Грехи отцов наших

Румянец на гладких щеках вспыхнул еще ярче. Интересно, сколько ему лет? На первый взгляд двадцать или двадцать один, не больше. Вспомнив о составленном им рапорте, я решил, что через годик он, пожалуй, станет детективом третьего класса.

— Я ознакомился с вашим отчетом. Грамотно написан, но у вас явно не хватило места для кое-каких деталей. Вот об этом и поговорим в первую очередь. Когда вы появились на месте происшествия, то обнаружили Вэндерпола в двух шагах от дома, где было совершено убийство. Как конкретно он себя вел? Бегал вокруг, стоял на месте?

— Вообще-то на одном месте, но весь как-то вертелся, дергался. Как будто ему нужно было немедленно выпустить пар. Знаете, бывает, выпьешь чересчур много кофе, и начинают трястись руки-ноги. Так вот, этого типа так и трясло!

— Вы указали, что его одежда была в беспорядке. В чем это выражалось?

— Рубашка вылезла из штанов, ширинка была расстегнута, и все хозяйство болталось снаружи.

— Вы имеете в виду половой член?

— Да.

— Он намеренно демонстрировал прохожим этот орган?

— Я бы так не сказал, но он вываливался из ширинки. Не мог же он этого не заметить, правда?

— Он трогал себя, делал непристойные жесты, вилял бедрами?

— Нет.

— У него была эрекция?

— Я не обратил внимания.

— Но вы же видели его член. Так в каком он был состоянии?

От смущения Пэнкау побагровел, как сконфуженная барышня.

— Эрекции у него не было.

Официант принес мой бурбон. Я взял бокал, посмотрел его на свет и сказал:

— В рапорте вы написали, что он употреблял нецензурные выражения.

— Да, он все время кричал. Собственно, я издалека услыхал его вопли, а уж потом увидел его самого.

— Что же он кричал?

— По-моему, легко догадаться.

Застенчивый юноша, отметил я про себя, редкость по нашим временам, но мне от этого не легче. Стараясь не раздражаться, я попросил:

— Повторите его слова, Льюис.

— Мне неприятно произносить их вслух.

— Прошу вас, пересильте себя. Поверьте, это не простое любопытство, мне так же не хочется копаться в этом, как и вам.

Минуты три я распинался о том, что его показания могут сыграть определенную роль в расследовании, и тогда он перегнулся через стол и едва слышно прошептал:

— Трахальщик.

— Так и кричал — «трахальщик»?

— Не совсем.

— Послушайте, мне необходимо точно знать, что он выкрикивал там, на улице.

Последовал тяжелый вздох.

— Хорошо, я понял. Он все время орал: «Я трахнул свою мать, я трахнул свою мать!» Прямо как заведенный.

— Итак, он утверждал, что оттрахал свою мать. Я правильно вас понял?

— Да, это было его выражение, слово в слово.

— И что вы подумали?

— Что парень свихнулся.

— Вы сразу заподозрили, что он совершил убийство?

— Нет, сначала я подумал, что он сам пострадал, ведь он был весь в крови.

— У него были окровавленные руки?

— Да нет же, он весьбыл в крови — рубашка, руки, штаны, даже лицо. Понимаете? Абсолютно весь, с ног до головы. Вот я и решил, что он получил серьезные ранения, но потом увидел, что никаких ран у него нет, и понял, что кровь пролил другой человек.

— Почему вы так решили?

— Не знаю, решил — и все. Он был цел и невредим, значит, кровь не его, это же ясно.

Льюис поднес кружку к губам и одним глотком допил пиво. Я кивнул официанту и заказал еще одну кружку для Пэнкау и чашку кофе для себя. В ожидании заказа мы сидели молча, уставившись в стол. Наконец появился официант и расставил перед нами напитки. Пэнкау было явно не по себе: перед ним сейчас вновь разворачивалась картина, которую он, по всей видимости, уже несколько дней старался забыть.

— Итак, Льюис, продолжим. Вы поднялись в квартиру, потому что ожидали обнаружить там труп?

— Да, что-то в этом роде.

— Как вы думали, кто бы это мог быть?

— Черт побери, я был уверен, что найду там его мать. Он же кричал, что он трахальщик, трахнул мать, вот я и решил, что этот тип сошел с катушек и прикончил мамашу. Когда я туда поднялся и увидел это… Я поначалу так и решил, что она его мать и есть. Определить тогда ее возраст было просто невозможно: она была голая и вся залита кровью. И все вокруг было в крови — подушки, простыни, одеяло, повсюду эта жуткая кровь…

Его побледневшее лицо приобрело зеленоватый оттенок. Я сочувственно похлопал его по руке.

— Спокойно, Льюис, все уже позади.

— Я в порядке.

— Конечно, конечно! Ну-ка, опусти голову к коленям и подыши полной грудью. Давай, парень, отодвинься от стола и низко склони голову, как я говорю. Сразу полегчает.

— Хорошо, сейчас.

Мне показалось, что он вот-вот грохнется в обморок, но ему удалось взять себя в руки. Посидев минуты две с опущенной головой, он выпрямился, несколько раз глубоко вздохнул и сделал большой глоток пива.

— О Господи!

— Теперь тебе будет лучше, это испытанное средство.

— Да, спасибо… Едва я вошел и увидел ее там, на кровати, сразу почувствовал дурноту. Раньше мне тоже случалось видеть мертвецов. Мой старик умер во сне от инфаркта, и я был первым, кто обнаружил его в спальне. Потом я стал полицейским, а в нашей работе трупов хватает, не мне вам рассказывать. Но такого я еще никогда не видел! Представляете, меня вот-вот вырвет, а тут к моей руке прикован этот придурок с болтающимся членом. Я отволок его в угол, где, как ни крепился, меня все-таки вывернуло наизнанку. И знаете, что случилось потом? У меня началась форменная истерика. Я хохотал, как полный идиот, а этот тип, глядя на меня, наконец заткнулся о своей мамаше и спрашивает: «Что вас так развеселило?» Вот ведь ужас! Как будто не понял анекдот и просил разъяснить, в чем там соль, чтобы разделить мое веселье. «Что вас развеселило?»… Бред какой-то!

Я вылил в кофе остаток бурбона и помешал ложечкой в чашке. Мне было необходимо составить представление о Ричарде Вэндерполе, но пока в активе имелись лишь бессвязные обрывки. Может, в дальнейшем они и сложатся в единую картину, теперь же его образ расплывчат.

Еще минут двадцать мы с Пэнкау просидели в баре, со всех сторон обсасывая детали того ужасного дня, но так и не продвинулись вперед. Парень зациклился. Все время твердил о своих ощущениях, о том, как ему стало плохо, о неожиданной истерике, спрашивал, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к зрелищу смерти.