Грани веков
Шрифт:
Однако, несмотря на беспорядок и запустение, квартира, по современным меркам, была роскошной — судя по количеству дверей, бабка жила минимум в пяти комнатах — просторных, с высокими потолками и широченными окнами.
В гостиной стоял застарелый въевшийся запах кошачьей мочи, рассохшегося дерева и старости.
Здесь, однако, было светлее и чище — свет падал из огромного, во всю стену окна, частично прикрытого тяжелыми портьерами.
Покосившаяся деревянная тахта с подушками, накрытыми узорчатой салфеткой, деревянный стол овальной формы, уставленный
В противоположном углу, из-под линялого полотенца, на Ярослава строго и печально взирал лик какого-то святого.
Старуха опустилась на край тахты и кивнула Ярославу.
— Присаживайтесь, молодой человек. Извините за резкость, я приняла вас за одних из этих… Которые ходят по квартирам.
— Ничего, бывает. — Ярослав взялся за стул с высокой резной спинкой и потрепанной серой подушкой на сиденье, но чуть не выронил его от неожиданности, когда подушка внезапно ожила и с недовольным мявом сиганула на пол, а затем — под тахту.
— Зараза! — вырвалось у него, на что старуха неодобрительно поджала тонкие губы.
— Представьтесь, пожалуйста, — бросил Ярослав, пытаясь скрыть досаду за испуг.
— Беззубцева Лукерья Филипповна, — с достоинством промолвила старуха.
— Год рождения?
По лицу старухи пробежала тень.
— Одна тысяча девятьсот…
Она нахмурилась, шевеля губами.
Забыла, что ли? Определенно, с памятью у неё проблемы. Ладно, потом выясним.
— Сколько полных лет? — уточнил он вслух.
Беззубцева выглядела неуверенной. — Семьдесят… семьдесят пять, — пробормотала она.
— Хорошо выглядите! — подбодрил её Ярослав.
Действительно, для своего возраста, сохранилась неплохо. Осанка прямая, лицо почти без морщин — если бы не строгий пучок седых волос и старомодная шерстяная шаль, в которую она куталась, ей можно было дать и меньше.
— На что жалуетесь? — спросил он, извлекая из ящика тонометр с фонендоскопом.
Беззубцева непонимающе уставилась на него.
— Что беспокоит? — повторил Ярослав. — Скорую из-за чего вызвали?
— Ах да, скорую… — рассеянно проговорила она. — Вы знаете, что-то не так, молодой человек… Я чувствую, что со мной что-то происходит, но не могу объяснить.
На её лице вдруг появилось тревожное выражение.
— Они что-то сделали, молодой человек! Что-то стало не так!
— Разберемся, — успокоил ее Ярослав, накладывая манжетку тонометра на худое плечо.
Очевидно, бабушка — клиент невролога, если не психиатра.
Уровень артериального давления был почти идеальным, что лишь подтверждало его предположение.
На всякий случай можно снять кардиограмму, тем более, что это еще позволит немного протянуть время.
Он велел Беззубцевой раздеться, пока готовил аппарат. Старуха стыдливо прикрылась полотенцем, что несколько затрудняло постановку электродов, но с этим еще можно было смириться, однако, сверху на полотенце лежал массивный
нательный крест на цепочке.— Лукерья Филипповна, крест нужно снять, — сказал он.
— Снять? — переспросила бабка, неожиданно насторожившись.
— Да, он будет создавать помехи. Давайте, я вам помогу…
Он успел только протянуть руку, как старуха, с неожиданной прытью подскочила на тахте и отпрянула от него.
— Нет! Не смейте!
— Да я ведь только хотел… — начал Ярослав.
— Я сказала — не смейте! — яростно выкрикнула старуха, выставив перед собой растопыренную пятерню. — Убирайтесь из моего дома! Вон! Слышите?!
«Все-таки, психиатр» — подумалось Ярославу. Он отступил на шаг от тахты и медленно развел руками, показывая, что не собирается посягать на имущество старухи.
— Хорошо, хорошо, — примирительно сказал он. — Ухожу, только успокойтесь пожалуйста…
— Вы тоже — из них! — Беззубцева не собиралась успокаиваться, напротив — распалялась еще больше. — Только ничего вы не получите, ясно?! Она даже замахнулась на него костлявым кулаком.
В этот момент что-то толкнуло Ярослава в ногу. Опустив глаза, он с удивлением увидел, как серый кот, прятавшийся и шипевший до этого под тахтой, теперь трется головой о его штанину, оставляя клочья серебристо-серой шерсти, и урча, как трактор.
«Валерьянку учуял» — мелькнуло у него в голове.
Он осторожно шагнул к ящику, бросив на старуху опасливый взгляд и замер, в очередной раз опешив от перемены в ее лице.
Лицо Беззубцевой, секунду назад пылавшее гневом, неожиданно преобразилось. Теперь она смотрела на него едва ли не с умилением, губы расплылись в диссонировавшей с ее образом плаксивой улыбке.
— Котик мой, Мурзинька! — запричитала она. — Признал, родимый, ты ж мой хороший!
Она всплеснула руками. — Да что ж это я, дура старая! Вы уж простите меня, молодой человек… Как вас зовут?
— Ярослав, — тупо ответил Ярослав. Похоже, бабку клинит серьезно. Такие перепады настроения, от немотивированной агрессии до сентиментального сюсюканья — это уже не просто старческая деменция, тут более серьезная органика намечается…
— Ярослав… — Беззубцева покачала головой. — Простите меня, — повторила она еще раз.
— Да ничего, — Ярослав помедлил, соображая, не лучше ли воспользоваться передышкой и уйти.
Казалось, Беззубцева хотела сказать что-то еще, но вдруг, побледнев, схватилась за сердце.
— Что с вами, Лукерья Филипповна?
Старуха, не отвечая, лишь помотала головой. Взгляд ее сделался пустым, расфокусированным. Она что-то невнятно пробормотала и осела на подушки.
Да твою ж перемать! Этого только не хватало! Да еще в конце смены!
Подхватив обмякшее тело бабки, Ярослав аккуратно уложил ее на тахту. Проверил пульс — он был ровный, полный. Перемерил давление — те же цифры.
— Лукерья Филипповна, вы меня хорошо слышите?
Кивок.
Быстро проверить рефлексы. Очаговой неврологической симптоматики вроде нет.