Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.

В Барселоне вхождение CEDA в правительство побудило Компаньса объявить о создании «Каталонского государства» как составной части «Федеративной Испанской республики». И снова Компаньса побудил на это непродуманное решение его советник Денкас, который к тому времени уже создал новую милицию «Эскамотс» по образцу фашистской, хотя номинально она служила целям каталонских националистов. Тем не менее основная мысль, выраженная в публичном обращении Компаньса к Каталонии, заключалась в том, что налицо нападение фашистов из CEDA. «Монархические и фашистские силы, которые уже пытались предать республику, достигли своей цели, – объявил Компаньс. – В этот непростой час правительство, которое я возглавляю, от имени народа и парламента берет на себя все властные функции в Каталонии, провозглашает Каталонское государство в составе Федеративной Испанской республики и, укрепляя отношения со всеми, кто прямо выражает протест против фашизма, приглашает их участвовать в работе временного правительства Республики Каталонии». Эта любопытная речь стала объявлением совершенно новых отношений между Каталонией и всей остальной Испанией, а также приглашением оппозиции объявить о своей поддержке правительства, которое в случае необходимости обоснуется в Барселоне. Для Лерру и его министров в Мадриде не было секретом, что в данный момент Асанья находится в Барселоне⁶.

Тем не менее каталонское восстание сошло на нет почти так же быстро, как и всеобщая забастовка в Мадриде. Прошло несколько вооруженных стычек между милицией Денкаса и специальными силами безопасности, созданными для защиты Женералитата, а также между гражданской гвардией и регулярной армией. Погибло около двадцати человек. Анархисты из FAI и CNT держались в стороне. Компаньс послал за генералом Батетом, командиром дивизии, расквартированной в Барселоне, и попросил его заявить о своей преданности новому федеральному режиму. Батет, который сам был каталонцем, помедлив, ответил: «Я за Испанию». И затем арестовал Компаньса и все правительство, за исключением Денкаса, который по канализационным трубам выбрался на свободу⁷. По всей Барселоне сопротивление было быстро подавлено, а Компаньс с достоинством обратился по радио к своим сторонникам с призывом сложить оружие.

«Октябрьская революция» в Мадриде и Барселоне не состоялась.

В остальной части Испании вспыхивали волнения и забастовки, но все они, за одним исключением, были быстро подавлены. Исключением стала Астурия, где революция 1934 года еще ждет своего исследования. Здесь восстанием – именно таковым эти события и были – руководили крепкие и политически высокосознательные шахтеры, представители передового рабочего класса Испании. Их действия носили не столько экономический, сколько политический характер. И хотя повсюду в Испании, когда речь заходила о подготовке восстания, партии рабочего класса не могли найти общего языка, в Астурии по призыву Союза братьев-пролетариев⁸ установилось сотрудничество анархистов, социалистов, коммунистов и полутроцкистов из Союза рабочих и крестьян.

Восстание в Астурии было тщательно подготовлено по всей провинции; центры его располагались в ее столице Овьедо и в соседних шахтерских городах Мьерес и Сама. Повсюду сигналом к началу восстания стало вхождение CEDA в правительство. К тому времени шахтеры были очень хорошо организованы. Они имели запасы оружия, взрывчатку. В их распоряжении были объединенные рабочие комитеты, которые руководили восставшими. Их реакцией на явный захват власти «фашистами» в Мадриде должна была стать по возможности полномасштабная пролетарская революция. «Около половины восьмого утра, – сообщал Мануэль Гросси, – перед зданием муниципалитета Мьерес, уже занятого восставшими рабочими, собралась толпа примерно из двух тысяч человек. С одного из балконов я объявил о создании социалистической республики. Энтузиазм был просто неописуем. Вслед за криками «Виват!» в честь революции следовали другие лозунги в честь социалистической республики. Когда меня снова смогли услышать, я дал указание продолжать начатое…»

Предполагались нападения на посты гражданской гвардии, церкви, монастыри, муниципалитеты и другие ключевые здания в городах и деревнях провинции.

Через три дня после начала революции большая часть провинции оказалась в руках шахтеров. Все города и деревни оказались под контролем революционного комитета, который взял на себя ответственность за снабжение и безопасность жителей. Радиостанция в Туроне взволнованно призывала к соблюдению моральных норм. Оружейные заводы в Трубии и Ла-Веге (Овьедо) были занятым рабочими комитетами и теперь работали круглые сутки. Другие заводы и шахты остановились (последние несколько лет многие шахты и так были частично законсервированы). Призывные пункты объявили набор всех рабочих от восемнадцати до сорока лет в Красную армию. За десять дней мобилизовали 30 000 рабочих⁹. Уровень сотрудничества между различными партиями удивлял их самих. Даже анархисты признали «необходимость временной диктатуры», хотя в дальнейшем они предполагали отделиться от коммунистов. В некоторых пуэбло коммунисты были куда больше заняты установлением собственной диктатуры, чем отправкой людей на фронт. Но как правило, призывы UHR не оставались без ответа.

Шахтеры Астурии успешно устанавливали власть революционных Советов по всей провинции, но давалась им эта акция с боями. Начались они в Овьедо и Гижоне. Регулярных войск, расквартированных в Астурии, было слишком мало для решительного противостояния, и пока им удавалось лишь удерживать район Авильи к северо-западу от Овьедо. Тем временем стало известно, что некоторые революционеры позволяют себе неспровоцированное насилие и мародерство. Местные комитеты занялись наведением порядка и дисциплины, взяв контроль над всем районом. В целом этого удалось добиться. Но кое-где случались вспышки насилия. Были сожжены несколько церквей и конвентов. Во время попытки захватить казармы Пелайо, которые удерживала гражданская гвардия, восставшие разрушили дворец епископа и большую часть университета Овьедо. Было расстреляно несколько священников, преимущественно в Туроне. В Саме осажденные тридцать гражданских гвардейцев и сорок солдат отбивались полтора дня. Когда они сдались, всех расстреляли. Были изнасилованы и убиты несколько женщин из среднего класса. Без сомнения, эти зверства стали результатом не продуманных действий, а всеобщей неразберихи и в значительной мере усугубили кризис.

Правительство в Мадриде оказалось перед лицом подлинной гражданской войны, и этого никто не мог отрицать – ни рабочие, ни буржуазия. Комитеты, контролировавшие шахтерские поселки около Мьерес, стали готовить марш на Мадрид. Лерру и его министры приняли ряд важных решений. Во-первых, они послали за генералами Годедом и Франсиско Франко, которые должны были, возглавив генеральный штаб, руководить подавлением восстания. Во-вторых, приняли совет этих двух офицеров, когда те порекомендовали вызвать для усмирения шахтеров Иностранный легион.

Франсиско Франко Бахамонте как раз минуло сорок лет, когда при правительстве Лерру он был приглашен на службу в военное министерство¹⁰. Родившийся в 1892 году в Эль-Ферроле в Галисии, Франко был сыном военно-морского казначея, и предки со стороны как отца, так и матери имели отношение к флоту. Но мест в школе морских кадет не оказалось. Вместо этого Франко в 1907 году поступил в пехотную академию в Толедо. Оттуда он получил назначение в Марокко, где в быстрой последовательности становился самым молодым капитаном, майором, полковником и генералом. Последний чин Франко получил после победоносного завершения войны. Он командовал Иностранным легионом с 1923-го по 1927 год, разработал, а потом и возглавил в 1925 году высадку десанта в заливе Алхусемас, за линиями Абд эль-Керима, что и привело к победе. Все эти годы Франко всецело отдавался своей профессии. Он никогда не пил, не проводил время с женщинами, но в то же время (как торопятся упомянуть его набожные биографы) не посещал мессы¹¹. Его знали как жестокого сторонника дисциплины. Храбрость Франко не подвергалась сомнению: он более чем достойно вел себя под огнем. Генерал оказался блистательным организатором, и эффективность действий Иностранного легиона в основном объяснялась его стараниями. Первый опыт подавления революционных выступлений он обрел в 1917 году, во время всеобщей забастовки, когда получил временное назначение в Овьедо. После долгих отсрочек, связанных с военными кампаниями, Франко наконец женился на глубоко верующей девушке из хорошей кастильской семьи по имени Кармен Поло. Франко был невысок ростом и толстоват уже в молодые годы. Высоким пискливым голосом он отдавал военные команды так, словно читал молитву. Генералу были свойственны терпеливость и осторожная предусмотрительность, качества типичные для уроженца Галисии, которых так не хватало Касаресу Кироге и Кальво Сотело. Правда, в годы республики осторожность Франко граничила с нерешительностью. Он пользовался великолепной репутацией «блистательного молодого генерала», но постоянно отказывался принять чью-либо сторону в политике. Когда в апреле 1931 года в мадридских кафе пронесся слух, что правительство собирается назначить его верховным комиссаром в Марокко, Франко публично заявил, что откажется от этого поста, ибо в противном случае ему придется проявить «незаслуженно хорошее отношение к только что установившемуся режиму, который без должного уважения относится к людям, еще вчера прославлявшим нацию». Когда монархистов-заговорщиков спросили: «С вами ли Франко?», они не смогли дать однозначного ответа. Его никогда не видели в компании офицеров, которые поддерживали генерала Санхурхо при попытке переворота в 1932 году¹². В то же время, судя по заявлениям, которые Франко произносил, будучи комендантом Сарагосы, республиканцы считали, что он сторонник авторитарного правления. Они знали, что Франко долгое время интересовался политикой. В начале 1926 года он потребовал, чтобы в его штаб-квартиру прислали книги по политической теории. Но брата генерала, Рамона, знаменитого летчика, который первым пересек по воздуху Южную Атлантику, считали республиканцем. И он действительно был таковым в 1930 году, когда сбрасывал листовки (его с трудом удалось удержать от попыток сбросить бомбы) на королевский дворец во время неудачного восстания республиканцев. В то же время свояком Франко – они были женаты на сестрах – был молодой лидер CEDA Рамон Серрано Суньер.

Правительство доверило Франко не только подавление восстания шахтеров, но и командование его старым корпусом, Иностранным легионом, главным образом потому, что сомневалось, удастся ли какой-либо другой части достичь успеха в Астурии. Военный министр, радикал Диего Идальго потом объяснял, что его потрясла представшая перед ним альтернатива послать неопытных юных новобранцев со всего полуострова погибать в Астурии. А ведь им пришлось бы вести бои против опытных мастеров взрывного дела и устройства засад. «Я решил, – писал он, – что необходимо ввести в дело части, которые могут защитить Испанию, драться и умирать, выполняя свой долг». Через несколько часов после появления Франко в военном министерстве Иностранный легион под руководством полковника Ягуэ был послан сменить гарнизоны в Астурии.

Легионеры сразу же добились успеха. При помощи марокканских регулярных войск и авиации они быстро «освободили» Овьедо и Хихон. В этих городах завоеватели дали себе волю и их зверства превзошли и по количеству, и по ужасу все деяния шахтеров. После пятнадцати дней революции и войны, которые, как казалось их участникам, длились всю жизнь, мятежники наконец сдались. Белармино Томас, лидер социалистов, который все эти дни был среди сражающихся, в последний раз обратился к огромной толпе шахтеров, собравшихся на главной площади Самы: «Товарищи мои, красные солдаты! Здесь, перед вами, с уверенностью могу сказать, что мы оправдали тот мандат доверия, что вы вручили нам. Мы с грустью должны признать, что наше мужественное сопротивление потерпело неудачу. Нам пришлось вступить в мирные переговоры с генералами вражеской армии. Но мы потерпели только временное поражение. Мы можем сказать лишь, что рабочие остальных провинций Испании не выполнили свой долг и не поддержали нас. Наша неудача позволила правительству взять под свой контроль всю Астурию. Хотя у нас были ружья, пулеметы и пушки, у нас не было боеприпасов. Нам осталось лишь заключить мир. Но это не значит, что мы отказываемся от классовой борьбы. Наша сегодняшняя капитуляция – всего лишь остановка в пути, когда мы осмыслим наши ошибки и подготовимся к следующей битве, которая завершится победой эксплуатируемых…»

Далее последовали жестокие расправы. Одним из условий сдачи восставших шахтеров был вывод легиона и «Асальто» из Астурии. Условие это не только не было выполнено, но даже не военный министр, а генерал Лопес Очоа дал приказ оставить их на территории Астурии. Эти части вели себя как армия победителей, которая живет за счет страданий покоренных. Примерно 1300 человек было убито в ходе военных действий (и не менее того стали жертвами репрессий) и около 3000 ранено. Но среди погибших было всего 100 гражданских гвардейцев, 98 солдат, 86 асальто и карабинеров. Официально было признано, что погибло более тысячи гражданских лиц – преимущественно шахтеров. Эти цифры значительно преуменьшены, хотя сомнительно, чтобы число жертв репрессий, как считали, превысило 5000 человек. Большинство восставших погибло в конце боев, когда легион установил жестокий террор¹³. В октябре и ноябре в Испании насчитывалось 30 000 политических заключенных. Подавляющее большинство их было из Астурии. Казармы пуэбло в этом регионе были превращены во временные тюрьмы, и мучительное пребывание в них унижало человеческое достоинство. Журналист Луис Сирваль, который осмелился указать на эти ужасные условия, сам был арестован и убит в тюрьме тремя молодыми офицерами легиона. А тем временем в Мадриде генералов Франко и Годеда чествовали как спасителей нации.