Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.

³ Имеются свидетельства таких убийств, совершенных коммунистами на фронте. По этому поводу 25 марта CNT и FAI обратились с жалобой к Прието.

⁴ К этому времени в легион «Кондор» входили две группы «Мессершмиттов-109» по четыре эскадрильи, две группы «Хейнкелей-51» по две эскадрильи, три эскадрильи самолетов-разведчиков «хейнкелей» и «Дорнье-175», четыре группы бомбардировщиков по три эскадрильи «Хейнкелей-III» и «Юнкерсов-52».

⁵ Танковый корпус под командой фон Тома теперь состоял из четырех батальонов, в каждом из которых было три роты по 15 танков. Их сопровождали 30 противотанковых батарей, по шесть 37-миллиметровых орудий в каждой.

⁶ Близорукий, в очках и уже считавшийся ветераном американец майор Мерримэн и бригадный комиссар Доран были убиты при отступлении. Место Мерримэна занял англичанин Малкольм Данбар. Дорана заменил Джонни Гейтс, лидер сталелитейщиков, которому в то время было всего двадцать четыре года. Высокий и грузный художник из Бруклина Милтон Вулф возглавил Батальон Линкольна. Комиссар Британского батальона Уолли Тапселл был тоже убит под Бельчите. Говорили, что он получил пулю в спину. Тапселл был известен как неукротимый критик военной политики коммунистов в Испании. У него было много и других врагов, поскольку именно он в 1934 году произвел переворот в руководстве Коммунистической партии Великобритании и поставил во главе ее Гарри Поллита. Но сейчас, по прошествии времени, установить истину о его смерти очень нелегко.

Глава 67

Негрин в Париже. – Блюм формирует свое новое правительство. – Открытие границ. – Мощный налет на Барселону. – Муссолини удовлетворен. – Крах в Арагоне продолжается. – Ягуэ вторгается в Каталонию. – Убийства SIM. – Негрин и Прието. – Мятеж в Барселоне. – Падение Прието. – Негрин составляет новое правительство. – Националисты выходят к Средиземному морю. – Англо-итальянский пакт.

Бедственное положение Арагонского фронта вынудило Негрина спешно лететь в Париж и просить заново открыть французскую границу. Она снова была закрыта в январе, когда социалисты отказали в поддержке радикалу Шотану. Лидер республики оказался в Париже в самый подходящий момент. Его привело туда еще и письмо от Блюма. Внезапные изменения хода испанской войны произошли в тот момент, когда вся Европа негодовала по поводу захвата Гитлером Австрии. 13 марта министров Шотана сменило социалистическое правительство. Блюм сформировал свое второе правительство Народного фронта, в котором умеренный Поль-Бонкур стал министром иностранных дел. Многие в Париже считали неизбежной войну с Германией. Даже, как правило, осторожный Массильи, политический директор на Кэ-д'Орсэ, позволил себе назвать политику невмешательства фарсом. Месье Комер, шеф отдела информации Кэ-д'Орсэ, во всеуслышание заявил: «За Австрию мы отомстим в Испании». 15 марта на встрече французского Национального комитета обороны Блюм предложил выдвинуть Франко ультиматум: «Если в течение 24 часов вы не откажетесь от поддержки иностранных сил, Франция… оставляет за собой право предпринять все меры вмешательства, которые она сочтет нужными». Тем не менее генерал Гамелен указал, что у генерального штаба нет отдельного мобилизационного плана для юго-запада Франции. Даладье сказал, что после вторжения в Испанию, вне всяких сомнений, начнется мировая война. Леже, генеральный секретарь МИД, заметил, что интервенция станет поражением для Германии и Италии, поскольку Англия не поддержит французскую политику.

17 марта французский кабинет министров согласился удовлетворить просьбу Негрина об открытии границы¹. Блюм испытывал нескрываемую симпатию к Негрину, поскольку теперь оружие, приобретенное у России, у отдельных авантюристов, у Коминтерна и даже у самой Франции, хлынет через пиренейскую границу в Испанию. Но от других намерений пришлось отказаться. Идея двинуть французский моторизованный корпус на помощь Каталонии была отвергнута руководством генерального штаба, когда там осознали, что такой шаг должен будет, скорее всего, повлечь за собой всеобщую мобилизацию. Риббентроп был прав, когда 21 марта заявил Маджистрати, итальянскому поверенному в делах в Берлине, что Франция не будет вмешиваться в испанские дела без английской поддержки. И столь же уверенно добавил, что сомневается в склонности Чемберлена «заниматься авантюрами в политике».

16 марта итальянцы снова обрушили бомбовый груз на Барселону. Шторер, немецкий посол в Саламанке, сообщил, что эффект был «ужасающий». Пострадали все районы города. Не было никаких доказательств, что целью налета стали военные объекты. Первая волна самолетов появилась над городом примерно в десять вечера. Шесть «гидро-хейнкелей» летели на высоте 400 метров со скоростью 80 миль в час. Налеты длились с трехчасовыми интервалами до трех дня 18 марта. Всего самолеты бомбили город семнадцать раз. Погибло 1300 человек, и 2000 было ранено. Чиано сообщил, что приказы о налете отдавал лично Муссолини и «Франко о них ничего не знал». По словам Шторера, Франко пришел в ярость. И 19 марта он в самом деле попросил о прекращении налетов, опасаясь «осложнений за границей». Это не помешало Чиано сообщить американским представителям в Риме, что Италия не контролирует действия своей авиации в Испании. Муссолини, как и его бывший генерал Дуэ, считавший, что войну можно выиграть при помощи одной только авиации, наводящей страх, заявил: пусть итальянцы «ужасают мир своей агрессивностью, вместо того чтобы очаровывать его гитарами». Хотя на первых порах население Барселоны было перепугано и многие уходили ночевать на окрестные холмы, противник, как и в Мадриде, не получил никакого военного преимущества. Многие раненые, когда их уносили на носилках, призывали собравшихся к сопротивлению, вскидывая сжатые кулаки.

За границей взметнулась волна возмущения. В Лондоне прошли митинги протеста². Самым красноречивым выражением их стала, скорее всего, поэма Джорджа Баркера «Элегия об Испании». Корделл Холл отбросил свою обычную сдержанность и «от имени народа Соединенных Штатов» выразил свое возмущение. Но вплоть до конца войны города республики время от времени продолжали подвергаться таким налетам. Хотя преимущества, которые они приносили националистам, не стоили связанных с ними сложностей. Так, например, бензохранилище в Барселоне бомбили 37 раз, прежде чем поразили его. Не смогли националисты серьезно помешать погрузке и разгрузке республиканских судов в портах Средиземного моря.

А тем временем наступление в Арагоне продолжалось. 16 марта три дивизии националистов под командованием Баррона, Муньоса Грандеса и Баутисты Санчеса окружили Каспе. Но юге Аранда наконец прорвал передовую линию республиканцев и взял Монтальбан. 17 марта Каспе пал после двух дней жестоких боев, в которых интербригады, включая и 15-ю, показали образцы мужества. Командир Британского батальона Сэм Уайлд и другие едва избежали пленения. За восемь дней наступления армия националистов продвинулась на сто километров к востоку. Выйдя к естественному препятствию к виде широких рек Эбро и Гвадалупе, наступающие части позволили себе передышку, чтобы перегруппировать силы.

22 марта 1938 года националисты снова начали наступление. На этот раз их удар был направлен против передовой линии между Сарагосой и Уэской, которую так долго удерживала армия Каталонии. Все ее оборонительные сооружения были потеряны в течение одного дня. Утром генералы Сольчага и Москардо предприняли пять атак на протяжении 150 километров фронта, протянувшегося от Уэски до Сарагосы. Наконец Уэска была взята. Пали Тардьенте и Алькубьере. Ягуэ форсировал Эбро и взял Пинью, деревню, в которой давным-давно Дуррути встретил ледяной прием молчаливой враждебности местных жителей. Все эти революционные деревни Арагона, в которых в августе 1936 года бушевали политические страсти, оказались в руках националистов. Преследуемые пулеметным огнем с воздуха, те их обитатели, которым это было под силу, хлынули на восток, запрудив дороги потоком скота, повозок и тележек с самыми необходимыми вещами. 25 марта Ягуэ взял Фрагу, войдя в пределы золотых земель Каталонии. У Лериды, соседнего города, дивизия Эль Кампесино отважно и умело оборонялась в течение недели. Севернее Москардо взял Барбастро. Еще севернее Сольчага был готов выйти к подножию Пиренеев. Когда его колонны прокладывали себе путь по долинам, они представляли собой заманчивую цель для артиллерии и авиации республиканцев. Тем временем южнее, готовясь к наступлению на побережье Средиземного моря, Аранда, Гарсиа Эскамес, Берти и Гарсиа Валиньо преодолевали плоскогорье, известное на юге Арагона как Маэстрасго. Сплошная линия фронта практически отсутствовала. На ее месте образовались отдельные очаги отчаянного, но изолированного сопротивления тех или иных республиканских частей. В целом кампанию можно было считать проигранной, но пока было неясно, чем завершится разгром. Артиллерия националистов убедительно доказала свое преимущество на поле боя, но основным фактором столь стремительной победы стало преимущество в воздухе. Равнины Арагона представляли собой естественные посадочные площадки. Самолеты могли исполнять роль кавалерии, отбрасывая республиканские части с их позиций. В ходе этих боев немцы извлекли ценные уроки относительно поддержки истребителями своей пехоты – как и русские. Это же наконец усвоили и опытнейшие пилоты военно-воздушных сил националистской Испании³.

Во время этого военного кризиса SIM в Барселоне продолжал заниматься своими делами. Официально военная разведка должна была ловить шпионов, но теперь она с той же страстью выявляла «пораженцев». Сюда входили также спекулянты, грабители и те, кто прятал запасы продуктов. Трибуналы на скорую руку выносили приговоры по этим «преступлениям». SIM взял на себя обязанность с мстительной торопливостью приводить приговоры в исполнение. Были расстреляны сорок человек, прежде чем вмешательство правительства положило этому конец. Специальные тюрьмы SIM в Барселоне, особенно в монастыре Сан Хуана, стали местами изощренных пыток, которые могло придумать только больное воображение Эдгара Аллана По. Пребывание в круглых темных комнатах с единственной лампочкой наверху вызывало головокружение. Некоторые камеры были такими маленькими, что в них нельзя было даже сидеть.

Негрин наконец вернулся после своей миссии в Париже, которая увенчалась частичным успехом. Он застал Барселону полную уныния. Основным источником пораженческих настроений был конечно же дон Индалесио Прието. Развалившись в кресле в своем кабинете министерства национальной обороны, он безапелляционно заявлял журналистам и своим прихлебателям: «Мы проиграли!» Своими настроениями Прието заражал всех и вся, включая и министра иностранных дел Хираля, который легко поддавался чужому влиянию. Хираль поделился своим настроением даже с французским послом Лабонне, недавно прибывшим в Барселону. Как раз перед возвращением Негрина представители французского правительства в Барселоне проинформировали его, что все военные материалы, предназначенные для отправки в Барселону, могут легко попасть в руки Франко, а то и Гитлера или Муссолини. Негрину понадобилось все его красноречие, дабы убедить Лабонне, что он лично разрешит эту проблему. Но тем временем встал и другой вопрос. Что же делать с Прието? Во дворце Педральбес в Барселоне под председательством Асаньи собрался кабинет министров. До начала заседания Негрин позвонил Прието и основному его стороннику Сугасагойтиа и попросил поддержать его, если на заседании кабинета кто-то упомянет о переговорах. Оба согласились, считая, что премьер-министр сам хочет предложить идею переговоров. Последние недели Прието только и мечтал о них. Он предложил заблокировать зарубежные счета республики, чтобы с их помощью поддержать тех, кому после мирных переговоров придется отправиться в изгнание. Негрин ответил, что «обо всем этом позаботятся». На предварительной встрече перед началом заседания Негрин оборонил, что до него дошли слухи, будто кто-то из министров выступает за мир. Все промолчали. Хираль, министр иностранных дел, сказал, что Лабонне, новый французский посол, предложил членам правительства укрытие в посольстве на случай окончательного краха. Республиканский флот, добавил Лабонне, может перейти в Бизерту или Тулон. Последнее предложение всех разозлило. Кабинет решил, что французы в очередной раз заботятся только о себе и хотят вывести из Средиземного моря флот, который, попади он в руки националистов, будет представлять потенциальную опасность для Франции. Затем министры направились в кабинет Асаньи. Сюда доносились гневные голоса огромной толпы, собравшейся у дворца. Демонстрация протестовала против мирных переговоров и требовала отставки Прието. Хотя организовали ее коммунисты, в ней приняли участие и анархисты. Толпа несла лозунги «Долой министров-предателей!», «Долой министра национальной обороны!». Ворота дворца Педральбес поддались, и толпа барселонцев, возглавляемая коммунистами, хлынула во двор, собравшись под высокими французскими окнами кабинета Асаньи. Прието, основной объект народного гнева, слышал голос Пассионарии, своего главного врага, которая горячо подбадривала возбужденных сторонников. Негрин наконец уговорил толпу убраться, заверив ее, что война будет продолжена. Позже Прието обвинил премьер-министра в организации этой демонстрации. Правада, свидетельств тому не имелась. Но даже в этом случае трудно было себе представить, что Прието мог бы возглавить какие-то переговоры. И сейчас, и позже националисты требовали лишь одного – безоговорочной капитуляции. Она включала свободу уничтожения «абсолютных врагов». Этими словами Серрано Суньер охарактеризовал даже тень левой оппозиции, от либералов до анархистов.

28 марта состоялось важное заседание Военного совета. Мрачность Прието оказывала влияние на всех присутствующих. Негрину пришлось вмешаться и заверить генералов, что они пользуются его полным доверием. 29 марта, когда Эль Кампесино продолжал отважно отстаивать Лериду, а 15-я интербригада столь же мужественно дралась под Гандесой, республиканский кабинет министров встретился в Барселоне. Прието (по словам Негрина) «со своим убедительным красноречием, с привычным для него пафосом, совершенно деморализовал кабинет, в ложном свете представив результаты совещания Военного совета». В ночь с 29-го на 30-е Негрин был полон «трудных и мучительных размышлений». В результате он решил убрать Прието из министерства обороны, сохранив тем не менее за ним место в правительстве.