Граненое время

— Однако вы хорошо изучили его, — не удержался Синев.

— Не сразу, конечно. У него поразительная способность тонко чувствовать малейшие колебания почвы под ногами. Так он, в отличие от других, первым из всего министерства вызвался поехать на работу в совнархоз. Он всегда и всюду выглядел энтузиастом-добровольцем. Но тут ему не повезло: вместо высокого поста предсовнархоза он был назначен на скромную (по его масштабам) должность начальника строительного управления. Отступать было поздно, и Вениамин Николаевич, переселившись из Москвы на Урал, начал все сначала. Я, признаться, раньше не подозревал, что он умеет начинать все сначала. Если у него и дальше так пойдут дела, то он еще наверстает упущенное время.

— Не надо, Игорь Петрович, преувеличивать силы таких людей.

— Я не преувеличиваю. Но вы, может быть, и не догадываетесь, что уважаемый заместитель председателя совнархоза ходит уже в героях. Геологи готовы поделить с ним даже славу своих открытий. Не ровен час, Вениамин Николаевич снова попадет в лауреаты. Что, вы не согласны со мной, Василий Александрович?

— Вы лучше знаете его. Однако наше время демаскирует таких. А по открытой цели бить легче, это уж я знаю по собственному опыту.

— Мне сегодня понравился ваш разговор с Зареченцевым. Я представлял вас сердитым, неуживчивым, ворчливым отставником, которому все не так да не этак. В любом учреждении, в том числе и в нашем, есть свое к о р и д о р н о е общественное мнение: вот и я очутился под его воздействием. Коридоры часто бывают влиятельнее кабинетов! — посмеиваясь, добавил он.

— Верно, коридорные еще не перевелись, — сказал Синев, опять притормаживая «газик» перед встречной машиной, которая, отчаянно сигналя, требовала уступить дорогу.

Мимо них, не сбавляя скорости, промчался вездеход с приподнятым ветровым стеклом. Пронзительно блеснули золотые блики на плечах Витковского.

— Кто это? — заинтересовался Игорь Петрович.

— Директор совхоза.

— А, слыхал. Рассказывают, что боевой товарищ.

— Боевой, — коротко отвечал Синев, думая о том, куда же это он собрался в полной парадной форме.

На горизонте расплывчато вырисовывались белокаменные многоэтажные дома, над ними прочерчивались летящие в небе стрелы кранов, и, надвое перерезанный тонкой струей марева, висел в воздухе цилиндр водонапорной башни. А южнее проступали контуры замка, обнесенного колеблющимся валом, — но это уже был мираж.

— Так, значит, вы артиллерист? — спросил Игорь Петрович.

— Да, всю жизнь копаюсь в. земле. И здесь тоже попал на нулевой цикл.

— Судя по размаху земляных работ, почерк у вас действительно артиллерийский.

— Не перехвалите, разучусь расписываться.

Когда они подъезжали к «Никельстрою», справа от большака, на берегу протоки, показался могильный холмик. Игорь Петрович пожелал остановиться.

«А Зареченцев, наверно, и внимания не обратил», — подумал Синев.

Его спутник снял шляпу, стал читать высеченную на камне надпись. Рядом была другая могила, сплошь укрытая живыми цветами, которые еще не успели завянуть.

— Вот уже и кладбище, — задумчиво произнес Игорь Петрович.

Пришлось коротко рассказать ему, одну за другой, две печальные истории. В прошлом году приехала на стройку девятнадцатилетняя выпускница геодезического техникума. Умная, работящая, милая, — словом, из тех, которые в девушках долго не засиживаются. И приглянулась она комсомольскому секретарю, тоже геодезисту по образованию. Это была первая свадьба на стройке. Но не повезло технику Нине Рыжовой: заблудилась в пургу в степи; искали ее всю ночь, во всех концах, а утром нашли мертвую рядом с автобазой. Это была первая смерть на стройке. И совсем недавно погиб славный парень из бригады коммунистического труда: сорвался с трапа, упал на штабель железобетонных плит.

— Стройка и кладбище — что может быть более несовместимым? — сказал Игорь Петрович.

...Не дожидаясь Синева, Братчиков открыл внеочередную планерку. Когда Синев вошел в кабинет управляющего, Зареченцев недовольно покосился на него.

— Почему опаздываете?

— Я не знал, что будет совещание. Мы с Игорем Петровичем заезжали по пути на кладбище.

— Что за поминки в рабочее время?

— Почему же не почтить память жертв несчастных случаев?

— Жертвы, жертвы! Без жертв строить нельзя!... — повысил голос Зареченцев. — Продолжайте, — круто повернулся он к Братчикову, прерванному на полуслове.

Синев вспомнил первые встречи с ним: каким мягким, добрым интеллигентом выглядел он тогда, — не то что прикрикнуть, грубого слова не скажет никому. И вот совсем другой человек: глаза гневно сужены, тонкие губы плотно сжаты.

Разговор шел о проекте обжиго-восстановительного цеха, который будет работать на концентратах кубинской никелевой руды. Зареченцев все время старался держать нить разговора в пределах технических вопросов, желая дать почувствовать ему, Синеву, что он здесь абсолютно лишний.

Вечером, проводив всех с рейсовым самолетом, Братчиков и Синев остались наконец вдвоем. Они шли с аэродрома напрямую, по целине.

— Все дуешься? — спросил Братчиков, приноравливаясь к мерному шагу Синева.

— Мое дело диспетчерское: дуйся не дуйся, а команду выполняй.

— Кто старое помянет, тому глаз вон! Не дуйся, давай мириться. Спасибо, что выручил, без твоей помощи я не скоро бы избавился от этого принудительного ассортимента в виде «Асбестстроя».

— Зря рассыпаешь благодарности. Я все равно скажу тебе всю правду. Говорить сейчас или потом?

— Давай сейчас.

— Верно, я горячился, когда упрекал тебя во всех грехах смертных. Если бы ты принадлежал к тем людям, которые подсчитывают выслугу лет по пальцам, то наши с тобой дороги давно бы разошлись...

— Брось расписывать!

— Но чего ты побаиваешься этого Зареченцева? Верно, от него еще расходятся круги былой славы: теоретик металлоконструкций довольно ловко перестроился на бетонный лад, чтобы удержаться на своей вышке. Допускаю, что он неплохой инженер, но как руководитель давно вышел в тираж, и пусть его ходит в спецах, от услуг которых мы и раньше не отказывались. Тебе ли, видавшему виды прорабу, пасовать перед этим спецом? Тебя выдвинул на пост начальника ударной стройки не Зареченцев, выдвинуло само время, которому ты обязан служить верой и правдой. Кто-кто, а Вениамин Николаевич Зареченцев до сих пор держал бы таких прорабов в черном теле.

— А ты, братец, не ошибаешься?

— В чем именно?

— Ну в том, что Вениамин Николаевич из тех, вышедших в тираж?

— Да черт с ним, в конце концов! Горбатого исправит могила. Не о нем речь. Речь о тебе. Ты же поднимался по рабочему трапу, а не по служебной лестнице, и не повышение в должности интересовало тебя, а возвышение своего народа. Так будь же до конца прорабом, Алексей! И пусть зареченцевы посторонятся — их время кончилось. Вот теперь давай руку на мировую.

Они остановились лицом к лицу, выжидающе посмотрели друг на друга и, улыбнувшись, одновременно протянули друг другу руки.