Грань

Это были ответы на запросы, сделанные мною ранее. Кроме того, она сообщала, что вскоре будет располагать более детальной информацией по двум самым важным делам, которые вел Райан. Кое-какую работу мне предстояло проделать самостоятельно. Я подсоединился к безопасной поисковой системе, которой мы обычно пользуемся. В ней все запросы проходят через сеть промежуточных серверов в Азии.

Информация появилась передо мной на экране почти мгновенно. Я не запрашивал ничего секретного, а лишь провел поиск по общедоступным сайтам средств массовой информации. За следующие полчаса я просмотрел сотни страниц, в основном информационных сообщений и редакционных комментариев. В результате передо мною возник потрет субъекта изысканий.

Лайонел Стивенсон уже второй срок представлял в сенате штат Огайо. Республиканец. До этого избирался в конгресс, а до начала политической карьеры работал прокурором в Кливленде. Благодаря умеренности своих взглядов заслужил уважение как сторонников, так и противников своей партии и был на хорошем счету у Белого дома. Четыре года заседал в комитете по юриспруденции, и вот теперь — по разведке. В последнее время ему удалось сколотить коалицию с необходимым числом голосов для выдвижения на пост верховного судьи США. Один из политиков так оценил приложенные для этого Стивенсоном усилия: «Нелегкая это работенка — собирать сторонников в единый лагерь, потому что в наши дни в Вашингтоне все друг друга ненавидят».

«Сейчас в конгрессе слишком много истериков. Их вообще-то везде стало слишком много».

Он одинаково охотно посещал государственные больницы для ветеранов или встречался с чернокожими школьниками в Огайо и в округе Колумбия. В Вашингтоне вращался в светских кругах и был не раз замечен в обществе молоденьких девушек, но в отличие от некоторых его коллег проблем с этим не имел, потому что не был женат. Все поддерживавшие его политические организации, лоббисты и общественные фонды никогда не вступали в конфликты с законодательством. Стивенсона считали одной из «икон» в движении, которое уже окрестили Новыми республиканцами. Своей разумной позицией и умеренностью оно переманило на свою сторону часть демократов и независимых конгрессменов и, как ожидалось, должно было одержать впечатляющую победу на предстоящих выборах как в отдельных штатах, так и на федеральном уровне в целом.

Но пожалуй, самым интересным из того, что я прочитал о Стивенсоне, были цитаты из его собственного выступления перед студентами общественного колледжа в северной Виргинии несколько месяцев назад. Во многих отношениях горячий сторонник поддержания в стране закона и порядка, Стивенсон тем не менее заявил: «Государство не должно ставить себя над законом. Не должно ставить себя над людьми. Оно призвано служить народу, всегда действуя в рамках законодательства. Между тем кое-кто в Вашингтоне, как, вероятно, в каждом из штатов, считает, что правила можно нарушать во имя общественной безопасности и достижения некоего высшего блага. Но знайте: нет блага выше, чем торжество закона в стране. И те политики, работники судебной системы и полиции, которые забывают заветы отцов-основателей нашей нации, ничем не лучше грабителей банков или убийц».

Репортер, освещавший эту встречу, написал, что аудитория, состоявшая сплошь из будущих избирателей, встретила это заявление восторженной овацией. Но, судя по другим публикациям, подобные взгляды стоили ему некоторого количества голосов республиканцев в своем штате, да и на Капитолийском холме он приобрел далеко не только друзей. Из чего я сделал вывод, что на предстоящих слушаниях по деятельности разведывательного сообщества он хотел не столько бороться за голоса, сколько отстаивать свою идеологию.

Я продолжал вчитываться во все новые и новые сообщения, высвечивающиеся на экране, иногда делая пометки в блокноте.

Честно говоря, я не слишком уверенно чувствовал себя в этом море информации и немного завидовал умению ориентироваться в нем Клэр Дюбойс. Однако этот поиск мне не хотелось перекладывать на ее плечи.

Подняв глаза, я увидел Джоанн, стоявшую между кухней и гостиной, прислонившись к косяку двери. Ее хмурое, но довольно привлекательное лицо уже отчасти утратило выражение оцепенелой покорности судьбе. Я сохранил избранные страницы материалов в зашифрованном файле, а потом ввел защитный пароль, ограничивающий доступ к компьютеру посторонним.

Потом я еще некоторое время смотрел на потемневший монитор, а перед моими глазами почему-то кружились образы шахматных фигур, когда я размышлял о том, что узнал о сенаторе Стивенсоне. Потом я поднялся и подошел к двери, кивнув Джоанн.

Внутри этот наш явочный дом был на удивление уютным. Многие мои женщины-клиентки просто влюблялись в него. И даже некоторые мужчины. Как ни странно, но когда за тобой охотится преступник, инстинкт обустройства в милом сердцу гнездышке только растет, как надуваемый гелием воздушный шар в магазине «Холлмарк». Однажды, проснувшись утром, я обнаружил, что мои подопечные поменяли местами всю мебель по своему вкусу. А еще раз я испытал настоящий шок, узнав, что пара, находившаяся под моей охраной, решила немедленно поменяться шторами в спальнях, и они проделали эту операцию, стоя во весь рост перед ничем не прикрытыми окнами.

Именно из-за комфорта я любил этот конспиративный дом больше других. Не собственного удобства ради, разумеется. Просто спокойствие клиентов делало и мою жизнь намного легче.

Джоанн взялась за пульт от телевизора:

— Можно включить?

— Конечно.

И она стала щелкать каналами, вероятно, желая выяснить, попали ли мы в сводки новостей. Мы, конечно же, в них попали, хотя никаких имен не называлось. «Вероятно, перестрелка была связана с группировками, принадлежавшими к организованной преступности» — так кратко охарактеризовал происшествие в «Хиллсайд Инн» ведущий выпуска. История была упомянута мельком, когда обсуждали шансы местной футбольной команды попасть в финал чемпионата, очередной взрыв бомбы, приведенной в действие фанатиком-самоубийцей в Иерусалиме, заявление кандидата в верховные судьи с призывом к демонстрантам у Капитолия воздерживаться от актов насилия, потому что там уже были зафиксированы случаи плевков друг в друга и метания пивных бутылок. Я же только мысленно поблагодарил их — ибо это они помогли мне благополучно добраться до места ловушки на Лавинга.

Джоанн сидела, глядя на экран и сжимая в руке бокал с содовой. Потом двумя растопыренными пальцами убрала со лба прядь светлых и мягких волос. Через плечо у нее по-прежнему свисала сумка.

Привычные вещи успокаивают…

Но тут она неожиданно посмотрела на меня и сказала, словно продолжая разговор, который мы с нею начали уже давно:

— Он очень расстроен. Это я о Райане. Очень. Он чувствует себя виноватым в том, что навлек на нас все это. А справляться с чувством вины ему никогда не удавалось. В таких случаях он начинает злиться. Только не воспринимайте это на свой счет.

Вероятно, Джоанн имела в виду его вызывающие заявления о том, что он стреляет лучше всех нас, вместе взятых.

Или намеки на то, что мы трусы, которые боятся конфронтации с Лавингом.

— Я все понимаю. — И я на самом деле понимал его чувства.

Он ведь так до конца и не пришел в себя после той перестрелки в магазине. И дело здесь не в ране, не в том, что он охромел, — с этим Райан в основном смирился. Тут, скорее, вопрос психологии. Как на него это повлияло. Ему пришлось заняться кабинетной работой. А он любил свою профессию патрульного. Этим и его отец занимался, только в Балтиморе. Когда Райана перевели в отдел борьбы с экономической преступностью, отец, как ему показалось, перестал уважать его.

Я припомнил, что родители Райана уже умерли. Интересно, как складывались отношения между отцом и сыном ближе к концу? Мой отец умер молодым, и у меня навсегда остались сожаления о том, что я, слишком занятый, пропустил его день рождения, который оказался последним.

Еще я, конечно, горевал, что из-за ранней смерти он не был на первом дне рождения моего сына.

— Он, само собой, выполняет порученную работу, но не может отдаваться ей всем сердцем, — продолжала Джоанн. — А теперь они все чаще заставляют его заниматься чисто организационными делами.