«Гран-При» для убийцы

Поиски парня ни к чему не привели. Соседи в один голос утверждали, что молодой водитель уехал сегодня рано утром и с тех пор не возвращался домой. Собственно, домом общежитие можно было назвать с очень большой натяжкой. Место проживания беженцев нельзя было назвать даже общежитием. За последние восемь лет после начала карабахской войны в Азербайджане было около миллиона беженцев, многие из них стремились осесть в Баку.

Вокруг города возникли палаточные городки беженцев, все общежития, дома отдыха, пионерские лагеря были отданы для беженцев, число которых непрерывно росло. В таких условиях размещать людей с комфортом невозможно, и многие были рады элементарной крыше над головой. Баку конца века был городом еще более разительных контрастов, чем в начале века. Здесь росло число миллионеров, строились офисы и банки, возводились элитарные дома, в казино проигрывались сотни тысяч долларов. И в этом же городе без работы и без средств влачили жалкое существование десятки, сотни тысяч людей, часто не имеющих даже крыши над головой.

Касумов распорядился сообщить в автоинспекцию о срочном задержании автомобиля Шарифа, где бы он ни находился. В условиях послераспадного периода самой стабильной структурой правоохранительных органов, работающей с неизменным рвением, были сотрудники ГАИ, мздоимство которых превосходило все мыслимые степени и принимало откровенно вымогательский характер. Но сама структура работала, несмотря на все сложности. И довольно скоро Касумову сообщили, что автомобиль задержан на проселочной дороге.

Их автомобиль немедленно рванулся в сторону поста ГАИ, где ожидала задержанная машина. От нетерпения Касумов постукивал пальцами по переднему сиденью. Он традиционно садился на заднее сиденье. Машина подъехала к предполагаемому месту через двадцать минут после полученного сообщения, но, кроме полицейского «жигуленка», других автомобилей здесь не было.

– Где водовоз? – закричал Касумов, выскакивая из машины. За ним вышли двое его сотрудников.

– Какой водовоз? – спросил, растягивая слова, старший лейтенант полиции, похожий на куклу: с круглым лицом, будто наклеенными усиками и круглыми, немного навыкате глазами.

– Где машина? – заорал Касумов.

– Где машина? – повернулся к своему сержанту офицер полиции. – Вы ее отпустили?

– Мы остановили машину, все проверили, как нам и приказывали, начальник, – доложил сержант, вытягиваясь перед офицером, – но все было в порядке.

– Вы его отпустили? – выдохнул Касумов.

– Мы проверили его документы, права. Все было в порядке, – начал повторяться сержант. Офицер полиции стоял, с жуликоватым видом глядя на сотрудников Министерства национальной безопасности.

– Как вы могли его отпустить? – разозлился Касумов, обращаясь к офицеру. – Вы же получили наш приказ.

– Я в это время разговаривал с другим клиентом, – начал объяснять офицер, – и не видел, как мой сержант его отпустил.

– С клиентом? – передразнил Касумов. – У вас все водители клиенты.

– Ах ты подлец, негодяй! – закричал нарочито громко офицер полиции на своего сержанта. – Ты почему его отпустил?!

– Оставьте этот спектакль, – поморщился Касумов, – можно подумать, вы отпустили его даром. Наверное, в кармане у тебя, подлеца, все еще хрустят доллары, которые он тебе заплатил. В какую сторону он поехал?

– Не видел, – сделал еще более круглые глаза кукольнолицый.

– Сукин сын! – бросил ему Касумов, усаживаясь в машину. – Давайте, ребята, быстрее в сторону города. Может, успеем перехватить.

Когда их автомобиль отъехал, старший лейтенант, улыбаясь, сказал своему подчиненному:

– Я их хорошо знаю. Только ругаться могут. А сами деньги берут больше нашего. Просто вид делают, что честные.

– А где моя доля? – деловито спросил сержант.

– Потом отдам, – отмахнулся офицер, – смотри, какая машина едет. Кажется, «БМВ». Давай тормози.

– У нее государственный номер, – отмахнулся сержант.

Офицер немедленно вытянулся и отдал проезжающей машине честь. Его явно не смущало, что машина неслась на куда большей скорости, чем это было дозволено местными правилами. Офицер, улыбаясь приклеенными усами, проводил взглядом автомобиль.

– Опять передают, – сказал сержант, – опять эти психи из МНБ требуют у всех постов остановить водовоз.

– Дураки, – презрительно сказал старший лейтенант, – вот такие дураки там и работают. Я вчера встречался с одним таким дураком. Он журналист, но ничего не понимает в жизни. Мы с ним договорились, чтобы я ему заплатил за его комнату, а я начал умолять, что у меня денег нет. Вот этот дурак и поверил. Десять тысяч долларов просто так скостил, поверил мне на слово.

– Повезло, – восхищенно сказал сержант.

– Конечно, повезло, – кивнул офицер, – дураков всегда хватает.

– А если они на нас пожалуются? – опасливо спросил осторожный сержант.

– Ничего не будет. Машину мы задержали, все документы проверили. Он же не будет всем рассказывать, что дал нам двести долларов, даже если его поймают. А если они пожалуются, мы все объясним начальству. Не бойся, со мной не пропадешь.

С этими словами он сунул руку в карман и потрогал две сотенные бумажки, полученные от молодого водителя. «Какие наглые эти водовозы, – подумал он с умилением. – Когда их останавливаешь, даже одного ширвана [1] не допросишься. А у этого в кармане стодолларовые купюры были. Больше нужно с них денег брать. Им, наверное, дачники много платят. Вообще, в последнее время все эти водители так обнаглели, что уже и платить не хотят. Каждый, кого останавливают, называет имя какого-нибудь начальника и отказывается платить».

1

Ширван – местная валюта. Десять тысяч манат, что равно примерно двум с половиной долларам.

– Повезло, – снова услышал он голос сержанта.

– Ты про что? – спросил он, насторожившись.

– Я про журналиста, – напомнил сержант.

– Ах да, – облегченно вздохнул офицер, – смотри, вон идут «Жигули». Кажется, с грузом...

– Он обычно арбузы перевозит со своей дачи. Я его знаю.

– Давай останови. Как раз сделаем деньги и для тебя.

– Он больше одного ширвана не даст, – лениво сказал толстый сержант, отходя от своей машины.

– Ничего! – крикнул офицер. – Мы не жадные. Это тоже деньги.

Москва. 6 апреля 1997 года

В это воскресенье полковник Мовсаев должен был встретиться с бывшим сотрудником четвертого отдела Первого главного разведывательного управления КГБ СССР. Он был одним из тех, кто обеспечивал связь между восточногерманской разведкой и разведкой бывшего СССР. Четвертый отдел ПГУ курировал вопросы, касающиеся обеих Германий и Австрии. Многие специалисты по восточногерманским отношениям ушли на пенсию или в отставку после развала Германской Демократической Республики. Сотрудники четвертого отдела ПГУ еще за два года до падения Берлинской стены предупреждали советское руководство о необходимости коренных реформ в ГДР, но их голос не был услышан ни в Москве, ни в Берлине. К тому же Горбачев и Шеварднадзе считали, что перестройка в ГДР должна развиваться по их собственному сценарию, и в результате сначала развалили восточный блок, а затем и собственную страну.

Мовсаев с Никитиным выехали за город, чтобы встретиться с бывшим сотрудником четвертого отдела, полковником в отставке Якимовым, который раньше занимался обеспечением связи через разведку ГДР с группой Ахмеда Мурсала. Они приехали на дачу в одиннадцатом часу утра и беседовали с хозяином дома около трех часов. Пока жена и невестка Якимова хлопотали на кухне, сам хозяин предложил пройти к беседке в саду, где их разговор никто не мог услышать. Это был еще полный сил пятидесятивосьмилетний мужчина с густой копной седых волос. Он внимательно выслушал сообщение Мовсаева о том, что их интересует личность Ахмеда Мурсала, и согласился ответить на все вопросы.