Граница дождя
Шрифт:
Сколько раз, по два дня ожидая жэковского монтера, я сокрушалась, что не могу попросить его о помощи. А уж когда грянул этот переезд…
Вещи перевозили в два приема. Сначала крупную мебель, расставили, а на другой день на «Газели» — что помельче. Грузчик мне помогал, старался, трогательный какой-то. Я даже его пригласила чаю выпить. К слову сказала, что наследница большой квартиры. Он удивился, что не сокрушаюсь. И тоже разоткровенничался. Признался, что за воротник закладывает, а раньше хорошо был устроен. И неожиданно заговорил высокопарно: «Я знал взлеты и падения, у меня были месяцы, когда я до трех тысяч баксов заколачивал». И все недоумевал, как же это муж меня бросил одну на такое дело — ведь переезд почти
Я только улыбнулась в ответ. Потому что, правда, так было легче — сама все делаю и за все отвечаю, и никаких, пожалуйста, претензий.
А возлюбленный мой тогда чуть ли не единственный раз взбунтовался: «Не могу позволить, чтобы ты одна с мужиками разбиралась. Можно, я приеду хоть для виду?! С тобой по-другому разговаривать будут».
Но я, конечно же, не разрешила. Потому что моя тайная жизнь не должна пересекаться с обыденной никогда.
Сергей
«…намеренное смещение предметов второго плана на первый, создание эффекта так называемых “невозможных фигур” — вот суть метода оптического искусства, направления, известного как “оп-арт”»… Сергей встал, отошел от компьютера. Это все слова, годные для каталога выставки, для специалистов и любителей, но никак не для покупателя. Ему важно, у кого в коллекции есть подобные, не слишком ли их много и, наоборот, достаточно ли художник или направление известны, а еще лучше — модны, чтобы можно было небрежно щегольнуть экспонатом своей коллекции, а если захочется или понадобится, продать с выгодой. Крепкий орешек попался, весь накачанный, будто сделанный из тех самых цветных металлов, на которых сколотил состояние, и даже загар его отливал медью. Въедливый, дотошный, он все требовал новых и новых доказательств ценности полотна. Пора было заканчивать эту историю, иначе можно сорвать сдачу оформления серийной книжки. А это хоть и скромный, но постоянный заработок на обозримое будущее. «Кризис, кризис», — отовсюду несется, не то что радио с телевизором, кажется — включишь пылесос, и оттуда польется эта песня. Вот и этот, меднолицый, не иначе как только что с Канар прилетевший, туда же, все пытается цену сбить. А владелец галереи нервничает, хотя Сергею полностью доверяет и знает, что в мастерстве обаять богача, жаждущего стать обладателем оригинальной перспективной коллекции, ему нет равных. Особенно, когда речь идет о его любимом и мало кому понятном авангарде.
Сергей решительно вернулся к столу. Нет, надо сначала добить справку, которую этот, металлический, требует: «Классическим образцом картины в стиле “опарт” является созданная еще в середине ХХ века работа Морица Эшера “Бельведер”…» Он взглянул на часы. Через десять минут придет Мария Николаевна, как всегда по утрам в понедельник с последним, одиннадцатым ударом настенных часов. Несколько лет назад она появилась в его жизни, внеся окончательный упорядочивающий штрих. Сергей уважительно именовал ее домоправительницей, как миссис Хадсон у Шерлока Холмса. Еще десять минут. Он опять сидел перед компьютером, но сосредоточиться не мог. Эшер, дом Эшеров, нет, это не Конан Дойл, а Эдгар По, рядом с его мрачной мистикой тайны Шерлока Холмса — детские страшилки. Ну все. Бьют часы, а вот и поворот ключа в замке:
— Добрый день, Мария Николаевна!
На самом деле Сергей был аккуратен и чистоплотен, его холостяцкая квартира изумляла продуманностью деталей, отсутствием какого бы то ни было мужского бедлама, и, в сущности, ему не очень-то была нужна женская помощь. Разве что пуговицу пришить, чему он так за жизнь и не научился, и изредка холодильник разморозить, что он люто ненавидел. Но ее приход был ритуалом, а это он ценил едва ли не превыше всего. В передней забирал у нее из рук хозяйственную сумку, помогал снять пальто и церемонно осведомлялся о здоровье, погоде и внучке, потом шел на кухню и ставил
чайник.— Что желаете сегодня, любезная миссис Хадсон, «Выбор императора» или «Грезы принцессы»?
Она знала, что от этого вопроса нельзя отмахнуться, и со всей серьезностью, морща лоб, задумчиво изрекала:
— Пожалуй, «Выбор императора».
Он неторопливо заваривал чай в толстостенном глиняном чайнике — единственной, на его взгляд, подходящей для черного чая посуде (с зеленым — другое дело, нужен тонкий фаянс).
— Бальзам рижский, алтайский, ликер «Шартрез» или же «Амаретто»? — и будто спохватившись: — А может быть, рюмочку «Хеннесси»?
На стол он всегда накрывал сам, а она в это время поливала цветы на подоконнике и стирала пыль с огромного бронзового Будды, перед которым стояли благовонные палочки.
Чай пили долго, ведя необязательные, поверхностные разговоры, которые внятны только людям, знающим жизнь друг друга в подробностях. У Сергея не было никаких родственников, кроме тети в Кирове, которую он сто лет не видал, и эти еженедельные полчаса замещали то, чем обычно тяготятся люди, обремененные родственными узами. Конечно же, Мария Николаевна слыхом не слыхивала про оп-арт, но это не имело никакого значения: тройка в четверти по математике, несправедливо поставленная ее внучке, или же опять подорожавшее снотворное, без которого Сергей не мог уснуть, значили в этот момент куда больше.
Перед уходом — а он, тщательно одевшись, всегда покидал квартиру на два-три часа, чтобы не путаться под ногами во время уборки-готовки, — Сергей спрашивал (тоже всегда ритуально, одними и теми же словами):
— Чем планируете меня потчевать?
Жизнь его устроилась таким образом, что на три дня ему хватало приготовленного Марией Николаевной обеда, а дальше он без труда справлялся сам. Однако обед, а главное — суп вносил в быт что-то давнее, миновавшее, он, собственно говоря, знал, что именно, и называлось это «мама».
Деньги клал на тумбочку в передней. Сумму давно не обговаривали, он просто периодически добавлял «на инфляцию» по собственному разумению. Мария Николаевна принимала это как должное и никогда не комментировала.
Понедельник Сергей именовал «разгонный день», стараясь сделать побольше дел вне дома. Сегодня надо непременно быть в галерее, успокоить хозяина, что клиент зреет, казаться безмятежно спокойным и уверенным, хотя от раздражения на «металлического» короля все внутри кипело, получить фотографии, а потом заехать в одно издательство, где наклевывалась работа. Сергей вздохнул. Сколько времени прошло, а хвост скандала все портит ему жизнь.
Был у него романчик с художественной редакторшей крупного издательского дома, тянулся вяловато, потом медленно стал сходить на нет. Тут она забеспокоилась и предъявила совершенно неожиданные требования. Оказывается, она была уверена, что их связь — испытательный срок, который успешно выдержан, и теперь пора под венец. Пришлось предпринять решительное объяснение. Истерика, крики… Но Сергей был тверд. Тогда она — воплощенная обманутая невинность — потрепанная дама сорока пяти лет от роду — учинила шум на всю Москву: «Он подлец, я ему молодость отдала, а он обещал жениться и в последний момент — в кусты, да так оскорбительно… Он еще пожалеет!» В общем, в худших традициях мексиканских сериалов.
Но пожалеть не пожалеть, а хлебает он до сих пор. Ведь раззвонила по всему невеликому профессиональному сообществу, что доверять ему нельзя ни в чем. Сколько заказов уплыло! Утешил его полуспившийся талантливый художник:
— Зато теперь другие разговоры утихнут, перестанут про тебя болтать, что голубой.
Сергей так и сел.
— Что???
— А ты не знал? Живешь один, эстетствуешь, платочки шейные, ботиночки блестят. Гомик поди.
После этого потери стали казаться не такими сокрушительными, вот ведь, нет худа без добра.