Грани

Я нахмурился, но ничего не мог сказать против. Настя была совершенно права. Пришлось вяло кивнуть головой, и мы вернулись к столу. Разговор какой-то получался странный. Между переменой блюд заговорили об аномалиях, и Семён, естественно, стал выпрашивать, не видели ли мы серебристых, эльфов, какие у нас отношения с псоглавцами, есть ли у нас оружие всяких инопланетных и иномировых туристов. Настя сидела как на иголках. Когда дело дошло до употребления оставшегося спирта, в разговор влезла Настя. Я сразу понял, чего она хочет. Провокаторша, блин.

На предложение Семёна о том, что неплохо было бы обменять оружие пришельцев на что-нибудь имеющееся у ученых, она прямым текстом послала его подальше. Обстановка накалялась. Я сопел и держал руки возле меча. Так будет проще. Расстояние маленькое, выхватить оружие они не успеют, срежу головы троим сразу. На душе становилось гадко. Настя уже материлась как заведённая. Семён как-то лениво отбрехивался. Двое солдат рядом тоже начинали психовать. Кто выхватил пистолет первым, я так и не понял. Это уже было и не важно. Семён что-то хотел выкрикнуть, но поздно. Время замедлилось. Лезвие меча вошло одному из солдат в кадык и вышло с другой стороны. В это мгновение я услышал жужжание "Энергита". У другого солдата прямо над переносицей появилось идеально круглое отверстие. Семён уже лежал на земле, пуля пробила ему сердце. Выстрел был один, просто Настя правильно рассчитала траекторию и убила двух зайцев одним выстрелом. Это меня даже рассмешило. Так на войне нередко бывает. На улице затрещали автоматы. Кто-то громко матерился. Я прислушался.

— Сталкеры, чёртово отродье… Да брось ты танк к черту… Беги, Ваня… А-а-а-аа…

Послышалось шипение, прогремел взрыв, донесся шум падающих досок. Видимо кто-то из моих дал из гранатомета по заброшенному дому, в котором прятались солдаты.

— Что-то то ты не рад, как я посмотрю, — насупилась Анастасия.

— С этими маньячествами пора прекращать, — сказал я, обшаривая тела, — не барское дело солдат стрелять. Мы же не головорезы какие-нибудь.

— Надо же, от кого я это слышу? — ее лицо исказила презрительная усмешка, — не ты ли говорил, что армию нужно отсюда сраной метлой гнать? Ни тебя ли они по казематам таскали?

— Это научные работники, исследователи, чёрт побери, а не солдаты. Зла они нам не хотели!

— Зато мы хотели, — резко сказала она.

— Этого хотела ты и знаешь, что я тебе скажу?

— Скажи! — мы уже стояли друг против друга. Я сжимал револьвер, в её руках медленно поднимался "Энергит". Боялся я этих пистолетов. Оружие не наше, люди такого не умеют. Я плохо себе представлял, как он устроен, потому что разобрать его было невозможно. Снаружи не выглядывало ни одного болтика или зажима, только отсек для батареи. Заряжался он тоже странновато, сам образуя пули. Мы отколупывали от разных железяк куски и засыпали в специальную полочку, которая сама выезжала из пистолета, когда у него кончались заряды. Один раз я зарядил целую горсть нарубленных гвоздей и ничего, стрелялось прекрасно. Бронебойность хорошая.

— Я не собираюсь мириться с тем, что ты тащишь это одеяло на себя, — спокойно сказал я. На улице уже стихали крики. Сталкеры добивали раненых.

— Я и не тяну. Просто ты начал тупить. И я решила тебе напомнить, как надо выходить из таких ситуаций.

— Семён был неплохим парнем, — сказал я.

— И что, он же был, — она хмыкнула, сплюнула на землю и вышла.

На меня навалилась тоска. Я был на грани. На двойной грани, в чёртовой дыре и в плохом настроении. Я чувствовал, что допустил ошибку, собрав этот отряд. Кто они такие, в конце концов? Сталкеры — герои? Хрен там! Мародёры и убийцы. Я их такими сделал, да потому что иначе и нельзя было. Съели бы нас тогда военные, слопали железноголовые и еще куча всяких недоносков-пришельцев, если бы мы бежали к ним с хлебом и солью. Кто стреляет первым, тот и пишет историю. Не мы такие, жизнь такая, а кто её такой сделал? Правильно, я! Значит, мне и нести ответственность за всех этих сталкеров. Убить мне их хотелось, вот что. Слишком многое они знали, многое прошли. Потеряли человечность. Чёрная кровь даёт о себе знать.

Я сам уже не человек в каком-то смысле, и с кем бы ни говорил на эту тему, никто меня не понимает. Стар я стал, а ведь меньше сорока лет живу. Из них три года в этом аду, который устроил сам, и покинуть его я не смогу. Только суицид, возможно, что-то изменит, хотя и это сомнительно. Что я сейчас застрелюсь, что не сейчас, ничего не поменяется. Грани есть, они и останутся. А вот сколько душ я успею загубить, продолжая жить — это другой вопрос. Мне нужно действовать. В голове крутилась только одна идея: бросить всех и уйти. Уйти одному, чтобы спокойнее было. Никого убивать не буду. Это сейчас не нужно, да и не справлюсь я один против такой толпы. Пути я помню. До Ганса Кубышки доберусь, а там будет видно. Никто в моем отряде про быстрые тропы не знает. Один я эти карты рисовал, никому не показывал, кроме Харальда. Таинственные дороги, ведущие через нигде, позволяющие проходить десять километров как один, а то и больше. Кто их создал, я не знал, да и не важно это было. Сделав хмурую рожу, я вышел на улицу. Сталкеры уже разбирали трофеи, грузили оружие, заводили технику, таскали ящики с едой. Настя деловито распоряжалась. Вот и смена тебе, товарищ Блэк. Жадность и тяга к крови когда-нибудь сыграют с ней злую шутку. Ни с кем ни разговаривая, я прошел к своему "Хаммеру". В нём сидел Комар и играл грустную мелодию на губной гармошке.

— Хоронишь? — спросил я и сел за руль.

— Да уж, — Комар тяжело вздохнул, — зря мы их убили, ребята неплохие были. Ни за что ведь жизни забрали. Руки по локоть в крови. Почему, Блэк?

— Это не мой приказ был, Комар. Я тут уже не нужен. Сентиментальным я стал, что ли?

— Да нет, Блэк, человечность к тебе возвращается.

— Буду на это надеяться, — я улыбнулся. Комар мог быть прав.

— Уехать хочешь? — спросил вдруг парень и убрал гармошку в нагрудный карман.

— Да, — я помолчал, — хочу.

— С собой возьмёшь? — весело спросил он. Я призадумался. Пройдёт ли? Хотя вдвоем веселее, это однозначно.

— Что у нас в машине-то есть? — спросил я.

— Полный бак горючки, ещё около бочки запасу, вода, еда, оружие. Всё как обычно.

— Поехали, — я завел двигатель и включил магнитолу. Живая, энергичная музыка согрела меня, и мы тронулись. Сталкеры смотрели нам вслед.

— На разведку! — крикнул в окно Комар кому-то. Умный парень. Мы так часто делали. Я знал свой путь: сначала Кубышка, потом Магнитоозёрск. А дальше была дорога. Пока мы колесили по степной грунтовке, я думал о том, что на самом деле дорога одна. Каждая тропинка, каждый кусочек пройденной тобой земли — это все части одной большой дороги. Просто нужно её видеть. Она длинная, и ехать по ней можно всю свою жизнь. А может это и есть дорога жизни? Ведь все гениальное просто. Я хотел бы добраться до конца, но получится ли? И если я умру, то что станет с нею? Может у каждого человека она своя? Хотя, что тут думать, по дороге нужно ехать. Впереди ждал толстый как кубышка Ганс.

Одиннадцатый день. Где-то на Грани. Поздний вечер. Харальд. Наследство Блэка.

После того, как улетели серебристые, прошло часа два. Чтобы не вдаваться в подробности, я просто сказал, что мы не сошлись в цене, мол, это были здешние перелётные торговцы. Лагерь был обустроен, все занимались своими делами. Ежедневная проверка и чистка оружия, осмотр техники, прочие дела, которые в походе делаешь автоматически. Я начал разбираться с картой, которую вместе с прочими вещами оставил мне Блэк в небольшой сумке.

Карту он выполнил на очень качественной пластифицированной бумаге. Такая не перетрётся на сгибах и не пойдёт дырками от долгого использования. Блэк нанёс на неё все, что было ему к тому времени известно. Из складок карты выскользнула толстая самодельная книжечка, переделанная из обычных тетрадей. Оч-чень интересно… Никогда не замечал за ним склонностей к ведению дневников.

На первых листочках были какие-то заметки рваным почерком человека, который привык к клавиатуре компьютера. Сам так пишу. Похоже, это относится к самому началу странствий Блэка. Местами страницы несли следы тщательно вытертой грязи, кое-где в бумагу въелась кровь. Строки были написаны то карандашом, то ручкой, то чуть ли не кусочком свинца, и больше половины я просто не мог расшифровать, тут аппаратура нужна и химия. За первой четвертью книжечки пошли более внятные и осмысленные записи хорошо отточенным карандашом — похоже, быт у него более-менее наладился к тому моменту.

"…Я не знаю, какое сегодня число по старому счёту, но здесь я провёл уже месяца четыре. Чуть не прибили военные, бросили как кутёнка в ведро…"

Так, ну это он мне всё рассказывал. И это тоже, и об этом упоминал, про крайтов тоже рассказал, — мысленно ставил я отметки, листая книжку. Похоже, потом Блэк как-то определился с датировкой и стал отмечать хотя бы месяцы.

"Сегодня два года без трёх месяцев с самого начала. По дороге встретили каких-то странных личностей. Как будто паломники. Куда, спрашиваем, путь держите. В Закрытый Город. Что ещё такое, не знаю. Допрашивать не стали, не до этого".