Гранит не плавится

Чем больше читал я документов, тем сильнее убеждался, что здесь требуется тонкая, «ювелирная» работа, изворотливость и смекалка…

Выдали мне паёк: два килограмма мяса, вернее, костей с мясом, пять селёдок, коробку сахарина, полкилограмма сыра, десять коробок спичек, четыре пачки махорки, четыре коробки папирос и два куска тяжёлого, мокрого мыла. Завернув всё это в бумагу, я шёл домой расстроенный: ну как прожить мне целый месяц? Правда, раз в день мы бесплатно обедали в столовой (денег нам вообще не выдавали), получали четыреста граммов ржаного хлеба, а во время ночных дежурств ещё и ужин.

Голодным я не ходил, — тётушка Майрам делилась со мною всем, что имела. Я надеялся, что сумею расплатиться с нею своим пайком. Как же быть теперь?

Я отдал ей свёрток и вышел в сад. В нём было хорошо. Всё зеленело. На фруктовых деревьях лопались бутоны. Гудели пчёлы. Слышалось журчание реки. Небо было голубое-голубое… Но я ничего этого не замечал, настроение у меня было скверное. «Скоро восемнадцать лет, а ты даже прокормить себя не можешь!.. Мама не пишет. Маро не ответила на письмо, да, наверно, и не ответит… На работе тоже ничего светлого, — копаешься в грязных делах шпионов, читаешь старые французские газеты, в которых нас, большевиков, ругают дикарями, варварами, предсказывают скорую гибель Советской власти…» Беседуя таким образом сам с собой, я вышел к реке, сел на камень и долго смотрел на мутную, пенившуюся воду…

— Ваня, Ваня, где ты? — раздался голос тётушки Майрам за моей спиной.

Я нехотя встал и пошёл домой.

— Почему есть не идёшь? Садись, поешь. Вина налью.

В моей комнате, на подносе, уже лежали лепёшки и брынза.

— Спасибо, тётушка Майрам! Не смогу я больше есть у вас…

— Голодный ходить будешь? Или лепёшки плохие, брынза надоела? Другое б подала, да весна, запасы кончились, — сокрушалась добрая женщина.

— Что вы! Лепёшки у вас замечательные и брынза отменная, но… видели, какой паёк получил? Не могу неё я объедать вас!

— Нехорошо говоришь, очень нехорошо! Мука есть, овцы есть. Дотянем, пока поспеют овощи, фрукты. Скоро паёк станет больше, не всегда так будет. Садись, сынок, поешь. Обидные слова не говори! — Тётушка Майрам погладила меня по голове, и я покорился.

В конце ужина она вспомнила:

— Совсем забыла! Тебе письмо пришло!

Я нетерпеливо схватил письмо, распечатал конверт. Маро писала по-французски:

«Дорогой Ваня!

У меня нет слов, чтобы выразить свою радость! Как хорошо, что ты остался в нашем городе.

После того как ты ушёл, мир для меня стал необитаемым. От тоски не знаю, куда деваться.

Ты спрашиваешь: можем ли мы встретиться? Что за вопрос? Конечно! Напиши, когда и где.

Дома у нас всё по-прежнему.

Почему пишу по-французски, ты знаешь. За ошибки извини. Поверь, я старалась.

Напиши поскорее!

Маро».

— Мать пишет? — поинтересовалась наблюдавшая за мною и видевшая моё взволнованное, радостное лицо тётушка Майрам.

— Нет… Это от одной хорошей девушки. До выздоровления я жил у них в доме…

— Кто же они? Пришлось объяснить.

— Знаю! — Тётушка Майрам сразу помрачнела и добавила: — Нехорошие люди, совсем плохие люди!..

Утром, по дороге на работу, зашёл в городской сад и решил, что лучше всего встретиться с Маро на скамейке против фонтана. Так и написал ей…

Прошло больше трёх недель, прежде чем меня допустили к оперативной работе, да и то мелкой.

В середине дня вызвал меня Челноков, начальник отдела, и сказал:

— В три часа к тебе придёт один гражданин из ресторана «Европа». Человек он свой, вполне можешь доверять ему. Зовут его Маркар. Он сильно пострадал: отец его погиб во время войны с турками, брата расстреляли дашнаки. Сам тоже сидел у них в тюрьме, хотя и не был большевиком. Теперь он помогает нам — сообщает полезные сведения. Будь с ним помягче. Выслушай его внимательно и запиши всё, что он расскажет, даже мелочи. Потом доложишь.

Вскоре ко мне пришёл человек средних лет в потёртом чёрном костюме.

— Садитесь, — пригласил я его и протянул пачку папирос. — Закуривайте!..

— Спасибо, — человек затянулся табачным дымом и, как бы изучая меня, некоторое время смотрел мне в глаза. — Вчера Пижон опять заказал ужин на троих, — без всяких предисловий начал он. — Кизиловую водку и шесть бутылок вина!.. Ужин подавал я, но гостей увидеть не удалось. Пижон встретил меня в передней, отдал деньги и велел за посудой не приходить. «Я сам пришлю», — сказал. А сегодня укатил в Т…

Он замолчал, следя за дымом папиросы.

— Всё? — разочарованно спросил я. Я-то надеялся узнать что-то важное, а тут какой-то Пижон заказал ужин и шесть бутылок вина. Подумаешь, событие!

— Нет, не всё… Третьего дня был у нас в ресторане господин Погос с компанией. Вы, конечно, слыхали про него? Ну, тот длинноволосый журналист в пенсне! Он был изрядно выпивши и вслух болтал всякую ерунду.

— Например?

— Что большевики — наивные люди, думают, что им удастся долго продержаться у власти без помощи интеллигенции. Одно дело захватить власть, другое — управлять страной. «Подумайте, — говорил он, — бывший кузнец — председатель ревкома, городской голова, значит, а малограмотный наборщик — редактор газеты! Он, этот невежа, осмеливается учить меня, старого газетного волка, как нужно писать. Шалишь, я под его дудку плясать не стану».

— А как на это реагировали его собеседники?

— Молчали.

— Сколько их было, вы всех знаете?

— Кроме господина Погоса, ещё трое. Одного знаю, Шаварш, артист… И последнее: в городе появилась известная эсерка, по кличке «Искра». Настоящего имени её никто не знает. Вчера она была у нас. Села в самый дальний угол, спиной к двери, пообедала на скорую руку и ушла… Вот теперь всё!

Я поблагодарил и отпустил его.

Сверх всякого ожидания, Челноков отнёсся к моим сообщениям очень серьёзно и, когда я кончил, объяснил:

— Пижон — условная кличка резидента английской разведки. Ловкий, сукин сын!.. Его настоящая фамилия Мансари, Гасан Мансари, запомни. Он персидский подданный, выдаёт себя за коммерсанта. Говоришь, заказал ужин на троих? Значит, к нему опять пожаловали гости, а мы прозевали!..

— Почему же мы не задержим его, если известно, что он английский шпион? — спросил я.

— И не просто шпион, а резидент — руководитель всей шпионской сети! Тут большая разница. Подумай сам — чего мы добьёмся, если засадим этого господина?

— Как чего? Обезвредим его!

— И потеряем все нити!.. Нет, Силин. Посадить его легче лёгкого, а вот знать каждый его шаг, знать всех его агентов — это посложнее! Ты скоро займёшься им и убедишься в этом. А теперь отправь через шифровальный отдел телеграмму в Т. — предупреди, что Пижон выехал туда.

Пока я составлял текст телеграммы, Челноков куда-то позвонил и спросил, что известно об эсерке Искре. Полученный ответ, по-видимому, не удовлетворил его.

— На то она и Искра, чтобы умело заметать следы! — отвечал он в трубку. — Недаром царские охранники годами гонялись за нею и так и не поймали… А вы не спите, нужно взять её… Нет, на улице неудобно!