Грехи отцов. Том 1

Я вышел. В коридоре я встретил официанта, несущего поднос с шампанским и икрой. Я был взбешен попытками моей экс-жены разбить лагерь у порога моего дома и тем самым нарушить размеренный ход нашей семейной жизни. Я спустился на лифте вниз, вышел из гостиницы и сел за руль своего «кадиллака». Это была еще одна попытка вернуться домой к Алисии.

— Моя жена уже спит, Каррауэй? — спросил я дворецкого, вернувшись домой.

— Нет, сэр, она в Золотой комнате.

— Принеси мне виски и содовую, пожалуйста. — Я говорил так спокойно и вежливо только с Каррауэем. Мне не нравились английские слуги с их особыми способностями создавать у своих американских хозяев комплекс неполноценности, но этот был своего рода шедевр, а я всегда предпочитал иметь лучшее. Каррауэй ценил мое отношение к нему и в свою очередь был со мной почтителен. По опыту он уже знал, какие неприятности могут его поджидать в тех домах, владельцы которых имеют самое отдаленное понятие о том, как вести себя со слугами, поэтому он ценил то, что имел.

У нас было пять гостиных на первом этаже, библиотека, столовая и танцевальный зал, но мы, как правило, пользовались лишь маленькой и уютной Золотой комнатой. Вивьен когда-то выбрала для этой комнаты оригинальный золотой декор, но позднее по указанию Алисии золотые шторы были сняты, золотая обивка заменена на другую, а золотых тонов ковер отправлен на чердак. Теперь доминирующим цветом в комнате стал бледно-зеленый, но она по-прежнему называлась Золотой.

Когда я вошел в комнату, Алисия и Сэм вскочили, как будто я застал их за чем-нибудь непристойным.

— Привет, — сказал я, нарушая молчание. — Я только что выгрузил Вивьен возле «Плазы» и чувствую, что мне необходимо выпить. Рад видеть тебя, Сэм. Прости за неприятности, доставленные тебе в больнице. Ты был еще раз у Вики?

— Нет, я решил, что не стоит. — Он снова тяжело сел, — крупный мужчина в дорогом костюме, его глаза подозрительно смотрели из-под очков. — Я тоже был чересчур резок и приношу свои извинения.

— Какого черта, ты был абсолютно прав! Она твоя жена, а не моя! И давай забудем об этом.

— Ну что ж, давай забудем!

Вошел Каррауэй с виски и содовой. Он так умел держать серебряный поднос, что казалось, будто он родился с ним в руках.

— Спасибо, Каррауэй.

— Да, сэр. — Англичане никогда не скажут «пожалуйста», только бесконечное «да, сэр». Это позволяет им контролировать ситуацию, которая иначе может превратиться в дружескую беседу у камелька. Англичане — мастера разыгрывать небольшие представления, их манера речи может разрешить любую трудную ситуацию. Мы с Сэмом не были новичками в этой игре. Самым смешным в наших с ним редких стычках было то, что каждый из нас знал следующий шаг другого.

— Ну и отлично, — примирительно сказал я, когда Каррауэй вышел из комнаты. — Что же вы тут замышляли, когда я вас застукал?

По лицу Сэма было заметно, что мой вопрос, требующий конкретного ответа, был ему неприятен.

Он засмеялся и устроился поудобнее, закинув ногу на ногу, пытаясь придать себе вид самый непринужденный.

— Ты так стремительно ворвался, что мы подпрыгнули от неожиданности. Да ничем особенным, Нейл, — просто опять обсуждали имя ребенка. Сказать по правде, у меня есть сомнения: стоит ли его называть в честь моего кузена. Я, конечно, очень люблю Эрика, но ведь Вики никогда его не видела и это имя ей ни о чем не говорит. Может быть, было бы лучше назвать его Пол Корнелиус в честь тебя и Пола. Для Вики это значило бы больше, как, впрочем, и для меня.

— Прекрасно, — сказал я, полагая, что он пытается подсластить пилюлю. Добавим немного кисленького. Улыбнемся. — Интересное предложение! Хочешь знать мое мнение?

— Естественно! — покривил душой Сэм.

— Мне кажется, было бы ошибкой проявлять сентиментальность в отношении Пола, — он всегда презирал ее, и чем больше я об этом размышляю, тем меньше мне хочется получать весточки из прошлого. Нет, — ты прав, лучшего имени, чем Эрик Дитер, придумать нельзя. Тогда в больнице я был очень удивлен, но лишь потому, что был уверен, Вики захочет назвать его Сэмом в честь тебя.

Это была большая ошибка. Мне не следовало говорить заведомую ложь. Во время возникшей паузы я увидел, как Алисия в замешательстве уставилась на недогоревшее полено в камине, мои руки сжались в кулаки, и я спрятал их за спиной.

— Ну, — произнес Сэм, чувствуя, что необходимо как-то разрядить обстановку. — Если ты уверен...

— Какого черта, Сэм, я тут абсолютно ни причем! Я только дедушка, о чем Алисия не устает мне напоминать!

Еще одна ошибка. Мои слова прозвучали злобно и ревниво. От напряжения у меня появилась испарина. Надо было срочно перевести все в шутку.

— Я себя чувствую столетним стариком! Пожалуй, я пойду в спальню и попробую омолодиться. Не бери в голову, Сэм, а, ты, Алисия, закажи ему еще выпить.

Я вышел из комнаты, тихо прикрыл дверь, сделал несколько шагов в сторону, а затем вернулся обратно и прильнул к дверям.

— О, черт, — говорил Сэм, — кажется, он расстроился? А мне казалось, что все идет нормально.

— Я советую тебе пока не настаивать на Поле Корнелиусе, а то испортишь все еще больше.

Я тихо отошел.

Поднявшись наверх, я отпустил слугу, сел на кровать и с трудом разжал кулаки. Я не мог понять, почему я так плохо справился с ситуацией. Вероятно, я был очень расстроен. Но почему? Я попытался проанализировать свое поведение. Всегда возникали проблемы, которые могли бы меня действительно огорчить. Я ненавидел их за то, что они считали меня неврастеником, человеком, с которым надо обращаться как с маленьким ребенком, хотя я прекрасно владел собой. Вот уже шестнадцать лет я знал, что у меня не будет сына — шестнадцать лет семь месяцев и пять дней, — и если я жил с этим несчастливым фактом уже шестнадцать лет, то почему это должно беспокоить меня сейчас? Конечно, мне хотелось бы иметь сына, но, как говорила моя мама, вернувшись в Веллетрию, нельзя иметь все на свете, а поскольку у меня было почти все, разве я мог жаловаться. Я и не жаловался, но Алисия всячески пыталась внушить мне, будто я страдаю. Естественно, мне было жалко Алисию, так как она хотела еще иметь детей, но у нее уже были два мальчика, а теперь я дал ей еще и дочь, так что жалеть ей было не о чем. У меня не было чувства вины, когда мы жили вместе одной большой семьей. И почему оно должно было быть? Я вообще не верил в существование этого чувства. Ощущение вины — это для малодушных неврастеников, которые не могут справиться с жизнью. Бог сдает нам карты, а дальше уже каждый играет как умеет.

Шестнадцать лет семь месяцев и пять дней. Звучит как тюремный срок. Седьмое сентября 1933 года, синее небо было подернуто дымкой... Именно тогда кончились мои мечты о большой семье, мои прекрасные взаимоотношения с женой, мое преклонение перед Полом, который заполнил пустоту, образовавшуюся после смерти отца, которого я почти не помнил, — и даже замужество моей сестры подходило к концу, и я оставался один на один с моим зятем, этим сукиным сыном Стивом Салливеном...

Стоя под душем, я вспомнил, что уже принимал его, совсем недавно. Должно быть, я потерял контроль над собой. Интересно, что означал этот повторный душ? Еще один обряд очищения? Возможно, я пытался смыть с себя память об этой ужасной сцене в золотой комнате. Под душем у меня всегда рождались чистые и светлые мысли.