Грехи ангелов
Шрифт:
Перед облезлым парадным было несколько каменных ступенек. Посередине двери имелось небольшое квадратное окошко с треснувшим стеклом, а также бронзовая колотушка в форме львиной головы, позеленевшая от старости.
— Я здесь временно, — пробормотала Роуз, избегая смотреть Дрю в глаза.
Ей вдруг стало удивительно, как это раньше она не замечала убогости своего жилища.
Дрю не ответил, лишь его ноздри презрительно дрогнули. Давно он не заходил в такие дома. Он старался избегать неприятных воспоминаний, которые
— Если не обращать внимания на внешний вид, здесь не так уж и плохо, — быстро прибавила Роуз и нервно рассмеялась, когда они вошли в тесный подъезд, на полу которого грудами лежали старые газеты и журналы и прочий рекламный мусор, а вдоль стены стояли пустые молочные бутылки. — Кроме Барби и меня, в этом доме живут еще восемь человек, и, естественно, никто не хочет за собой убирать. Ну ничего, скоро я перееду отсюда…
— Все это мелочи, — отозвался Дрю.
Она бросила на него благодарный взгляд.
— Как бы там ни было, мы довольны этой квартирой. Она довольно большая, — говорила Роуз, поднимаясь по ступенькам и чувствуя на себе его взгляд. — Барби позаботилась об интерьере. Она студентка, изучает искусство, и у нее прекрасно развит вкус. — Роуз остановилась перед дверью, около которой на стене висел телефонный аппарат. — А вот это, увы, не слишком приятное соседство, — весело добавила она, похлопав ладонью по телефонному аппарату.
— Я думаю, — кивнул он.
— Когда я отсюда перееду, мой рекламный агент обещал поставить мне личный телефон — в качестве подарка по случаю получения роли Монро.
Роуз нетерпеливо копалась в сумке в поисках ключей и наконец извлекла их оттуда со вздохом облегчения.
— Вечно я их теряю, — пожаловалась она.
Она сунула ключ в замочную скважину и в раздражении закрыла глаза: как всегда, замок никак не отпирался. Открыв глаза, Роуз попыталась прежде всего успокоиться. Сердце у нее напряженно колотилось.
Дрю наблюдал, как она дрожащими, побелевшими пальцами возится с замком, и чувствовал растущее раздражение. Он отвел глаза и стал рассматривать ободранные стены лестничной площадки. Здесь пахло какой-то кислятиной, и он осторожно потянул носом, словно вдыхая в себя нечто знакомое.
— Готово! — воскликнула наконец Роуз, и дверь распахнулась. — Прошу.
С плаката на стене прихожей на него смотрел Стинг в круглых ленноновских очках. На шкафу стоял небольшой светильник. На полу лежал потертый индийский коврик.
Вслед за девушкой Дрю прошел сквозь занавеску из бисерных нитей и оказался в гостиной. Роуз поспешно задернула шторы и собрала в стопку разбросанные по полу журналы. Она покачала головой и, словно извиняясь, развела руками, пробормотав:
— Я не готовилась к твоему визиту…
Он подумал, что здесь, пожалуй, мало бы что изменилось, если бы она к этому и готовилась.
— У тебя найдется что-нибудь выпить? — спросил он.
Роуз наморщила лоб.
— Есть бутылка «Ламбруско».
— Это что такое?
— Вино… Да, сухое вино. — Она неуверенно улыбнулась. — Я принесу бокалы, если ты хочешь его попробовать.
Бисерные
нити загремели и закачались, когда она исчезла за занавеской, а он уселся в скрипучее бамбуковое кресло. В комнате еще находился круглый стеклянный столик, а также небольшая софа и еще одно бамбуковое кресло. В небольшой нише по соседству с электрическим камином стояли переносной телевизор и стереомагнитола с проигрывателем, около которого в углу лежала кипа старых пластинок.Дрю взял один из конвертов и сразу узнал подкрашенную физиономию Боя Джорджа. Дрю с отвращением бросил конверт обратно на пол и подошел к стеклянному столику, на котором лежали журналы и запечатлелись следы от кофейных чашек. На стене у двери висел пестрый цветной батик, а на полу стояло какое-то чахлое комнатное растение с листьями, покрытыми густым слоем пыли.
— Оно должно тебе понравиться, — сказала она, внося вино и два бокала. — Мы держим его на случай бессонницы.
Роуз тихо вздохнула: вообще-то вино было собственностью Барби, и к ее возвращению в конце недели нужно будет купить новую бутылку.
Дрю сделал глоток этой розовой жидкости.
— Похоже на содовую.
— Ты хочешь сказать — лимонад?
— Не знаю, как вы называете ее здесь, в Англии, — равнодушно сказал он и взглянул на Роуз, на лице которой было написано желание угодить ему. — Слушай, а почему бы нам не выпить вино в более удобном положении?
Роуз задрожала от волнения.
— Ты ведь не будешь возражать, правда? — продолжал он вкрадчивым тоном.
Дрю поставил свой бокал и взял ее за руку. Она нерешительно шагнула к нему, и он поднялся из кресла.
— Ты что, волнуешься?
Роуз кивнула, а он обнял ее и привлек к себе.
— Не нужно волноваться, прелесть моя, — сказал он. — Я ведь не кусаюсь.
Не особенно больно во всяком случае.
Шторы в ее спальне были задернуты, и в комнате царил полумрак, однако он разглядел узкую неразобранную постель и несколько мягких игрушек — главным образом плюшевых мишек, которые были рассажены где только возможно. Когда он затворил за собой дверь, то увидел десятка два или даже больше открыток с изображением тех же плюшевых медведей различных форм и размеров. Роуз включила ночник, и взгляд Дрю наткнулся на висящую над маленьким резным камином старую фотографию Али Магроу и Райна О`Нила, под которой была выведена стереотипная фраза «Любовь согревает одинокие сердца».
Дрю попросил ее раздеться, и она покорно, как ребенок, хотя и несколько скованно, принялась снимать одежду. Когда он положил ее на кровать и она взглянула в его мрачные, темные глаза, ей стало немного не по себе.
Все произошло очень быстро. Дрю не испытывал особого желания и не пытался продлить их близость. Он едва слышал ее слабые стоны и почти не чувствовал, как ее нежные пальцы гладили его щеки, шею, спину. Он и ее едва чувствовал. Однако испытал подобие удовольствия от сознания, что это продлилось даже дольше, чем когда он просто мастурбировал в одиночестве.