Грех и чувствительность

Она бросилась на пол. Стул просвистел над ее головой и угодил в плечо Кобб-Хардингу, который от удара растянулся плашмя на столе, потом скатился на пол. Валентин тут же уселся на него верхом и заломил за спину руки.

– Ты сломаешь мне руку! – взмолился Кобб-Хардинг.

– Ты еще жалуешься? – тяжело дыша, поинтересовался Валентин. – Лежи себе и помалкивай. – Он взглянул через плечо на Элинор. – Тащи сюда веревки, простыни, шторы – все, чем можно связать их.

Она бросилась к двери и, распахнув ее, наткнулась на хозяина и его жену.

– Вы слышали его? – крикнула она. – Тащите все, что у вас есть.

– Они угрожали нам, – попятившись, пожаловался хозяин.

– Меня это не интересует. Немедленно несите веревки!

Хозяин, как видно, понял, что на обещанное вознаграждение рассчитывать не приходится, потому что без возражений достал из чулана моток веревки и протянул Элинор.

– Позвать констебля?

Она почти согласилась, но решила сначала посоветоваться с Валентином. Тот говорил, что у них в запасе целых десять часов, и если тратить время на формальности с констеблем, то можно и вовсе утратить это преимущество.

– Я сообщу вам через несколько минут, – сказала она, возвращаясь.

Вскоре все трое нападавших были связаны. Валентин, связывая ноги Кобб-Хардингу, так затянул веревки, что Элинор не удивилась бы, узнав, что у графского сына скоро отнимутся ноги.

– Ну вот, – сказал Валентин, наконец, получив возможность выпрямить спину. – Теперь они никуда не денутся.

– С тобой все в порядке?

Он медленно протянул ей руку. Она вложила в его ладонь свои пальцы, и он отвел ее в дальний конец комнаты.

– У тебя кровь на щеке, – пробормотал он и протянул руку, чтобы прикоснуться к ее лицу.

– Думаю, это не моя кровь. Это у тебя разбита голова. – Она почувствовала, что у него дрожат пальцы, и ухватила его покрепче. – Ты напугал меня.

– Знаю. Мне нужно было, чтобы они ненадолго успокоились. Я бы никогда… – Он чуть помедлил и прокашлялся. – Я бы никому не позволил обидеть тебя, Элинор. Просто мне следовало бы помнить, что Стивен так легко не сдастся. Я подверг тебя опасности. Прости.

– Со мной ничего не случилось.

– Случилось. – Он наклонился и поцеловал ее. – Я не из тех мужчин, которым женщины доверяют. Я знаю, что ты мне не веришь.

– Я доверяю тебе свою жизнь, Валентин. Он улыбнулся.

– Но не сердце.

– Я не то имела в виду. Мне на мгновение показалось, что он убил тебя.

Валентин долго смотрел на нее.

– Спасибо тебе за все. – Потом, к ее удивлению, он опустился перед ней на колени. – Я не смог бы жить, если бы потерял тебя, Элинор. Ты заставляешь меня быть оптимистичным, радостным и довольным жизнью. Ты очень многому научила меня.

– Ты тоже многому меня научил. Я даже не предполагала, что очень многого не знаю.

– Я теперь понимаю, – сказал он, улыбнувшись еще шире, – что мы с тобой не так уж сильно отличаемся друг от друга. За последнее время я очень много думал о тебе.

– Ну и?..

– Видишь ли, я тебя люб…

В это мгновение широко распахнулась дверь, ведущая в общий зал. Валентин моментально вскочил на ноги и прикрыл ее своей спиной. Она чувствовала, как напряглись его плечи, как заиграл каждый мускул, чтобы уберечь ее от любой неожиданности.

Но он не двинулся с места. Сделав глубокий вдох, Элинор выглянула из-за его плеча.

– О нет. Только не это, – прошептала она. Валентин ошибся в расчетах примерно на девять с половиной часов. Братья их нагнали.

Глава 22

«Проклятие!» – мысленно выругался Валентин, стараясь держать под контролем эмоции, хотя голова кружилась из-за потери крови. Братья Гриффин выбрали для своего появления самый неподходящий момент. Хуже могло быть лишь в том случае, если бы они застали его и Элинор голыми.

– Себастьян, – произнесла Элинор, цепляясь за руку Валентина с такой силой, что наверняка оставила кровоподтеки.

Герцог стоял в дверном проеме с братьями по обе стороны от него. Правда, после первой секунды внимание Мельбурна переключилось на сломанную мебель, разбросанные по комнате хлеб и чайные принадлежности и троих связанных мужчин, распростертых на полу.

– Шей, опроси всех, кто что-нибудь слышал о случившемся здесь, – спокойно сказал он, доставая из кармана пальто бумажник и передавая его брату. – Сделай так, чтобы они помалкивали.

Шарлемань кивнул, взял бумажник и исчез в основной части постоялого двора. Валентин открыл, было, рот, чтобы сказать что-нибудь характерное для него, остроумное и даже вызывающее, но не смог придумать ничего лучшего, чем приказать Мельбурну держаться подальше от Элинор и от него. Принимая во внимание его поврежденное плечо и пульсирующую рану на голове, он в данный момент был явно не готов к еще одному сражению в одиночку против троих. Но руки у него были сжаты в кулаки, и он ждал дальнейшего развития событий. Он твердо знал одно: Элинор станет его женой, и никто не сможет помешать этому.

– Что здесь происходит? – спросил Закери, делая шаг в комнату.

– Небольшое недоразумение, – сказал Валентин, чуть перемещаясь, чтобы держать обоих братьев в поле зрения.

– Мне кажется, это очень мягко сказано, – заявил Закери. – Черт возьми, Деверилл, ведь ты выкрал нашу сестру?

– Мне кажется, всем следует успокоиться, – заявила Элинор, еще сильнее ухватившись за плечо Валентина.

– А мне кажется, что Деверилл должен отодвинуться от тебя, если он не хочет отведать того же, что уже получил, – заявил, сжимая кулаки, Закери.

– Надеюсь, у тебя слова не разойдутся с делом, – усмехнулся Валентин.

– Да ты…

– Закери, – прервал его герцог, – мы должны попытаться разобраться во всем как цивилизованные люди! Только вопросы и ответы. Никаких эмоций!

– А что, если нам не понравятся ответы? – не унимался самый младший из братьев.

– В таком случае придется перейти к нецивилизованным способам обсуждения ситуации, – сказал Мельбурн, поднимая один из уцелевших стульев.

Валентин мог бы отказаться от разговора, но чувствовал, как дрожит рядом с ним Элинор. А, кроме того, у него так болела голова, что он боялся рухнуть на пол. Напряженно кивнув, он усадил Элинор на ближайшую скамью и осторожно уселся рядом, стараясь находиться достаточно близко от нее, чтобы держать за руку, и достаточно далеко, чтобы было, где развернуться, если на него нападет кто-нибудь из братьев.