Граница
Шрифт:
От удивления я даже всхлипывать перестала. Поэтому, наверное, и услышала тихие шаги в коридоре. Какая разница, куда он идет? Тот факт, что я дура, нисколько не меняет того факта, что он — обманщик.
— Госпожа?
Что он сейчас скажет? Я сама виновата, мне не следовало, нам необходимо посетить сбор, ответить за украденный (он же вызванный) дождь…
— Прости меня.
Я замерла. Простить? Его?
— Я виноват перед тобой, Госпожа. Я не должен был этого допускать.
Он о чем? Любопытство
— Чего? — глухо произнесла я. — Чего допускать?
— Я… Ты… Я не должен был доводить тебя до такой усталости, Госпожа. Прости меня. Мне казалось, в одиночестве ты сможешь сама принять решение, и я… хотел, чтобы ты сама поняла… и не подумал… забыл, ты и без того утомлена дорогой… Прости меня, — еще раз повторил страж.
Вот оно что! Своеобразная у него совесть!
— А больше ты ни за что не хочешь извиниться? — Я по-прежнему не оборачивалась.
— О чем ты, Госпожа? — удивился страж.
— Например, за твое отношение.
— Госпожа?…
— А кто сказал, что я упрямая и доверчивая, как ребенок? — выпалила я, резко повернувшись к собеседнику. Меня задело не только это, но надо же с чего-то начать.
Страж успокоено рассмеялся.
— А я не мог понять, с чего тебя в лес потянуло! Ты знаешь, подслушивать некрасиво?
— Я… — До меня дошло: сейчас очень даже может подойти моя очередь оправдываться.
— Кто подслушивает, ничего хорошего о себе не услышит, — наставительно произнес Орсег.
— Я заметила, — буркнула я, устало отворачиваясь. На что я, собственно, надеялась? Что мне будет позволено качать права, доказывать свою правоту и право на самостоятельные решения? Глупо все это. И по-детски.
— Не злись, Госпожа, — примирительно произнес страж, усаживаясь рядом.
— Угу.
— Правда, не сердись. Разве я неправду про тебя сказал?
— Ты!..
— Ашатан, — предупреждающе проговорил Орсег. — Только честно— разве я неправ? Ашатан?
— Прав, — не выдержав, отмахнулась я. Чтоб ему пусто было, при каждом удобном случае произносит мое имя, будто других аргументов нет! Хотя этот самый действенный, не зря его для допросов применяют. — Ты же обещал так не делать!
— Не сердись, Госпожа, — в который раз повторил страж. — Прости.
Я вздохнула и выдохнула, пытаясь заставить себя успокоиться. И бросилась в безнадежный спор.
— Послушай, вот ты говоришь, я веду себя как ребенок, но как я еще могу себя вести, если ты контролируешь каждый мой шаг и поминутно за меня решаешь!
— Не каждый, Госпожа, — усмехнулся страж. — Кроме твоих выходок в Доме Заклятых, могу тебе напомнить, как ты запретила убивать этого… как его, Куарта. Я же послушался? И в столице я слушался тебя всю неделю.
— А в Варусе, стоило на полчаса
оказаться без присмотра, просадил половину моих денег на собственную глупость! — подхватила я.Здесь покраснел страж.
— Хорошо, Госпожа, ты права. Когда я попадаю в город, я становлюсь так же глуп и доверчивым. Как ты в лесу.
— Ага!
— И во искупление своей вины я согласен в городе не отходить от тебя ни на шаг и во всем слушаться, — продолжил он, ехидно усмехаясь.
— Ты просто самый мерзкий тип из всех, кого я когда-либо!..
— Тише, Госпожа, не кричи, — попросил этот подлец. — Я так понимаю, мы помирились?
— Да ты в своем уме?
— Мы помирились, Ашат?…
— Да! — завопила я еще громче, чем до того. Какое мне дело, что о нас решат его родители и соседи. Что решат родители, не знаю, а вот соседи… да…
Но я действительно больше не сердилась, а возмущалась только привычке стража называть меня по имени каждый раз, когда я, упираясь, отказывалась признавать очевидное. Может, я еще хочу поупрямиться?
Страж тут же поднялся и пошел к двери, настоятельно порекомендовав мне немедленно лечь спать, чтобы отдохнуть как следует. Такие потрясения — не шутка даже для очень выносливых людей. И даже для стражей или Заклятых.
Я только рукой махнула. Выяснение отношений определенно не удалось: предмет спора сам собой потерял значимость.
— Да, Госпожа, — в дверях повернулся ко мне страж. — Не думай, пожалуйста, что я тебя не уважаю. Это не так.
— Госпожа!
Я с трудом подняла голову от подушки. На дворе был день, и в приоткрытую дверь заглядывал страж. Нет, у него есть хоть какое-то представление о приличиях?
— Чего тебе?
— Завтракать будешь? Пора вставать.
— Завтракать? — через силу повторила я. — Вставать?… Ты с ума сошел.
— Так устала? — посочувствовал страж.
— Не то слово, — с трудом выдохнула я, наконец сообразив, в чем причина этой страшной слабости.
— Тогда отдыхай.
— А сбор? — неохотно вспомнила я.
— Не бойся, Госпожа. Сбор откладывается. Один из стражей не явился, вот его ждем.
— Но нам надо спешить! — встрепенулась я.
— Не бойся. Завтра в любом случае начнем, даже если не явится. До завтра у нас вполне есть время. Спи.
— Нет у нас времени, — устало проговорила я и, видимо, заснула.
В следующий раз я проснулась сама, ближе к вечеру. Встав, одевшись и умывшись, я пошла на поиски стража и завтрака. Или уже ужина? По времени, наверное, ужина, но я привыкла первую еду называть завтраком. Это создавало языковые трудности весной, когда я просыпалась после заката.
В доме никого было, и я с трудом нашла стража во дворе.
— А, Госпожа! Есть будешь?
— Ты еще спрашиваешь!