Грань бездны

Что ни говори, а де Бодье провел просто гениальный дипломатический финт. Возможно, самый виртуозный в своей жизни. И когда настал час вингорцам исполнять обещание и гнать заложника взашей, они спровадили его пусть не с оркестром, но один черт куда почтительнее, чем нас. В награду за примерное поведение они даже одарили Сенатора кошелем монет и указали, в какой стороне расположен ближайший город; им, как легко догадаться, был Аркис-Грандбоул. А восхищенный успехами ученика Шомбудаг в знак благодарности снял свой бриллиантовый обруч, после чего прилюдно водрузил его на голову Гуго. И неважно, что в современном мире эта старинная драгоценность стоила втрое меньше, чем равный ей по весу кусок иностали. Важен был сам факт признания крылатым народом заслуг Бескрылого в постижении еще недавно чуждых ему священных истин.

И нам бы следовало восхититься изяществом, с каким наш товарищ выкрутился из заведомо проигрышной для него ситуации. Вот оно, казалось бы, наглядное опровержение слов древнего пророка Екклесиаста, изрекшего, что многие знания несут человеку многие печали. Ан нет, не выйдет у нас поспорить с ветхозаветным мудрецом. И для хитрого Гуго Екклесиаст не сделал исключения, так что рано радовался Сенатор, шагая по хамаде в сторону Аркис-Грандбоула и позвякивая оттягивающим карман кошелем. Обретенная де Бодье через знания свобода оказалась палкой о двух концах. И один из них вскоре пребольно огрел его по увенчанной вингорским обручем голове.

Последним разумным поступком Гуго, перед тем как он скатился на путь фатальных ошибок, был уход от гвардейцев, что после переговоров с вингорцами тоже рванули к Великой Чаше. Завидев позади себя на горизонте пылевую тучу, толстяк не мешкая достиг ближайшего нагромождения скал и спрятался среди них, боясь пошевелиться и лишний раз вздохнуть. Де Бодье пролежал там до тех пор, пока за пронесшимися мимо Кавалькадой и «Гольфстримом» не улеглась пыль. После чего, никем не замеченный, выбрался на свет и, вопя от радости, исполнил нечто среднее между канканом и пляской святого Витта. Да и как было не радоваться горемыке, который, словно тот безногий сказочный карлик Коул О’бок, умудрился уйти от стольких неминуемых смертей и находился уже в считаных километрах от Аркис-Грандбоула…

Колыбель Новой Веры встретила давненько не бывавшего здесь Гуго на удивление приветливо. До одури опьяненный свободой, он даже не задумался над тем, что его, одинокого и подозрительного бродягу, могут задержать жандармы. Однако верно говорят, что дуракам везет. Сенатор прошел через ворота с блаженной улыбкой на лице, а привратники не только не остановили его, но еще и заботливо предостерегли, чтобы он вел себя пристойно, потому что в городе гостит посланник Владычицы Льдов. Приговоренный давеча этим самым посланником к мучительной смерти, де Бодье пожелал мсье привратникам в ответ удачи и, продолжая улыбаться, ступил на улицы Великой Чаши.

Что перво-наперво делает человек, выпутавшийся невредимым из стольких передряг и оказавшийся наконец-то предоставленным самому себе? Правильно: идет развлечься и промочить горло туда, где ему будут рады. Для Гуго таким местом в Аркис-Грандбоуле был кафешантан «Веселый Бонапарт», находящийся в Маленьком Париже – квартале, где селились выходцы из Аркис-Капетинга. И где уж точно не появились бы кабальеро, поскольку гостящие здесь южане, как правило, редко покидают центральную, наиболее благопристойную часть города. В «Веселый Бонапарт» наш друг и направился, желая сначала хорошенько расслабиться, а уже потом озаботиться тем, как ему добраться до Столпа Трех Галеонов.

Загодя отложив на грядущее путешествие половину имеющейся при нем наличности, прочие свои деньги Сенатор решил с чистой совестью прокутить. Истосковавшись по хорошей выпивке и жаждущим приласкать его красоткам, Гуго ввалился в кафешантан, быстро нашел там старых знакомых и, ни в чем себе не отказывая, с головой окунулся в веселье. На вопросы, откуда он здесь взялся, гуляка отвечал просто: уволился от шкипера Проныры, получил расчет и теперь занят поисками новой прибыльной работенки. И поскольку уже наслышанные о плачевной судьбе «Гольфстрима» перевозчики в «Веселый Бонапарт» не захаживали (в Чаше у нас имелся свой излюбленный бар – «Под колесом»), никто не мог поймать де Бодье на лжи и донести на него гвардейцам.

Все шло чинно-мирно – или, вернее, беззаботно и весело – до тех пор, пока кто-то в собравшейся вокруг Гуго компании не заговорил о политике. А она в священном городе была извечно связана с религией, и потому вскоре спорщики уже перетирали кости и синоду, и первосвященнику Нуньесу. Неизвестно, как сурово пресекались бы подобные разговоры, воцарись в Аркис-Грандбоуле церковный диктат, но сегодня они еще не являлись поводом для обвинения в вероотступничестве. Тем более что до откровенной хулы на Церковь и Септет Ангелов любители трактирных споров скатывались редко – боялись, что им намнут бока вездесущие паломники. Нарваться здесь на их гнев было гораздо вероятнее, нежели угодить к жандармам по обвинению в публичной ереси.

Тем вечером в «Веселом Бонапарте» тоже вроде бы не случилось никаких эксцессов. Однако, несмотря на это, следующее утро Гуго встретил уже в камере для вероотступников, а не на кровати гостиничного номера в обнимку с пьяной шлюхой, хотя именно в таком антураже он и уснул далеко за полночь.

Что же такого жуткого натворил наш безобидный друг в кафешантане, если им вдруг заинтересовались жандармы, а вслед за ними и церковный суд?

Слово за слово, и вот уже пьяные спорщики углубились в дебри экзотических в Чаше верований кочевников-бедуинов, северян и вингорцев. Само собой, что когда речь зашла о последних, де Бодье не смог удержаться, чтобы не блеснуть перед собутыльниками недавно полученными знаниями об учении Серебряного Луча. Устроенная Сенатором лекция была столь красочной и пространной, что вызвала резонный вопрос, откуда ему известны подробности всего того, о чем он сейчас тут наплел. На что изрядно захмелевший эксперт без ложной скромности заявил: мол, в отличие от вас, болтунов, я изучал заповеди пророка Наранира не по сплетням, а у самого Шомбудага Светлогривый Грифон, коему волею судьбы мне пришлось оказать недавно одну важную услугу. Так что хотите верьте, хотите нет, а все сказанное мной есть истина в последней инстанции, и потому дальнейшие споры насчет вингорской религии можно считать закрытыми.

Иного бахвала на его месте в «Веселом Бонапарте» вмиг освистали бы или обозвали бы лжецом. Но здешняя публика знала, кто такой де Бодье и кем он был до того, как стал механиком. Поэтому ему всего лишь прозрачно намекнули, что даже само его знакомство с Шомбудагом кажется очень уж фантастичным. Не говоря о том, что глава совета вингорских кланов еще и вел с Гуго беседы о высоком и вечном. Возможно, мсье Сенатор просто малость перебрал и, утратив связь с реальностью, начал выдавать желаемое за действительное?

Претензии к де Бодье были высказаны довольно тактично. Но он все равно побагровел от злобы, сжал кулаки и собрался было ринуться на защиту собственной чести. И ринулся бы, кабы кто-то из собутыльников вдруг не заикнулся об одном давнишнем случае, который сразу же припомнили еще несколько человек за столом. Точно, поддакнули они, было такое много лет назад – во времена, когда вингорцы еще только постигали простую истину, что торговать иносталью намного выгоднее, чем разбойничать. В тот год власти Аркис-Грандбоула снарядили к ним дипломатического представителя, и тот, тоже будучи приобщенным к учению пророка Наранира, получил от совета вингорских кланов почетный дар: древнюю золотую корону. Которая ныне хранится в местной ратуше наряду с прочими памятными подарками, преподнесенными правителям Великой Чаши послами дружественных городов.

Совсем запамятовавшему в пьяном угаре о припрятанном на дне сумки подарке Шомбудага, Гуго оставалось лишь воскликнуть «Вуаля!» и с гордостью продемонстрировать скептикам бриллиантовый обруч. Тут уж им крыть стало нечем. Наслышанным о пристрастии вингорских вождей носить подобные украшения собутыльникам де Бодье пришлось признать его безоговорочную правоту. Тем паче что это они сами надоумили Сенатора вспомнить об имеющемся у него неопровержимом доказательстве.

Однако не всех посетителей кафешантана блестящий в полном смысле слова аргумент гостя заставил угомониться. Кое-кто сделал из этого совсем другие выводы и обернул победу Гуго против него самого. Да так, что вскоре он вообще пожалел, что послушался вингорцев и пошел в Великую Чашу, а не куда-то еще. Кто именно донес на него жандармам – один из собутыльников или шлюха, что весь вечер просидела у Сенатора на коленях, – ему не сообщили. Зато обвинение сфабриковали на диво споро. И когда де Бодье продрал глаза и оторвал похмельную голову от тюремного матраца, у церковников уже имелись ответы на все вопросы, какими засыпал их изумленный арестант.