Грани наших желаний

– Это понятно. – Глеб начал делать гимнастику. – Мэтью, эта сука, промокашка, кинул меня! Понимаешь, кинул на пятнадцатикаратный алмаз серо-голубого цвета – подменил в посылке из Анголы. Я предупреждал: никакой химии – прибью, и всё равно кинул… Эх, пожалел я его в субботу, нужно было покалечить заразу! Плакал, пощады просил, а на следующий день полиции сдал… Не понимаю – такой трус, а заяву накатал…

– Так, всё, Глеб, не надо, – каждое слово давалось генералу с трудом, – не хочу ничего слышать! Твои дела, – алмазы-фигазы, – сам и рули; я тебя вытащу, но ты должен быстро покинуть страну.

– Хорошо, пусть твои люди отвезут меня завтра в аэропорт, потом я вернусь и закончу с Мэтью! – Глеб с настроением перешёл к комплексу «семизвёздный богомол» китайской гимнастики ба-гуа цюань сюэ.

– Слушай, ты! Китайский монах с русскими погонами! Какие разборки с Мэтью?! Завтра свалишь окончательно, если после допроса мне удастся тебя снова забрать! И забудь на время сюда дорогу: тебе любой нищий на улице перо воткнёт, а я не помогу… Понимаешь?

– Завтра, – выдохнул Глеб в ритме комплекса упражнений. – Не волнуйся, чтобы всё улеглось – улечу, но пройдёт время, – месяца три, пять, – вернусь и верну своё!

– Ну, ты упёртый! – Генерал нервничал. – Мэтью – это мафия; отбей ему голову – ещё таких десять появится, сколько тебе певторять!..

– Мне нужно вернуть деньги, – твёрдо произнёс Глеб. – Я не выполнил заказ. Вернуться в Москву без алмаза и денег, значит потерять работу, да ещё и влезть в долги. Тогда всему конец, меня даже на Кипре мандарины собирать не возьмут!

Нишитымба смотрел, как этот высокий и сильный человек, надувая щеки, выписывает руками круги в воздухе и не понимал, зачем тот рискует жизнью в его стране и что это за работа такая у взрослого, опытного человека, связанная с опасностью и проблемами.

В его голове не укладывалось: почему этот когда-то большой в России начальник сейчас промышляет рискованным бизнесом в Африке, какая нужда заставляет так далеко уезжать от дома в поисках заработка.

Закончив гимнастику, приняв душ и мило пообщавшись за завтраком с генеральской семьёй, Глеб в сопровождении двух штатских с отличной военной выправкой, выехал в тюрьму для утреннего допроса.

Зелёная комната в этот раз выглядела лучше: то ли больше солнца проникало внутрь, то ли осторожное лицо следователя с пугливыми глазами было уже знакомо. А может уверенность, проснувшаяся утром в Глебе, придала ему столь желанные в первые дни ареста собранность и взвешенность.

– Сэр, – обратился к нему следователь, – мне поручено сообщить вам следующее: следствие считает возможным, учитывая уже имеющиеся материалы дела, до суда не содержать вас под стражей. Более того, следствие не будет препятствовать вам покинуть страну. Если, конечно, у вас есть такое желание. Мы проинформируем консула Российского посольства о дате заседания суда по вашему делу.

Напоминаю: неявка будет расценена как признание вины. Если вас всё устраивает и нет вопросов, в канцелярии на выходе вы должны будете подписать бумаги, содержание которых я вам только что разъяснил.

– Ну вот, – деланно расстроился Глеб, – только собрался повоевать с вами, поспорить… Но я рад, что инцидент исчерпан и у сторон нет вопросов.

Пожелав и далее приятно проводить время в этом чудном заведении, Глеб, шагая в сторону канцелярии, наконец-то понял, что именно смущало его в одежде следователя – черный цвет его кожи и красная рубашка ассоциировались с традиционно похоронными цветами красных гробов и черных ленточек. Улыбка скользнула по лицу Глеба. Он снова был собран, рассудителен и доволен собой.

Глава 3

Алексей стоял у главного входа в тюрьму уже двадцать минут. Утром уму позвонили из посольства и сообщили радостную новость: Глеба выпускают. После звонка он носился по номеру, постоянно что-то забывая; уходя и возвращаясь, заглядывал в зеркало, плевал через плечо и ругал свою дырявую голову за бесконечную беготню. Гордость за шефа переполняла его: выкрутиться из такого положения казалось невозможным.

Да, он рассказывал ему о намибийском генерале, но представить, что этот танкист вступится за Глеба, а главное, так быстро всё решит, не мог.

– Вот чему надо поучиться у Михалыча, – рассуждал вслух Алексей, – умению заводить друзей, поддерживать с ними отношения, выпивать, когда нужно, пусть даже и во вред здоровью… Зато какие это открывает двери и как легко приводит к настоящим товарищеским отношениям. Как он всегда говорит? «Отдать – не значит потерять, любить – не значит проиграть…» И что-то ещё… Ерунда, конечно, но результат-то налицо – со всей этой философией и лирикой он на свободе!

И словно по команде сверху или указке провидения, на слове «свобода» в дверях тюрьмы появился Глеб.

Он шел медленно, покачивая плечами и ставя ноги так, будто вместо ботинок у него были одеты ласты. Такая вывернутость стопы всегда отличала его походку. В юности одноклассники принимали её за копирование шпаны, потом многие относили это к показной самоуверенности. Впоследствии годы службы на Крайнем Севере, когда нужно было, шагая по тундре, прыгать с кочки на кочку, только добавили шагу расхлябанности.

– Шеф, – выходя из машины навстречу Глебу, подчёркнуто уважительно произнёс Алексей, – карета подана, чего изволите?.. Может, отправимся по случаю освобождения в «Джой» и проглотим парочку стейков с кровью из спрингбока? И ещё мне там нравится нога страуса с квашеной капустой: ешь, а жир по пальцам течёт, ты их облизываешь, облизываешь… А какое там пиво, холодное-прехолодное!..

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Глеб. – Ты в своём репертуаре: опять голодный и опять мясо. Нет, друг мой, мне сегодня невыносимо хочется устриц, хочется ударить роскошью блюд по тюремному меню, шаркнуть по душе звоном бокалов, и главное – побыстрее забыть всё это к чёртовой матери!.. – добавив ещё несколько популярных выражений, Глеб сел в машину и, не дожидаясь просьбы телохранителя, повел рассказ о тяжёлых мучениях, выпавших на его долю за «долгие» часы заключения.

Рассказывать он умел. Наверное, потому, что много знал и много повидал, летая по миру, но главным была его любовь к самому процессу рассказа, к желанию держать слушателей в напряжении, вызывать удивление на лицах, давать людям то, чего у них никогда не будет – ощущения причастности к описываемым событиям.

Вот и сейчас, наблюдая открытый рот и горящие глаза Алексея, Глеб уверенно вел его по полю своей истории.

В ресторане, когда ему приходилось останавливаться, чтобы полить устрицу лимоном и насладиться красотой блюда, увлечённый рассказом Алексей периодически нетерпеливо ронял:

– А дальше?

И словно не замечая нетерпения слушателя, Глеб, из уважения к моменту поглощения устрицы, делал паузу удовольствия и блаженства, набираясь новых воспоминаний и красок для продолжения повествования.