Гречишный мёд
Шрифт:
— Это мой подарок для тебя, Максим.
Он осыпал поцелуями мое лицо, снимая со щёк и скул слезинки, а я не могла их остановить.
— Моя медовая девочка, такая сладкая.
— Останься со мной...— прошептала, в душе сознавая, что Максим ничего не ответит.
Забвение проходило, и воспоминания начинали сыпаться на парня, словно крупные хлопья снега. Тяжелого снега. Совсем скоро ему будет так больно, что я уже не в силах буду помочь. Да и вообще уже никому не смогу помочь — моя сила уйдёт вместе с этим человеком.
Максим сам убрал посуду после завтрака, начал мыть ее, что-то насвистывая.
— Постой, ты куда?
Кивнула на ружье.
— На охоту.
Он рассмеялся.
— Ты? С ума сошла? В тайге и волки, и медведи.
— Я знаю, что они там.
— Давай, я с тобой, а то вдруг...
— Не говори ерунды, я всю жизнь охочусь.
Как он забавно волнуется за меня. На самом деле мне нужно было побыть одной, подумать, а может, и спросить совета у деревьев.
— Черт, — Максим в задумчивости провёл рукой по лбу. — А это не про тебя говорят, что, мол, колдунья где-то здесь живет, которая превращается по ночам в бабу ягу?
— Пф, — я громко фыркнула, закатывая глаза. — Ну, превратилась я? Говорят, что кур доят.
— Это ты гадала Рае и Ирине? Райка рассказывала.
— Это твоя девушка? — я прекрасно помнила невысокую толстушку.
Максим криво усмехнулся, подошёл ближе.
— Ревнуешь уже? — прижался губами к моим губам. — Да брось ты. У меня нет никого.
— У тебя есть я. — Подняла на него глаза.
Я долго бродила по лесу, вглядывалась в просвет деревьев. Весна бежала чуть позади, то и дело отвлекаясь на дразнивших ее птиц. Снег был нетронутым, если не считать редкие звериные следы. В одной руке я сжимала ненужное сейчас ружьё — про охоту я наврала.
Меня одолевали невеселые думы. Да, я спасла человека, и это был настоящий поступок, но стоило ли отдавать Максиму свою Родовую Силу? Кто я без неё? Что ещё могу в жизни и чего я могу добиться без этого дара? Деревенская дурочка, наивная и глупо влюбившаяся в первого прохожего молодца.
А он... он уедет, увезет с собой мое сердце и Силу и засунет все это как ненужный скарб в самый дальний уголок памяти. И Максим забудет меня. Я уже поняла это.
От этих горьких дум мне хотелось бежать далеко-далеко, но как можно убежать от себя?
Я обхватила розовато-оранжевый ствол сосны, прижалась к шершавой коре щекой.
— Пожалуйста, ну пожалуйста, успокой меня, скажи, что он любит меня.
— Нет, — прогудело внутри ствола.
Максим огляделся в поисках хоть какой-нибудь верхней одежды, которую бы мог накинуть. Ульяна ушла в лес уже больше часа назад, и он начал волноваться. В тайге полно дикого зверья, да и снега за последние дня навалило немерено.
Под вешалкой отыскал валенки, набросил большой овечий тулуп и, накрутив на голову шарф, вышел на улицу.
Морозный воздух на минуту обжег горло и лёгкие, пробрался в ноздри. Максим засунул в карманы руки — к ним только вернулась чувствительность и ему вовсе не хотелось вновь потерять ее.
В лесу было тихо, казалось, птицы замерли, не желая чирикать на морозе. Парень быстро обнаружил протоптанную Ульяной тропу и последовал по ее следу. Шёл так долго, что
уже подумал, что заблудился, но неожиданно увидел девушку, сидевшую на снегу. Сердце ёкнуло — что с ней? Хотел кинуться к ней через заснеженную поляну, но в это время Ульяна встала.— Ульяна! — крикнул, помахал рукой.
Она повернулась на звук его голоса. Весна с громким лаем бросилась к Максиму.
— Ой, ты?!
А парень уже бежал к ней, на ходу сгребая руками снег и вылепляя снежки.
— Лови! — на миг остановился и, размахнувшись, запустил в девушку.
Она, рассмеявшись, увернулась и швырнула в Максима облако белой пыли.
— Ах ты! — снег осел на его лице, забился в рот. — Маленькая чертовка!
Ульяна бросилась наутёк, а Максим за ней с пригоршней пушистого снега.
— Ульянка, я все равно до тебя доберусь! — схватив девушку за полу куртки, потянул на себя.
Хохоча, она упала на снег, и Макс плюхнулся рядом с ней, отдуваясь и отплёвываясь.
— Я соскучился по тебе, — проговорил в ее улыбающиеся губы. — Ждал, ждал, и отправился на поиски… — Любовался ее жаркими шоколадными глазами, в которых мелькали золотистые отблески. — Какая же ты красивая... — Расстегнул пуговицы и молнию на куртке девушки, губы уже нашли трепещущую жилку на шее. — Не могу и минуты без тебя…
Ульяна стянула с головы парня шарф, провела пальцами по коротко-стриженным волосам.
— Замёрзнешь...
— Вместе с тобой, — его голос сорвался, перешёл на шёпот, а рука уже пробиралась под куртку и дальше.
Она лежала, распластавшись на снегу, а он никак не мог перестать целовать ее.
Наше небольшое приключение на природе заставило заторопиться обратно к дому. Всю дорогу мы смеялись и, качаясь, как пьяные, шли в обнимку. Останавливались для поцелуев. Обоим не терпелось заняться любовью. На время я выкинула из головы все грустные думы — хотелось просто жить, любить и наслаждаться сегодняшним днём.
Ввалились в дом и тотчас же нетерпеливо стали срывать друг с друга одежду. Вскоре я осталась в одной фланелевой рубашке и трусиках. Максим подхватил меня на руки и понёс в комнату, положил на кровать. Нетерпеливые руки принялись расстёгивать пуговки на моей рубахе. Я выгнулась навстречу, прижалась к его груди.
— Люби меня, — простонала, подставляя жаждущий рот для поцелуя.
Его язык проник внутрь, слегка скользнул по зубам...
Я была так счастлива — казалось: вот она — любовь. Это так просто — любить и быть любимой.
Александра Петровна ещё некоторое время постояла у оградки свежей могилы. Несколько родственников и знакомых поспешили удалиться. Поминальный стол в небольшой однокомнатной квартирке покойницы уже был накрыт.
Пожилая женщина вздохнула. Последнюю неделю она провела рядом с этой когда-то сильной и безжалостной женщиной. Они много говорили, не спорили — делить больше нечего. Старая ведьма умирала в муках, и если бы не молитвы ее бывшей оппонентки, то мучилась бы ещё дольше.
Кладбище было небольшое и уютное. Снег покрыл могилки ровным белым полотном, словно саваном, оставив только кое-где торчать ядовитого цвета искусственные цветочки. Чёрные, слегка облупленные оградки сливались с воронами, нахохлившимися на них.