Гражданская жена

Напросилась.

– Вика.
– сказал он, тяжело на нее глядя.
– У меня уже есть сын. И других детей мне не нужно.

Хотел бы, наклепал с Верой бы в свое время.

Она уставилась на него с плохо скрываемой злостью. И объяснять бессмысленно, все равно не поймет. Иногда ему казалось, что у Вики не хватает в душе каких-то функций.

Не объяснишь, что каждый раз, как видел Вовку, испытывал перед собственным ребенком стыд. Хотелось сказать мальцу, чтобы не думал, что он его не любит, потому не так редко бывал рядом. И что в больнице был с ним не он, а мать. И что уж вовсе, хуже чего не придумаешь, его самого теперь от досады вымораживало, получилось так, что из дому выгнал. Не было этого.

Но не исправишь теперь никак. Потому что Вера...

Он понимал, что давно пора прекратить винить Веру во всех своих грехах. Но и поговорить с сыном, как-то объяснить, почему это так вышло, донести до него, никак не получалось.

Открывал рот не раз. И не мог начать. Слов не было. Мыслей.

Ребенка заводить?! Ему бы перед этим своим сыном как-то отмыться.

Молчание тянулось долго.

– Может, и я не нужна?
– спросила она наконец, скрестив руки на груди.

– Может, Вика, может, - ответил он и отвернулся.

Не стал обращать внимания на то, что она, всегда скользившая тихой тенью, против обыкновения громко затопала в спальню и стала нарочито шумно собираться. От этого Александр испытал только облегчение.

Сидел на диване в гостиной. Босой, голова откинута на спинку дивана. глаза закрыты. Через какое-то время она выскочила из спальни с чемоданом.

Личико злое, циничное.

– Ты об этом еще пожалеешь. Крупно пожалеешь!
– бросила ему и ушла.

А ему было насрать. Зато в доме наконец воцарилась тишина. Пусть идет куда хочет и сливает его кому хочет. Глубоко безразлично.

***

Не сразу, спустя какое-то время Алекасандр встал, и пошел по пустой квартире. Не задерживаясь прошел мимо открытой двери спальни, в которой почти полгода спал. Там сейчас творился дикий бардак. Насрать.

Он зашел сначала в Вовкину комнату, постоял немного в центре. А потом в ту, семейную спальню, в которую не заходил все это время. Потому что в этой спальне витал дух рыжей стервы. Его бывшей гражданской жены.

Устроился на постель, вытянувшись во весь рост, закрыл локтем глаза. Пролежал так какое-то время, а потом резко, как распрямляется пружина, встал и вышел из дому.

Ночь была уже. Но он все равно поехал к Вере, потому что ему необходимо было ее увидеть.

***

Из-за того, что дед приболел, смешно сказать, полку вешал, молоток на ногу уронил, а у них же с бабкой симбиоз полный, мама места себе не находила. Вера не могла на это смотреть, отправила ее обратно на три дня. А Вовка увязался следом.

Ну пусть, подумала Вера, пусть проведает деда, немного обстановку сменит. Не отстанет он за три дня, нагонит быстро.

Так вышло, что в тот день она ночевала одна. Сидела в постели с планшетом, сначала с Люськой переписывалась, потом читала.

И вдруг звонок в дверь. А на часах-то половина двенадцатого, и никого она в гости не ждала. И ведь звонит же не переставая.

Вера уже догадалась, кто это может быть. Зло такое взяло. Какого черта?!

Встала, подошла к двери, глянула в глазок. Так и есть. Он стоит.

Набрала его.

– Уходи, Верховцев. Мы договорились.

– Нет. Я не уйду, Вера. И лучше тебе открыть. Потому что если не откроешь, я весь дом на уши подниму. Поняла?

Твою мать!

Открыла.

– Заходи, - и хотела пройти в кухню.

Поймал за руку.

– Стой, надо поговорить, - и вид у него такой смурной, странный.

– Иди домой, Верховцев, - не выдержала она.
– С Викой говорить будешь.

– Нет больше Вики, - проговорил он, пристально на нее глядя.

А ей так смешно вдруг стало, аж до истерики.

– Что? Бросила тебя твоя куколка? Плох стал, на так знатно окучиваешь?

Внезапно он схватил ее за плечи, встряхнул и к стенке притиснул.

– Я сам ее выставил! После сегодняшнего...

Глаза тигриные, злые, тяжело дышит, давит на психику, заполняя собой все вокруг. И вроде страшно должно быть, а Веру теперь уж точно ничего не могло остановить.

– А! Так значит, мы любим только победителей?! Ну и сволочь же ты, Верховцев! Ну и сволочь.

И расхохоталась ему в лицо. Он смотрел на нее страшно, будто убить готов, а потом вдруг набросился. Притиснул.

– Да! Люблю победителей! Тебя, суку-победительницу, тебя люблю!

Что это было, она так и не поняла. Откуда силы взялись, он ведь огромный и как буйвол сильный, но оттолкнула его и со всего размаха залепила пощечину. Рука отнялась сразу, а у него на щеке красное пятно проступило. Но он во всяком случае остановился. Замерли друг против друга.

Вера тряхнула волосами.

– Вера, - начал он.

Затрясла головой.

– Нет. Уходи Верховцев.

– Вера!

Но она уже успокоилась, душа словно льдом залилась.

– Просто уходи, Саша. Просто уходи.

Развернулась и все-таки ушла в кухню. Через некоторое время хлопнула входная дверь. Ушел.

Ушел - и слава Богу.

Рука, блин покраснела и распухла. Больно... Урод, бык здоровенный, ей больно, а ему хоть бы хны. Не было сил его видеть. Осознавать, что он вот так просто может соскочить с одной бабы и влезть на другую.

И что бы она к нему не чувствовала, нет возврата к прошлому. И не будет.

***

Через день приехали мама с Вовкой, и жизнь снова вошла в норму.

А в пятницу должно было состояться совместное заседание, на котором их с Панкратовым фирма впервые выступит в качестве лидера. Вера знала, что придется с Верховцевым столкнуться. После того, что между ними произошло ночью, осадок такой, что категорически не хотелось его видеть.

Но придется. Работа.

И все-таки она ужасно нервничала. Да и Панкратов тоже, по нему видно было, что его колбасит и прет во все стороны. Уже на подходе были, он судорожно поправил галстук и спросил:

– Вера Дмитриевна, все в порядке?

– Разумеется.
– не в порядке, но она быстро кивнула.

Несколько шагов осталось, просто войти. Просто войти и сесть за стол. Ничего сложного. Выпрямилась и прошла эти оставшиеся метры до открытой двери.

Надо же было уткнуться в Верховцева прямо с порога! Он как будто ее здесь подкарауливал. Развернулся к ней лицом, явно собираясь что-то сказать. А смысл? Ведь все уже проговорили, что ж он не уймется никак?

Может, это грех, но сейчас она ощущала гордость. Потому что она его сделала.