Гражданская война

Подавленные, возвращались мы к машине. Черные мысли не покидали меня. "Адам и Ева" ступила на тропу войны... Они убили всех своих пленников, впрочем, кроме одной несчастной, но не лучше ли ей было умереть... Неужели сбываются пророчества Кориме, думал я.... и с ужасом гнал от себя плохие предчувствия -- ...Элен, что же с ней..."

– - Морис, я знаю, где искать Патрицию.

"Где же?" -- откликнулся в мыслях я.

Не доезжая до Версаля, мы свернули в лес и тогда я понял, куда лежит наш путь... Мир во мне рушился, бесновался, но и самому себе я не признавался в очевидном, пока машина не остановилась на берегу дремавшего при слабой луне пруда, близ "дворца" моей Элен.

– - Здесь?
– - молвил я неслышно, мне ответил лишь стон женщины, лежавшей на заднем сиденье.

– - Откуда ты знаешь этот дом?
– - спросил я чужим голосом.

– - Девушка, о которой я тебе рассказывал, -- твоя дочь. И привозила она меня в этот дом, -- было заметно, с каким трудом дались ему эти слова.
– Нам следует разделиться. Я заберусь на балкон, проникну в дом. Тебе лучше остаться в машине...

– - Нет, постой. Я отец Патриции. И если ее искать буду я, в том нет ничего странного. Сделаем все так, как ты сказал, но мне незачем оставаться в машине. Я постучусь в дверь; если не смогу войти, то по меньшей мере отвлеку их внимание.

Карл согласился со мной. Я выждал условленные десять минут и, подъехав к дому, остановился под самыми окнами. Как только я постучался, дверь открыли.

Молодой человек, почему-то в кованых сапогах, в облегающем трико и широкой белой сорочке с колоколообразными рукавами, тонколицый, но с уверенным взглядом смерил меня с головы до пят и сказал, чуть заикаясь:

– - К-к-кто вам нужен?

– - Патриция де Санс.

– - Ее здесь нет.., -- он смотрел на меня не отрываясь.

– - Она моя дочь, и я хочу ее видеть, -- все жестче говорил я.

– - Она будет, может быть... п...позже, -- после этого он попытался закрыть дверь.

Я помешал ему, сделав шаг навстречу.

– - Я могу войти и подождать ее?

– - Я вас не... не знаю.

– - Клод, кто там?
– - услышал я чей-то еще голос.

– - Он уже уходит, -- произнес Клод, вновь потянув к себе дверь.

– - Довольно, я хочу видеть хозяйку этого дома, Элен Скотт, -- покачав головой, сказал я.

– - Впусти его, Клод.

Я вошел и заметил в гостиной некую перемену: один угол был занавешен пурпурно-черной материей, среди зала стояли несколько кресел, на пол была брошена знакомая мне медвежья шкура... Тот, кто распорядился впустить меня, стоял перед лестницей на второй этаж, был по пояс голый и в шароварах. Настоящий атлет, он упивался осознанием того, как он силен и красив, но в кофейно-молочных глазах его сквозила неимоверная тупость. Стиснув зубы, задвигав челюстями, он обозначил могучие желваки (ему, очевидно, нравилось, как выглядело в этот момент со стороны его лицо), глянул же точно так, как смотрели на меня ранее мутанты -- невидяще...

– - Зашли -- значит, присаживайтесь, Клод сказал Вам: Патриция скоро будет, -- с легкой ухмылкой сказал он и пошел наверх.

– - Простите, -- обратился я к нему, понимая, что он может внезапно войти в комнату, в которую пробрался Карл, -- где я мог Вас встречать раньше?

Он, обернувшись вполоборота, сказал:

– - Клод, займи гостя.

Но когда Клод, предложив мне присесть, вытащил из-за кресла бутылку красного вина, его товарищ остановился рядом с одной из комнат второго этажа и тогда оглядел меня.

– - Я не уверен, что мы встречались...

После этого он скрылся за дверью. Но ничего не произошло. И вскоре он вышел оттуда, чтобы присоединиться к нам. Однако замечу, дружеской беседы не получилось -- И Клод, и его товарищ, и я упорно молчали.

Минул час. Я решил, что мне пора уходить, времени у Карла было достаточно. Попросив передать Пат, чтобы она связалась со мной по телефону в машине, но ни в коем случае ни с домом, я откланялся. Меня не задерживали.

Я подъезжал к месту, где мы расстались с Карлом, метров за десять увидел его упрямо стоящую на моем пути фантасмагорическую фигуру, остановился и, когда выглянул из машины, услышал его слова: "Ее там нет". Однако почему-то он смотрел не на меня, а в черную провалившуюся в ночь дорогу. Дорогу, вдруг вспыхнувшую светом... Я закричал: "Беги!", но он не шелохнулся, будто ослеп. Потом что-то разорвалось. Потом мне в лицо ударил свет фар пронесшейся над телом Карла машины. Она врезалась на полном ходу в мою, и все оборвалось...

33.

Я часто спрашиваю себя: почему не ребенок, родившийся на корабле у матери-самоубийцы, и не тот двухголовый, впервые увиденный мною в баре, и не моя Элен, и даже не Патриция с ее одержимостью вершить свой суд, а она -вернувшаяся спустя лета, ее высочество Гильотина стала для меня тем символом, за которым стоит век мутантов, за которым обрывается в никуда, словно в прорву, век человека разумного, "homo sapiense", почему? зачем? Может быть, потому, что тогда открыв глаза, я увидел гильотину? А увидев, ужаснулся... Нет, не я был предназначен ей в жертву, но Карл. Над телом Велье, растерзанного взрывом, униженного палачами, возвышалась жрицей смерти Патриция, и никто, взглянув на нее, не посмел бы сказать, не погрешив перед истиной, что она творит неправое дело, что совесть ее нечиста...

То, что Карл все еще оставался жив-- уже было чудом: ему оторвало нижнюю часть туловища и вместе с ним его три конечности, четвертая же повисла на коже; из чрева, черной от крови и грязи дыры вывалились внутренности... его тонкий лик, изуродованный огнем и металлом, тем не менее хранил маску каменного спокойствия, словно не было той адской боли, словно костлявая старуха с остро отточенной косой, обдавая своим смрадным дыханием, не заглядывала в его глаза; оставшиеся руки привязали, схватили в колодки, словно он был неким титаном -- бессмертным и всепобеждающим... Но жизнь его была в моих руках... в прямом смысле, -- мои связанные руки держали веревку, тянувшуюся к замку ножа гильотины... Я полусидел - полулежал на полу, облокотившись о стену; голова моя была перебинтована, дышать было тяжело и больно... При тусклом свете свечей -- яркая люстра была потушена -- видение это приобрело истинно зловещую суть, все теперь подчинялось ей -- стены с целым театром теней и весь дом, огромный и пустой.

"...Так вот что скрывал занавес", -- сказал я себе.

Пат отошла от распятого на скамье Карла, встала против меня в двух шагах:

– - Пат, остановись! Он сын Филидора! Он мой друг! Останови это!
– хрипел я.

– - Тебя не интересует судьба Элен?
– - на ее лице ничего нельзя было прочесть.

– - Что с ней?!
– - заскрежетал я зубами.

– - Ты никогда не пытался приподнять ее челку... Понимаю, она всегда была осторожна... так нет? А зря, ты увидел бы преинтереснейшую вещицу... Элен у нас дома.. но она не родит от тебя ребенка.

– - Кто ей запретит?
– - я еще не осознал смысла ее слов.

– - Она мутант, я не позволю ей родить от тебя ребенка.

– - Я люблю ее.

– - Нет, -- Пат покачала головой, -- нет... этого не будет...

– - Что ты с ней сделала?!
– - к чему было спрашивать, я ведь все понял...

На втором этаже появились Клод и четверо прекрасных юношей. Я не преувеличиваю -- юноши с отточенной красотой, статные, гордые, с лицами монахов -- аскетов...

"Это так,..
– - пронеслось в голове, -- убивая, они несут свой крест, и как фанатично преданы, должно быть, своей вере, и как слепы...

– - Патриция!
– - громко обратился шедший впереди к моей дочери, -- Нам пора...

– - Ступайте, я догоню вас.

Они прошли мимо, не удостоив ни Карла, ни меня взглядом, как будто все это их не касалось. И вышли из дома.

– - Ты свободен,..
– - вновь говорила со мной Пат, и после этих слов сняла предохранитель с замка гильотины.

Я почувствовал как натянулась веревка, и в ту же секунду понял, что это правда -- стоило мне отпустить ее лишь на немного, защелка окажется ниже ножа, и нож обрушится вниз... тогда я легко смог бы освободиться.