Граница России – Черное море. Геополитические проекты Григория Потемкина

Суворов, конечно, давал обещание взять крепость быстрым штурмом, но когда попытался предпринять нападение, кстати без ведома Потемкина, то потерял более тысячи человек, был ранен сам и, если б не подоспевший вовремя с артиллерией Н. В. Репнин, вовлеченные в дело части оказались бы полностью истреблены огнем неприятеля. Очаков был прекрасно укрепленной твердыней, над перестройкой которой по последнему слову европейской фортификации 14 лет трудились французские инженеры. Сведения о штурме, начатом светлейшим князем якобы из-за недостатка продовольствия, почерпнуты из переписки австрийских союзников, терпевших поражения, крайне недовольных тем, что Потемкин не прикрывает их русскими войсками, и с удовольствием передававших задевающие командующего сплетни. Что касается взятия Очакова, то оно прошло именно тогда, когда было намечено, – ни днем позже. Князь не поддался даже соблазну преподнести императрице цитадель в дар ко дню св. Екатерины – 24 ноября. «Не довольно еще были сбиты укрепления крепостные, чтоб можно взять, и коммуникация еще не поспела для закрытия идущей команды левого фланга на штурм, без чего все бы были перестреляны» [124] , – пояснял он императрице в письме 7 декабря. Как не вяжутся эти слова с вздорной историей о паническом штурме от нехватки продовольствия!

124

АВПР. Ф. 5. № 585. Л. 288 об.

Замечание о кровопролитном штурме по тексту Павленко как будто относится к русским солдатам, замерзавшим под крепостью. На деле же после короткого (продолжавшегося час с четвертью) взятия Очакова жизни подчиненных Потемкина пострадали меньше, чем во время летней неудачной суворовской вылазки. Потери русской стороны составили 926 человек убитыми и 1704 ранеными, а турецкой – 9,5 тыс. убитыми и 4 тыс. пленными [125] . Вот для турок штурм был действительно кровопролитен, но главным образом из-за упорства, оказанного осажденными, которые, даже потеряв оружие, продолжали отбиваться сломанными древками от знамен.

125

Ведомость об убитых и раненых во время штурма Очакова//РГВИА. Ф. 52. Оп. 2. № 11. Л. 74.

Трудно понять, почему стремление светлейшего князя избегать больших жертв вызывает недоуменную усмешку историка? Будучи эмоционально глубоко русским человеком, Потемкин воевать стремился головой, а не сердцем, то есть не очень-то по-русски. К сожалению, для нашей военной школы, знающей целые созвездия талантливых полководцев и ни в одну историческую эпоху не остававшейся без «своего Суворова», беречь солдатские жизни – не самая характерная черта. Мягкость командующего нередко осознается подчиненными как слабость, а его боязнь потерять лишнюю тысячу рекрутов как трусость. Суворов, очертя голову бросающийся в атаку, многим импонирует больше, чем рассудительный и умеющий месяцами ждать своего часа Потемкин; любой ценой берущий и удерживающий города Г. К. Жуков может нравиться больше, чем неуступчивый в вопросах жизни и смерти своих подчиненных К. К. Рокоссовский.

Случилось так, что чисто военная ситуация второй русско-турецкой войны позволяла России больше, чем политическая. После победоносной кампании 1789 г. русская армия могла развивать марш даже на Константинополь. Именно тогда сложилась уникальная ситуация, когда турок сравнительно легко было изгнать из Европы. Мираж обладания Царьградом кружил и в Петербурге, и на театре военных действий не одну горячую голову. Ах, если б Порта воевала одна! Но в том-то и дело, что Турция в своем противостоянии России была не одна. Свежая, готовая к нападению, еще не опробовавшая армию ни в одном сражении этой войны Пруссия заявила, что стоит России перейти за Дунай, и Берлин будет считать войну объявленной. К Пруссии присоединилась Польша, что из-за близости к границам России было еще опаснее. Двинься потемкинская армия на юг по Балканскому полуострову, и она грозила получить удар соединенных прусско-польских войск в тыл. А сама Российская империя осталась бы беззащитна, так как вся армия из нее ушла покорять Царьград.

Стоил ли Константинополь Москвы или Петербурга? Потемкин показал, что лично для него он не стоил не только Смоленска, но даже самой захудалой деревеньки в белорусских болотах, остававшейся без прикрытия из-за «блестящей военной перспективы», которой не воспользовался «трусливый медлительный командующий». В этих условиях Потемкин вынужден был принимать непопулярные среди военачальников решения, прикрывать западную границу, а не бить врага в его собственной столице да еще терпеть перешептывания за спиной о том, что командующий будто бы испугался пруссаков. Тяжело? Очень тяжело. И все-таки войны воюют не для генералов. Если читатель поймет, что результаты любой внешнеполитической акции нужно оценивать не с точки зрения блеска, а с точки зрения пользы для страны, где жизнь ее граждан должна стоять не на последнем месте, он правильно определит и роль Потемкина в той сложнейшей ситуации.

5. «Крымская» и «польская» темы в проектах Потемкина

Итак, как мы видим, вопреки распространенному мнению, исследователи сломали немало перьев на потемкинской тематике. Однако непосредственно о внешнеполитических планах светлейшего князя историки всерьез вспоминали, лишь когда речь заходила о так называемом «Греческом проекте», не имевшем официального авторства и часто приписывавшемся именно светлейшему князю. Под «Греческим проектом» в исторической литературе принято понимать планы по разделу турецких земель, совместно разрабатывавшиеся Россией и Австрией в начале 80-х гг. XVIII в. Целью этих планов было: во-первых, полное изгнание турок из Европы; во-вторых, восстановление Византийской империи, корона которой предназначалась внуку Екатерины II великому князю Константину Павловичу; в-третьих, образование из Молдавии и Валахии буферного государства Дакии, разделявшего бы границы России, Австрии и Греции; в-четвертых, передача западной части Балканского полуострова Австрии [126] .

126

История дипломатии. Т. 1. М., 1941. С. 291.

Само понятие «Греческий проект» почерпнуто историками из донесений английского посла при русском дворе сэра Джеймса Гарриса, близко контактировавшего с Григорием Александровичем Потемкиным в годы подготовки и осуществления планов по продвижению России к Черному морю, увенчавшихся присоединением Крыма в 1783 г. Прибыв в Петербург в 1779 г., Гаррис вскоре доносил своему двору, что Потемкин буквально «заразил» императрицу идеями об «учреждении новой Византийской империи» [127] .

127

Брикнер А. Г. Потемкин. СПб., 1991. С. 62.

Это замечание Гарриса дало основание А. Г. Брикнеру считать именно Потемкина автором «Греческого проекта». Александр Густавович сообщает, что «в 1783 г. Гаррис писал: «Потемкин желает овладеть Очаковом, очевидно, существуют самые широкие планы относительно Турции, и эти планы доходят до таких размеров, что императрице приходится сдерживать пылкое воображение Потемкина». Современники считали вероятным, что Потемкин мечтал о Крымском царстве для себя или при поддержке императрицы получить греческую корону. Такие предположения не подтверждаются никакими документальными свидетельствами» [128] .

128

Там же. С. 60–64.

Вопрос об авторстве «Греческого проекта» вызывал у русских дореволюционных историков серьезные разногласия. Некоторые, в том числе А. М. Ловягин и Н. Григорович, склонялись к тому, что создателем планов по разделу турецких земель и восстановлению независимого греческого государства являлся А. А. Безбородко. Григорович справедливо указывал на так называемый «Мемориал по делам политическим», составленный Безбородко для Екатерины II в 1780 г. и уже содержавший идеи будущего «Греческого проекта» [129] .

129

Григорович Н. Канцлер князь Александр Андреевич Безбородко в связи с событиями его времени//Сб. РИО. 1881. Т. XXIX.

Изучение вопроса о «Греческом проекте» в зарубежной западной литературе в основном сосредотачивалось на характеристике русской земельной экспансии. Так, М. Раев считал царствования Ивана Грозного и Екатерины II двумя наивысшими пиками внешнеполитической экспансии России и называл такие ее побудительные причины, как «поиски надежной защиты от буйных соседей, историческая память о прошлом политическом и духовном единстве, жажда выдающейся роли в мировой политике и экономике, желание внести вклад в распространение христианства и освобождение братьев по вере от власти нечестивцев, а также получение непредсказуемых возможностей» [130] . Подобный «авантюрный» стиль был, по словам Раева, привит русской внешней политике императорского периода Потемкиным и выразился в «Греческом проекте» [131] .

130

Raeff M. Catherine the Great. A profile. N. Y., 1972. P. 198.

131

Raeff M. Der stil der russischen Reichspolitik und Furst G. A. Potemkin//Tahrbucher fur geschichte Osteuropas. NF., 1968. Bd. 16. Hf. 2. S. 161, 193.

Советская историография считала своим долгом не столько изучать вопрос, сколько всячески отрицать наличие у России каких бы то ни было завоевательных планов. Очень информативная работа О. П. Марковой, специально посвященная истории «Греческого проекта» и предоставлявшая в распоряжение читателей целую россыпь интересных материалов, касающихся дипломатической борьбы вокруг активизации южного направления русской внешней политики, заканчивается выводами, мягко говоря, не следующими из изложенных перед этим источников. Маркова отмечала, что «термин «греческий проект» превратился в формулу завоевательных замыслов России, весьма удобную для политических спекуляций». Рассматривая послание Екатерины II Иосифу II, в котором излагается существо проекта, исследовательница утверждает, что «письмо лишено черт реальной политической программы, которую бы разрабатывали и собирались выполнить. Легкость, с которой бы разрешались в этом письме острые проблемы международных отношений, заставляет смотреть на письмо как на документ макиавеллиевской политики» [132] . К сожалению, этот последний вывод, никак не вытекающий из основного текста статьи, перечеркнул в глазах многих исследователей научную ценность работы Марковой [133] , которая до сих пор остается наиболее полным собранием сведений об истории «Греческого проекта».

132

Маркова О. П. О происхождении так называемого греческого проекта (80-е годы XVIII в.)//История СССР. 1958. № 4. С. 53–58.

133

Каменский А. Б. «Под сению Екатерины…» СПб., 1992. С. 328.; Арш Г. Л. Некоторые соображения по поводу «Греческого проекта»//Век Екатерины II. Россия и Балканы. М., 1998. С. 72.