарни.., меня любит?..

– Я не знаю, мне ли одному были понятны эти признаки, дорогой граф; однако я знаю наверное, что в страшную ночь шестого октября, с той самой минуты, как графиня присоединилась к нам, она ни на секунду не отводила от вас взгляда, и в глазах ее читалась душевная тревога, читалась до такой степени ясно, что когда ворота Лей-де-Беф готовы были вот-вот затрещать, я увидел, что бедняжка подалась вперед, чтобы заслонить вас собою.

Сердце Шарни болезненно сжалось. Ему показалось, что он заметил в поведении графини нечто сходное с тем, о чем говорил король; однако боль от его последнего свидания с Андре была еще слишком остра, чтобы он мог поверить и невнятному голосу своего сердца, и утверждениям короля.

– Я потому еще обратил на это внимание, – продолжал Людовик XVI, – что уже во время моего путешествия в Париж, когда королева послала вас ко мне в Ратушу она сама мне потом рассказала, что графиня едва не умерла от горя, пока вас не было, а позже – от радости, когда вы благополучно вернулись.

– Государь! – с печальной улыбкой заметил Шарни. – Богу было угодно, чтобы те, кто по рождению выше нас, имели то преимущество, что могут читать в чужих сердцах тайны, недоступные другим людям. Если король и королева это видели, значит, так оно и было. Однако мое слабое зрение позволило мне увидеть другое; вот почему я прошу короля не обращать внимания на пламенную любовь ко мне графини де Шарни, если ему угодно поручить мне какое-нибудь опасное дело или послать куда бы то ни было с поручением. Я бы с удовольствием уехал из Парижа, даже с риском для жизни.