Грех на душу
Шрифт:
Существовала только одна проблема — я понятия не имела, где искать Пашкова. Нужно было срочно связаться с Эдитой Станиславовной и наводящими вопросами выведать у нее этот секрет. В принципе, это было не трудно, но меня буквально коробило от мысли, что придется морочить голову женщине пустыми разговорами, скрывая при этом тщательно жуткую весть о смерти брата. Это было суровое и не слишком чистоплотное испытание.
И все-таки мне надо было через это пройти. Набравшись решимости, я принялась названивать по домашнему телефону Каваловых. То ли никого не было дома, то ли телефон был отключен, но на мой звонок ответили только через час.
— Здравствуйте, Виктор Алексеевич, — обрадованно начала я. — Как ваше здоровье? Мне сказали, что вы прихворнули? Я так беспокоилась — каждый день звонила. Но вы то уезжали, то, видимо, выходили куда-то… Вот и сегодня…
Кавалов перебил меня и произнес, выделяя каждое слово:
— Сегодня утром мы с Эдитой Станиславовной отправились к своему брату — в магазин! Если она вам срочно необходима — звоните туда! Или вас действительно интересует состояние моего здоровья?
У меня что-то оборвалось в груди, и я даже потеряла на мгновение дар речи. Эдита отправилась к Блоху! Худшего варианта и придумать было невозможно. Что же делать? Вдруг у нее есть свой ключ?
— Э-э… Конечно, нет… То есть, конечно, интересует! — забормотала я упавшим голосом. — Надеюсь, вы уже поправились?
— Я чувствую себя достаточно прилично, — с расстановкой проговорил Кавалов. — Вы удовлетворены?
Однако со времени последней нашей встречи Виктор Алексеевич порядком ко мне охладел. Или талант ловеласа просыпается в нем только под воздействием винных паров?
— Я очень рада, что вам лучше, — сказала я не слишком убедительно. — А ваш брат, значит, уехал? Наверное, куда-нибудь поближе к морю?
— Пока он отправился в Москву, — ледяным тоном ответил Кавалов. — Вас интересует подробный маршрут?
Я просто физически ощущала, как пол подо мной превращается в какую-то предательскую, ускользающую зыбь. Мои планы рушились ко всем чертям. Если даже я не ошиблась и убийцей был Пашков, то он оказался умнее, чем можно было ожидать. Он никуда не собирался возвращаться. Он даже не помахал на прощание ручкой. Кто знает, может, через неделю он уже будет болтаться где-нибудь посреди Индийского океана, гордый и недоступный? Я этого не знала — поэтому не стала стесняться.
— Вы угадали, — ответила я Кавалову. — Игорь Николаевич произвел на меня неизгладимое впечатление. Никак не могу его забыть. Расскажите мне о его планах! Может быть, я буду писать ему письма.
Кавалов некоторое время молчал. Видимо, мне все-таки удалось сбить с него спесь. Он не ожидал такого нахальства.
— Планы моего брата мне неизвестны, — сухо сказал он наконец. — Мы никогда не обсуждаем эти вопросы. Не представляю, куда он отправится. Впрочем, не думаю, что ваши письма до него дойдут.
«Он хочет убедить меня, что братец бесследно сгинул, — подумала я. — Что-то здесь не так — нужно проверить каждую мелочь. Потом может быть поздно».
— Странно, что при такой незаинтересованности в судьбе родственника, вы еще отправились его провожать! — обиженно заметила я. — Вы действительно уверены, что Игорь Николаевич уехал?
— Вы очень странная женщина, — неодобрительно заметил Кавалов. — Это неслыханно! Игорь уехал утренним поездом. Четвертый вагон, восьмое купе. Можете проверить, если
такая дикая идея придет вам в голову. Слава богу, билеты теперь регистрируют!— Да, это очень удобно, — согласилась я. — А скажите, Игорь Николаевич вполне здоров?
Кавалов будто споткнулся.
— А-а… Не понял! — насторожился он. Голос его зазвучал напряженно, почти испуганно. — А какие могут быть сомнения в его здоровье?
— Ну, не знаю, — сказала я. — Со щекой у него все в порядке?
— С какой щекой? — в голосе Кавалова уже слышалось настоящее смятение. — Что вы имеете в виду?
— Да так, — сказала я. — Раз вы ничего не заметили…
— Я ровным счетом ничего не заметил, — поспешно заявил Кавалов. — И простите, давайте закончим этот разговор. Я сейчас очень занят.
— О, разумеется! — ответила я. — Простите, ради бога! Как начинаю болтать, так никогда вовремя не могу остановиться… Он повесил трубку, даже не дослушав фразы. Я попыталась сосредоточиться, но это у меня плохо получалось. Из-под моих ног вышибли почву, мысли разбегались как муравьи.
Итак, вся моя затея оказывалась бессмысленной. Эдита Станиславовна отправилась к брату. Он не отвечает на звонки, он не отпирает дверь — это неизбежно вызовет ее беспокойство. А убийца уехал в купейном вагоне, справедливо рассудив, что свобода дороже любых сокровищ. За ними уже никто не вернется, а я — в полных дураках. И Закреев. Вот он-то уж в полном и беспросветном дерьме — лучше не скажешь.
Давно мне не было так плохо. Машинально я раскрыла ящик стола и наугад нащупала сигаретную пачку. Выудив одну сигарету, я сунула ее в рот и щелкнула зажигалкой. С сигаретой в зубах я чувствовала себя решительнее. Но сейчас не сработало и это.
Я набрала домашний номер Блоха. Три долгих гудка — и вдруг в ухо мне вырвался настойчивый мужской голос с отчетливой металлической ноткой:
— Алло! Слушаю вас! Алло! Говорите же!..
Я тут же положила трубку. Ошибиться было невозможно — такой голос мог принадлежать только человеку в погонах. Значит, все уже свершилось. В «Стразе» работает оперативная группа, там фотографируют тело, расспрашивают соседей, ищут отпечатки пальцев…
Кстати, мои тоже там есть, наверное.
Я откинулась на спинку кресла, пытаясь вспомнить, где я могла оставить свои отпечатки. К сейфу я не прикасалась — это точно — и, пожалуй, это был единственный светлый момент в моих размышлениях.
Мрачно докурив сигарету, я решила заняться тем, что в обиходе называется вылавливанием блох. Ромку я отправила на вокзал с просьбой выяснить, уезжал ли сегодня с московским поездом Пашков Игорь Николаевич. Ромка — парень смышленый и должен был справиться с этим поручением. Мне очень хотелось бы побеседовать с проводниками четвертого вагона, но пока это было неосуществимо — бригада возвращалась в Тарасов только завтра вечером.
Для Кряжимского тоже нашлось дело — я надеялась, что он сумеет раздобыть информацию о том, какими путями наши моряки попадают на иностранные торговые суда — где-то ведь придется искать Пашкова.
С Маринкой в знак примирения я распила по чашечке кофе и вообще вела себя до вечера покладисто и тихо. Наверное, в этот момент я очень была похожа на раскаявшуюся грешницу. Маринка меня, конечно, простила, но о том, что творится у меня на душе, я так никому и не рассказала.
А под вечер позвонила Эдита Станиславовна и подтвердила мои худшие опасения. Она захлебывалась слезами.