Гражданская война в России

Является общепринятым, что разные общественные группы в разной степени склонны к военным методам разрешения конфликтов. И эмпирические наблюдения, на которых основан этот вывод, подкреплены историческим и логическим анализом. Вывод этот дополняется новыми аргументами в самое последнее время, уточняется, но не отвергается.

Так, например, признано, что само становление современного капитализма, для которого была абсолютно необходима экспансия — овладение источниками сырья и ранками сбыта, — было сопряжено с длительными крупномасштабными войнами. Эти войны были связаны с захватом колоний, подавлением или уничтожением местного населения, войной между самими колонизаторами за контроль над территориями и рынками, захватом и обращением в рабство больших масс людей в Африке и т. д. Все эти войны стали частью процесса формирования буржуазии. В результате в ее мышлении и даже мироощущении военный способ достижения целей занимает важное место.

Именно в буржуазной культуре естественный человек представлен как существо, ведущее «войну всех против всех», и именно здесь родился афоризм «война — это продолжение политики другими средствами». Более того, в смягченной форме идея военного решения конфликтов лежит в основе концепции деловой конкуренции и торговых войн. Как говорят, буржуазия — агент войны. Не вызывает сомнения, что, начиная с 1918 г., российская буржуазия как класс была на стороне Белого движения.

На деле надо говорить о тесном союзе российской буржуазии с буржуазией стран Антанты как активных «агентов» и организаторов Первой мировой войны, накопивших огромную инерцию этой «генерирующей войну» деятельности. Так, важная буржуазная общественная организация военно-промышленные комитеты уже с лета 1918 г. занималась материально-техническим снабжением Добровольческой армии, а 31 октября 1918 г. совещание ее руководства постановило передать все капиталы Центрального военно-промышленного комитета Ростовскому ВПК, т. е. Деникину [7, с. 134–135].

Но, как считают историки, воля к войне буржуазии многократно возрастает в тех случаях, когда буржуазия может создать союз с традиционной аристократией и феодальным государством. Такой «сплав» возник, например, в Германии во времена Бисмарка. Очень похожая конструкция сложилась в зонах Белого движения в 1918 г. Буржуазия, помещики-землевладельцы и осколки сословного бюрократического аппарата монархического государства. Не так уж важно при этом, что осколки лишившегося власти аристократического чиновничьего аппарата, будучи включенными в Белое движение, не ставили задачи реставрации монархии. Их реванш был бы успешным и в случае возврата на траекторию Временного правительства, поскольку оно было вполне готово интегрировать этот аппарат в либерально-буржуазную государственность. История показывает, что в случае всех буржуазных революций аппарат монархического государства в слегка модернизированном виде сохраняется и при экономическом господстве буржуазии [8] .

8

А.С.Донде ссылается на книгу американского историка А.Майера, который считает Великую войну 1914–1945 гг. ««последней судорогой»» европейских Старых режимов. За исключением России, где Старый режим был замещен принципиально иным типом государственности (Советы), в Европе главные политические институты, и прежде всего армия, остались носителями культуры Старого порядка. Чувствуя себя исторически обреченным, этот порядок стал очень агрессивным. В России 1918 г. носители Старого порядка явно собрались в Белом движении, придав ему большой заряд агрессивности.

Для землевладельцев и феодальной иерархии военные действия — культурно близкий способ достижения целей. По мнению ряда исследователей войн, эта культурная особенность складывалась исторически в течение длительного времени. В начале это была свойственная феодалам привычка к набегам как способу демонстрации силы и установления желаемого порядка [9] . Архетипы набега с передвижением вооруженной силы особенно характерны для культуры землевладельцев, в то время как для буржуазии более важны виртуальные набеги в виде торговых агрессий и денежных спекуляций. В Белом движении роль этого архетипа усилилась благодаря соединению в нем дворян-помещиков с казаками, для которых набег как образ действий даже еще не ушел в коллективное бессознательное, а сохранился на уровне стереотипа. Тактика белых во многом и базировалась на рейдах-набегах.

9

А.С.Донде в своем обзоре отмечает, что «культура набега (налета) в наше время почти адекватно воспроизводится в уголовной практике». Это надо учесть тем, кто размышляет о вариантах развития событий в нынешней криминализованной России.

Наконец, важным элементом дворянской культуры, предопределяющим ее милитаризм, исследователи считают понятие чести. В основании его у дворянства лежит старый смысл: сохранить честь — значит «не уступить». Вспомним хотя бы логику приведенного выше воззвания «бедных землевладельцев» — «в одну темную ночь пойти с коробкой спичек и с пузырьком керосина к десяткам тысяч сел и деревень и произвести всероссийскую иллюминацию, не щадя ни домов, ни лесов, ни посевов».

Кроме того, обостренное понятие чести притупляет инстинкт самосохранения, что резко облегчает сползание к войне. Если же возникает локальное сообщество, в котором референтной группой (авторитетным ядром) оказывается дворянское офицерство с его традиционным культом воинской доблести — поручики Голицыны и корнеты Оболенские — то, как сказано в обзоре, «получается настоящая горючая смесь».

Символом этого сплава воинской чести, дворянской ненависти и интеллигентского мессианизма стали выраженные в художественных образах каппелевцы с их психической атакой на рабоче-крестьянское быдло —

С папироской смертельной в зубах Офицеры последнейшей выточки…

Причем наиболее воспламеняемой ее частью оказывается т. н. «ницшеанская интеллигенция», которая отводит себе роль преемника аристократии и начинает вещать в понятиях «этнической чести». Мол, «русское поле, русское по-о-ле, я твой тонкий колосок!»

Именно такая горючая смесь и собралась на юге России в 1918 г. Интеллигенция, как прошедшая войну в качестве офицеров, так и вступившая в Добровольческую армию из мессианского понимания своего долга перед Россией, сыграла в разжигании войны большую роль (эта роль интеллигенции подчеркивается в исследовании всех гражданских войн последних десятилетий). Макс Вебер специально подчеркивал, что из-за склонности к морализаторству интеллигенция превращает ценности в объект конфронтации и нагнетает напряженность. Слишком уж она ревнива и подозрительна, падка до сведения счетов.

Это было характерно для русской интеллигенции начала XX века, с ее неукорененностью ни в одном сословии и очень неопределенным статусом. Таким образом, во время выборов во II Государственную думу одна либеральная газета писала:

Побывайте на предвыборных собраниях— и вы увидите картину вражды и озлобления в лагере русской интеллигенции. Цвет мысли и образования, люди с именами и авторитетом выступают, чтобы взаимно облить друг друга ядом недоверия, чтобы посеять в народных массах подозрение к чужому толку [7, с. 152].

Массивные социальные группы и классы — рабочие и крестьяне, — составившие базу советского движения, не включаются социологами в число «агентов войны». Для них война всегда была бедствием. У них всегда было другое дело, и большой набег белых с их союзниками-интервентами сделал войну трагической необходимостью:

Слушай, рабочий, Война началася. Бросай свое дело, В поход собирайся.

Одним из социальных компонентов Белого движения, обладавших ярко выраженной «волей к войне», была революционная интеллигенция, воспитанная в партии социалистов-революционеров. Как было сказано выше, именно эта партия и сделала формальное объявление войны Советской власти. Ю.Давыдов в предисловии к книге Б.Савинкова «Воспоминания террориста» пишет:

Он блокировался с направлениями любого оттенка, лишь бы антибольшевистское. Даже и с монархистами, полагая, что наши бурбоны чему-то научились. Савинков готов был признать любую диктатуру (включая, разумеется, собственную), кроме большевистской…. Он бросался за помощью к англичанам, французам, белочехам и белополякам. Он командовал отрядами карателей, бандами подонков, наймитами, шпионами. Пути-дорожки «савинковцев» чадили пожарищами, дергались в судорогах казненных [16, с. 15].

Наконец, свой вклад в нагнетание напряженности сделала и радикальная еврейская интеллигенция, разошедшаяся по разные стороны всех баррикад во время русской революции. После поражения белых из официальной истории исчезли упоминания об участии еврейской буржуазии и интеллигенции в Белом движении, но понятно, что их роль оставалась очень важной и в антисоветских партиях (эсеров и меньшевиков), и в деятельности анархистов, и в экономическом обеспечении белых. Достаточно вспомнить, что директор-распорядитель Всероссийского горнопромышленного общества М.С.Маргулиес с декабря 1917 по июнь 1918 г. был председателем Центрального Военно-промышленного комитета и непосредственно занимался финансированием формирования Добровольческой армии [7, с. 134].