Грехи ангелов
Шрифт:
Ричард налил из чайника полную эмалированную кружку кипятка и, не сходя с места, принялся за кофе. Конечно, с тех пор многое переменилось, однако они по-прежнему любили друг друга. В себе он был уверен абсолютно. Ни для какой другой женщины места в его сердце не было. Люси была для него единственной желанной.
Ричард прислонился к низенькому кухонному шкафу и уставился на стену, обклеенную дешевыми обоями, которые остались еще от прежних хозяев. Рисунок на обоях изображал ряды помидоров, перемежающихся с кукурузными початками и румяными яблоками. Последние больше напоминали те же помидоры… Он неохотно подумал о том, что пора бы наконец содрать эти дурацкие обои и вместо них наклеить что-то
Макс продолжал разглагольствовать, и Джемми почувствовал, что изрядно утомился.
Спор о судьбе одной из песен мюзикла до сих пор не закончился. Разговор вертелся вокруг того, сколько строк и откуда нужно выбросить. Гордон и Джой, либреттисты, стояли за то, чтобы текст вообще не трогать. Альдо склонялся к тому, чтобы все-таки кое-какие строчки сократить, Макс решительно настаивал, что песню надо выбросить совсем. Ну а Джеки — Джеки просто ушла звонить по телефону, и ее кресло уже давно пустовало. Когда она наконец вернулась на свое место, Джемми сделал вид, что поглощен своими записями, а также речью Макса, из которой словно боялся пропустить хотя бы одно слово.
— Одна и та же мысль повторяется снова и снова! — говорил Макс.
— Зато публика наверняка прочувствует идею спектакля о жизни Мэрилин, — начал Джой. — Это очень важно…
— Не думаю, что эта идея состоит в том, чтобы публика взбесилась от скуки.
— Бог с тобой, Макс! Это замечательная песня!
Джемми закрыл глаза. Он до сих пор не мог привыкнуть к этим бесконечным пререканиям и, на его взгляд, переливанию из пустого в порожнее. И при этом еще поминалось имя Божье. Наверное, они и сами не ведали, что говорят. Если бы Господь действительно снизошел до того, чтобы прислушаться к тому, о чем они толкуют, то, пожалуй, смахнул бы их с лица земли, как пыль.
Джемми уткнулся в блокнот, который держал в руках, чтобы записывать то, о чем шла речь на совещании. Должен же он постигнуть все эти театральные премудрости!.. Между тем на страничке его блокнота не было ни одной записи — только аккуратные загогулины, плотно заполнявшие лист за листом, причем Джемми старался, чтобы каждая следующая загогулина была чуть меньше предыдущей…
Таким образом, постижение тонкостей постановочного процесса ему не очень-то давалось. Впрочем, ни у кого не было ни времени, ни терпения возиться с Джемми. В основном его гоняли по разным мелким надобностям: принести кофе, дозвониться до нужного человека или сбегать за оставленным в машине сценарием. Остальное же время он бесполезно просиживал на планерках, не в состоянии предложить хоть что-нибудь ценное.
И дело не в том, что прежде он почти ничего не слышал о легендарной Мэрилин. Даже когда он прочел ее биографию, он все еще не мог понять, из-за чего весь сыр-бор, о какой такой потере все толкуют. Ну очаровательная, привлекательная женщина… Что с того, что, будучи эмоционально неуравновешенной, она погубила себя наркотиками?..
И прочитанная книга, и сама эта женщина произвели на него гнетущее впечатление. Ну а постоянные ссылки на разного рода причины, приведшие к трагедии: духовное разложение, потворство страстям, тщеславие и секс — все это мало что объясняло… Кстати, секс во всей этой истории был каким-то неприглядным и бессмысленным…
Секс — это слово преследовало его.
Джемми вспомнил о своих причудливых фантазиях, не дававших ему покоя вчера, в ночной тиши его комнаты. Джеки явилась перед ним обнаженная, она улыбалась, манила, влекла… Его грезы были так явственны, что он, казалось,
физически ощущал, как касается губами ее губ, лица, шеи и горячих грудей. Что и говорить, он не смог удержать свою руку, которая привела его к бурному оргазму. Однако даже обессиленный и опустошенный, он все еще страстно желал ее.Должно быть, отец перевернулся в могиле.
Когда Джемми исполнилось семнадцать лет, старик растолковал ему, что теперь в соответствии с католической верой он достиг возраста, в котором человек становится совершеннолетним, то есть способным отвечать за свои поступки целиком и полностью, в том числе и за то, если совершит смертный грех. После той проникновенной беседы с отцом Джемми годами приходил в ужас от одной мысли о смертных грехах. Смертных — значит, таких, которые «убивают» саму душу, лишая ее святой непорочности, а потому в случае, если таковое осквернение произойдет, необходимо как можно скорее бежать к священнику и исповедаться, не дожидаясь Божьего суда.
Джемми вспоминал буквальные слова отца, которые тот годами вбивал ему в голову: «Человек, осквернивший свою душу смертным грехом, будет вечно корчиться в геенне огненной…» Теперь-то он, Джемми, наверняка будет проклят.
В коридоре раздались чьи-то голоса, и Джемми оторвался от своих мыслей. Дверь приоткрылась, и Джеки оглянулась на шум.
— Прошу прощения… — проговорила она, выходя.
Проводив ее взглядом, Джемми подумал, что смотреть на нее и не впасть в соблазн просто невозможно. Как бы презрительно ни относился к этому его отец. Кроме того, то, что он чувствовал по отношению к Джеки, не было похоже на его чувства к другим женщинам. Кстати, теперь, когда работа над спектаклем шла полным ходом, женщин вокруг было предостаточно. Его влечение к Джеки казалось ему простым и естественным, и он ничего не мог с этим поделать, даже если бы и захотел.
— В данном случае, — услышал он ворчливый голос Макса, — я вовсе не обсуждаю качество песни как таковое. Независимо от того глубокого смысла, который в ней, возможно, и содержится, она вторична и расплывчата. — Макс раздраженно вздохнул. — Не говоря уж о том, что она ужасно длинная.
— Ладно, давайте на этом остановимся, — спокойно сказала Джеки, успевшая к этому моменту вернуться из коридора. — Мне бы хотелось, чтобы вы оба, — продолжала она, обращаясь к Джою и Гордону, — еще раз вернулись к этой песне и раскинули мозгами, можно ли все-таки как-то ужать ее без искажения смысла. — Потом она повернулась к Максу. — Я против больших сокращений, — твердо сказала она. — В этом нет нужды.
— Ради Бога, через три недели начинаются репетиции! — воскликнул Макс.
— И все-таки нет причин для паники.
— Если забыть, что Альдо настаивает на том, чтобы изменения были внесены в добрую половину песен мюзикла.
— Это совсем другое дело, Макс… — спокойно вмешался Альдо, удивленный резкостью Макса и его твердолобостью.
Уж кто-кто, а он, Макс, должен знать, что в таком деле, как постановка мюзикла, всегда приходится что-то дорабатывать по ходу репетиций — тексты песен, танцевальные номера. Ведь когда начинаются репетиции, многое проясняется — где-то обнаруживаются смысловые неясности, шероховатости при исполнении и так далее.
Альдо пристально смотрел на Макса, не понимая, почему, собственно, тот так завелся.
— Ладно, — устало сказала Джеки, — у меня скоро встреча с телевизионщиками. Может быть, ты составишь мне компанию, Макс?
— Прямо сейчас?
— Это займет часа полтора, не больше, — осторожно сказала она. — А о твоих сомнениях по поводу либретто мы может переговорить по пути.
Он медлил с ответом, и Джеки, с трудом скрывая раздражение, повернулась к остальным, которые уже начали подниматься со своих мест.