Грехи отцов наших

На двери квартиры, располагавшейся на третьем этаже, красовался внушительных размеров висячий замок. Сбить его, конечно, особого труда не составляло, но как быть с пломбой? В мои планы не входило оставлять следы своего вторжения.

Этажом выше тоже никого не было дома, чему я, надо сказать, очень порадовался, и немедленно отправился на пятый. Элизабет Антонелли, помнится, говорила, что эти жильцы не вернутся до марта. На всякий случай я нажал на кнопку звонка и добросовестно подождал целую минуту. Как и следовало ожидать, никто не отозвался.

В дверь было врезано аж четыре замка, из которых один — «тэйлор» самой последней модификации. Первые три я открыл в одно мгновение, для чего воспользовался узкой полоской кинопленки и кредитной карточкой некоей нефтекомпании, которая была мне теперь ни к чему, ибо на черта мне карточка, если и машины-то больше нет.

Проделав все эти немудреные операции, я стал сбивать сверхпрочный «тэйлор» каблуком ботинка. Да, подвел ты, дружок, хозяев: с третьего удара дверь открылась.

Оказавшись в квартире, я аккуратно закрыл дверь и невольно прыснул в кулак. Жильцам придется немало поломать головы, что же случилось с их «тэйлором», но это уж их проблемы, тем более что поломку они обнаружат только в марте, а грабить я их не собираюсь.

В кромешной темноте я добрался до окна, стараясь не натыкаться на мебель. Везение и тут было на моей стороне: прямо рядом с окном находилась пожарная лестница. Я открыл створки, перебрался на лестницу и спустился на третий этаж, где раньше жили Хэннифорд и Вэндерпол.

И снова повезло — их окно не было закрыто на щеколду. Через секунду я уже был в квартире.

А спустя час тем же путем выбрался наружу и, воспользовавшись лестницей, начал подъем. На четвертом этаже в окнах уже горел свет, но шторы были задернуты, и мне удалось проскользнуть незаметно. Покинув квартиру на пятом, я вышел на лестничную площадку, запер дверь на три замка, спустился вниз и покинул здание. До встречи с Мартином Вэндерполом время еще оставалось, так что я даже успел съесть бутерброд в ближайшей закусочной.

Глава седьмая

На Шестьдесят второй улице я выбрался из такси и несколько кварталов прошел пешком. Холодный, моросящий дождь смешивался с остатками снега на тротуаре, образуя мерзкую кашицу. По прогнозу ближе к ночи должно подморозить.

Время еще было, и я заглянул в аптеку, где можно было выпить чашку кофе. За стойкой в дальнем углу какой-то мальчишка демонстрировал приятелям массивный нож. Исподтишка взглянув на меня, он сделал незаметное движение, и нож мгновенно исчез в его кармане. Неужели моя физиономия всё еще хранила на себе отпечаток профессии?

Пожав плечами, я допил кофе и направился к церкви. Это было старинное сооружение, выложенное когда-то белым, а теперь посеревшим от времени камнем. У входа висела табличка, прочитав которую, я узнал, что в 1886 году здание возвела религиозная община, основанная за двести двадцать лет до этого события. На подсвеченной доске объявлений значилось: «Первая протестантская церковь на Бэй-Ридж. Пастор — преподобный Мартин Т. Вэндерпол. Богослужения по воскресеньям в девять тридцать утра». Там же прихожане извещались, что в ближайшее воскресенье преподобный Вэндерпол намерен прочесть проповедь на тему «Дорога в ад благими намерениями вымощена».

Я завернул за угол, где и обнаружил примыкающий к церкви дом приходского священника — солидное трехэтажное сооружение, тоже выложенное посеревшим кирпичом. Поднявшись по ступеням, я стряхнул с плеч дождевые капли и позвонил в звонок. Ждать пришлось несколько минут, после чего дверь наконец отворилась. На пороге появилась невысокая пожилая женщина и выжидающе уставилась на меня. Я поклонился и вежливо представился.

— Ах да, конечно! Он предупреждал о вашем визите, — с достоинством сказала она, провела меня в обширный кабинет и жестом пригласила занять одно из кресел напротив уютно потрескивающего камина.

Я сел и стал осматриваться. Стену по обе стороны от камина украшали плотно заставленные книжные полки, на паркетном полу лежал восточный ковер приглушенных тонов, мебель — старинная, темного дерева. Я сидел, поджидая старшего Вэндерпола, и горестно размышлял о том, что вместо этого дурацкого кофе надо было перехватить где-нибудь рюмочку доброго старого виски. В этом добропорядочном и, надо сказать, малорадостном прибежище святости выпить вряд ли предложат.

В таких невеселых мыслях я провел не меньше пяти минут, потом на лестнице раздались размеренные шаги, и в кабинет вошел пастор. Я поднялся навстречу.

— Мистер Скаддер? — спросил он. — Прошу прощения, что заставил вас ждать, но мне надо было закончить телефонный разговор. Но что же вы стоите? Садитесь, садитесь, пожалуйста…

Вэндерпол был очень высок и тощ, как вешалка, одет в черный костюм с пасторским стоячим воротничком, на ногах — черные кожаные домашние тапочки. Пышные седые волосы тут и там отливали желтизной. Еще пару лет назад его прическу можно было назвать чересчур длинной, однако по нашим временам она казалась вполне консервативной. Выражение глаз сквозь толстые стекла очков в роговой оправе разобрать было трудно.

— Чашечку кофе, мистер Скаддер?

— Нет, благодарю.

— Что ж, я, пожалуй, тоже воздержусь. Если за ужином выпиваю больше одной чашки, потом до утра ворочаюсь без сна. — Он опустился в стоявшее рядом кресло, подался вперед и сцепил руки на коленях. — Не вполне понимаю, чем могу быть вам полезен, но сделаю все, что в моих силах.

Пришлось объяснить поподробней, каким образом я оказался замешанным в расследовании, и напомнить, что выполняю задание Кэйла Хэннифорда. Внимательно меня выслушав, он потер пальцами подбородок и задумчиво кивнул.

— Я понимаю. Мистер Хэннифорд потерял дочь, а я — единственного сына.

— Да.

— Знаете, мистер Скаддер, в наши дни так сложно растить детей. Не спорю, и раньше это было не простым делом, но мне кажется, что сейчас время как-то особенно ополчилось против всех нас. Конечно же, я сочувствую мистеру Хэннифорду, тем более что и сам понес такую же невосполнимую потерю, но… — тут он отвернулся к камину и уставился в огонь, — но, боюсь, не могу испытывать жалость к погибшей девушке.

Я многозначительно промолчал.

— Понимаю, что с моей стороны жестоко так говорить, но за слова свои отвечаю полностью. Человек — существо несовершенное. Я, знаете ли, стал склоняться к мысли, что у религии нет более высокой цели, как постоянно напоминать человеку о том, насколько огромно несовершенство его натуры. Идеален один Господь Бог, лишь Он безупречен, а человек, создание Божие, живет во грехе и пороке. Вот ведь в чем состоит парадокс. Вы согласны, мистер Скаддер?

— Согласен.