Грани

Люди избегают тишины, боятся услышать в ней себя, осознать ничтожность собственных мыслей и чувств. Говорят, заключённых одиночных камер сводит с ума стук бьющегося сердца. И потому люди постоянно создают шумы, а музыка – самый совершенный из них. Перевод с языка безмолвия. Музыка всегда междулюдьми, как буфер от пустоты, мягкая прослойка мелодии. Искусственно созданный звуковой фон дарит ощущение покоя и безопасности: он предсказуем, его можно разложить на семь нот, запереть внутри грампластинки, диска или кассеты, воспроизвести снова и снова, сохранить в mp3, вернуть, подарить, присвоить.

Музыка со-настраивает людей, как инструменты одного оркестра. Вот эта пара слушает джаз, а та – классику или рок. У любителей разной по стилю музыки на лицах написан развод. У некоторых, правда, всего лишь обречённость до скончания века смотреть ток-шоу по телевизору. Конфликт поколений тоже начинается с музыки. Никто не сидит в тишине.

Твой отец, царство ему небесное, научил тебя этому.

– Выключи телевизор, – говорил он, – жизнь и так коротка! Лучше смотри в окно.

Ты и смотрел, но за окном вечерами быстро темнело. Воссоздавал картину жизни двора по звукам, доносившимся из открытой форточки или межоконных щелей – стеклопакетов тогда ещё не было. Шелест машинных шин по асфальту рассказывал о прошедшем дожде, скрежет веток по карнизу – о резком ветре, воркование голубей о том, что вот-вот ручьями прольётся весна. А еще из окон во двор проливалась музыка. И ты представлял лица людей, которые её слушали. Их характер, мысли, судьбу. Ты знал почти всё обо всех, кто жил рядом. Самое сокровенное. Сонаты, симфонии, концерты...

Музыка была воздухом, которым дышал ваш двор. Секунду назад она была заперта в одной комнате, а в следующую уже проникала в другую. Во все окна ваших домов. Музыка была светом невидимых фонарей, растворявшим тьму. Творцом новой реальности. И ты уже тогда знал, что музыка – продолжение, союз звука и тишины. В ней нет бесполезных шумов. Только гармония жизни. Ты никогда не слышал «попсы». Ваша осень начиналась стандартно, как во всех дворах, с «Вальса Бостон»[3], но потом звучали Моцарт и Шнитке, Rolling Stones и Синатра, Джимми Хендрикс и Роберт Джонсон… Ты был счастлив тогда, тебе повезло.

Твоя мать ни разу не повышала голоса на твоего отца. А любимой сказкой на ночь, конечно же, был миф об Орфее и Эвридике. Ты уже тогда чувствовал, что всю жизнь будешь играть джаз. Писать картины звуками из открытых окон. И в твоей музыке будет сколько угодно нот: тишина никогда не молчит, и каждое её мгновение неповторимо.

Никто не знает, как мы выбираем свой путь, как становимся теми, кто мы есть. Тысячи маленьких незаметных столкновений и пересечений, подслушиваний и подглядываний, ударов в спину и попыток угадать. Паутинки судьбы. Тонкое кружево, которое легче порвать, чем распутать. Но если человек наделен талантом, недостаточным для того, чтобы к его ногам упал весь мир, но и не позволяющим ему жить обывателем, то талант этот уже не дар божий, а проклятие. Самое худшее – быть в середине, быть только вторым – последователем. Исполнителем чужой музыки.

Да, женщины не умеют слушать, потому что не могут и полторы минуты помолчать в тишине. Чтобы научиться слушать, нужно онеметь.

После автомобильной аварии, в которой погибли её родители, не произнесла больше ни слова. Брошенный несчастный ребенок. Несколько лет безмолвия, боли и одиночества. Её дед решил, что спасёт только музыка. Всё остальное он уже перепробовал. Первый ряд, четырнадцатое и пятнадцатое места. Ты видел их на каждом своём концерте.

– Это Изольда, – сказал старик, когда они прошли за кулисы, – ей нравится, как вы играете.

И ты вспомнил открытые окна своего детства. Снова стал сочинять музыку тишины. Сменил концертный фрак на домашний халат и играл, играл, играл часами напролёт, когда очередная благоверная уходила на работу или по магазинам. Навещал Изольду в больнице, где её лечили от тяжелой депрессии, и приносил с собой гигабайты мелодий. Она ждала тебя у окна, облокачивалась на подоконник, подпирала щеки или подбородок руками и могла так простоять до позднего вечера. Подарил ей плеер, чтобы она слушала твои дождь и ветер, твои деревья, улицы, лица, озёра, реки, океаны, мечты. Сумел сыграть даже смешные ямочки у неё на щеках и подбородке – следы рук на чувствительной детской коже, следы зачарованности твоей музыкой. И ни разу не пытался заговорить с ней: музыка вам заменила слова.

Ты должен был стать её Орфеем, вывести из темноты. Мог бы научить её снова смеяться. Но ты, мелочная твоя душонка, завидовал ей! Её тишине. Её безмолвию. Её одиночеству. Ты бы всё отдал за возможность уединиться в стенах палаты, спрятаться в тенистом больничном парке. За маленький рай, где тебе бы никто не мешал сочинять.

– Я мечтаю услышать, как поют киты, – сказала она в тот день.

Первые и единственные слова, которые услышал. Ты так и не узнал, что в тот день у неё сломался плеер. Ты был занят: возвращался в свой ад – домой. Из окна тебя провожал взгляд манекена. Брошенный несчастный ребенок. Ещё несколько лет безмолвия, боли и одиночества.

Тебя научили предавать, сделали мазохистом. И вот ты уже притворяешься, будто окружающие люди лучше знают, как тебе лучше. Они всё решают за тебя. Произносят немыслимое количество пустых, ничего не значащих слов, но никогда не жалеют о словах, которые промолчали. Трагедии на лицах тщательно скрываются. Друзья, коллеги, соседи, женщины … говорят, говорят, говорят, не смолкая ни на минуту. Даже когда их нет рядом, продолжают говорить в твоей голове.

Они давно распрощались со своими детскими мечтами и теперь живут не там и не с теми, и потому им так важно завербовать и тебя: если все вокруг страдают, ты тоже должен. Никто не бывает один. Ни у кого нет возможности уйти в себя: метро, дом, работа. Мы окружены, взяты в плен чужого, зачастую, вынужденного присутствия. А если остался один, срочно подключайся к телевизору, интернету, радио. Нужна связь с миром, ты просто обязан быть связанным им по рукам и ногам. Одинокая прогулка в больничном парке кажется недостижимой мечтой.

– Ты – эгоист! Ненормальный аскет! Одиночество – это болезнь. Теперь, когда встретил Леру-Веру-Машу, всё будет хорошо, ты выздоровеешь. Вам нужно срочно пожениться и завести ребёнка, лучше двойню. Нет? Ты что, собираешься всю жизнь просидеть под деревом, как тибетский монах?

– Да, я аскет, сижу под деревом, но вы все живёте – даже не в дурдоме, хуже. В дурдоме я навещал Изольду, там тихо, а в парке поют птицы. Остров безмолвия, ноты великой музыки.

Джазовые мелодии открытых окон твоего детства – далеко позади. Смена поколений. Из тишины легко сделать шум, но наоборот не получится. Круговая порука помех. Главное – не сидеть в тишине. Твои бедные уши уже кровоточат. Рыдания мексиканских сериалов под грохот выстрелов ментовских войн – это телевизор орёт во все горло в доме. Кафе, где ты обедаешь, наводнили биржевые маклеры из кинофильма «Затмение» Антониони. Никто не молчит. Все связаны с миром. Дома строят и перестраивают, шаги по улицам города в такт отбойным молоткам. Марш в аду.

Люди производят шум, как мусор. И выбрасывают его из окон домов и машин. Они прячут недостатки тела в одежду, но никогда в молчание изъяны души. Заглянувшие «в пустую комнату» мысли нужно обязательно прокричать. Радость проржать в голос. Колонки в машине настроить так, чтобы вся улица наслаждалась любимым DJ-ем. Ваш город – свалка звукового мусора. Ты больше не слушаешь тишину, слушаешь плеер. Музыка – самый совершенный шум, созданный человечеством. Идеальный глушитель всех остальных. Чувствуешь себя живым, вспоминая джаз из детства. Играешь свет невидимых фонарей своего двора. Музыкой растворяешь грязь мусорных свалок и темноту вокруг.