Грехи отцов. Том 1

— Так что, пожертвуешь ли ты своей карьерой ради идеалистических либеральных принципов или нет, — это не повлияет на будущее Америки, — заключил я. — Ты погубишь себя ради дела, которое существует только в твоем воображении и в воображении твоих друзей-интеллектуалов.

Но он не мог этого понять. Мы продолжали спорить, пока, наконец, он не сказал:

— Нейл, я не хочу, чтобы это вылилось в серьезную ссору. Ты идешь своим путем и не мешай мне идти своим. Это моя жизнь, в конце концов, и это моя карьера. Не твоя.

Я больше ничего ему не сказал, но решил продолжать борьбу за него, и два дня спустя под предлогом дел я сел в свой личный самолет и с большой скоростью отправился в Вашингтон.

К счастью, мне не пришлось идти слишком далеко, вплоть до Овального кабинета, хотя я бы и туда пошел, если это было необходимо. Я поехал к своему любимому конгрессмену, тому, который весьма тесно был связан с Комиссией по антиамериканской деятельности, и, напомнив ему, кто помог ему недавно спастись от растущего скандала (почему политики всегда так беспечны в отношении взяток?), я сказал, что будет печально, если его маленькие проблемы снова всплывут на поверхность вскоре после его повторного избрания. Затем я заметил, что был бы счастлив, если бы Комиссия оставила в покое нью-йоркского драматурга Кевина Дейла, который никогда не был членом какой-либо партии и которого я лично знаю как хорошего лояльного американца. Я рад сказать, что конгрессмен проявил полное понимание, так что после нескольких рукопожатий я был уверен, что мне не о чем беспокоиться.

Очень довольный собой, я прилетел обратно в Нью-Йорк и направился прямо к Терезе, чтобы объявить ей, что проблема Кевина с Комиссией разрешена недвусмысленным образом.

В полном восторге Тереза позвонила Кевину, но он бросил трубку. Мне показалось это странным, но я решил, что причиной всего было его волнение. Позже, когда я обнаружил, что он ожидает меня в доме на Пятой авеню, я, естественно, решил, что он пришел отпраздновать свое освобождение. Его неистовая ярость, выплеснувшаяся, как только мы остались одни в библиотеке, была таким ударом для меня, что я чуть не выронил бутылку виски «Уайлд Тюрки», запасенную мною специально для его визитов.

— Ты, чертов сукин сын, всюду сующий свой нос! Как ты осмелился играть Всевышнего, вмешиваясь в мою жизнь!

— Кевин! Что ты мелешь? У тебя возникла проблема, и я ее уладил, вот и все! Почему ты так сердишься?

— Я не просил тебя играть в добрую фею! — кричал Кевин. — Я не просил тебя махать волшебной палочкой своего грязного политического влияния! Я просил тебя оставить меня в покое, так, чтобы я мог нанести хорошую оплеуху Комиссии! У меня были адвокаты, которые хотели мне помочь, у меня была поддержка в среде либерально настроенных членов Комиссии, на моей стороне была пресса.

— Вы все попали бы в беду, и в любом случае я считал своим моральным долгом остановить тебя и не дать испортить тебе свою карьеру...

— Если я хочу испортить свою карьеру, я испорчу ее! Это не твое собачье дело!

— Ладно, успокойся, но ты, по крайней мере, должен быть мне благодарен, что я...

— Благодарен! Я должен быть благодарен за то, что ты получил удовольствие, размахивая своей властью, как кольтом 45-го калибра или любым другим фаллическим символом!

— Послушай, парень, — сказал я, со стуком ставя неоткрытую бутылку виски, — побереги весь этот психологический вздор для какой-нибудь своей глупой пьесы. С большим трудом, затратами и даже риском я оказал тебе наибольшую возможную услугу, и если ты думаешь, что я получил от этого какое-нибудь дегенеративное сексуальное удовольствие, ты, должно быть, выжил из своего извращенного прокоммунистического ума!

Не сказав ни слова, Кевин повернулся и направился к двери.

— Кевин! — Мои ноги дрожали. Спина была покрыта холодным потом. Что-то произошло с моим дыханием, но я не обратил на это внимания, потому что был расстроен. — Кевин... — Мне удалось схватить его за руку, пока он не открыл входную дверь, но он оттолкнул мою руку.

— Отвяжись! Если бы на твоем месте был кто-нибудь другой, от него бы уже осталось мокрое место!

— Но, Кевин, я твой друг!

— Был им, — гневно сказал Кевин и захлопнул дверь библиотеки перед моим носом.

— ...И он захлопнул дверь перед моим носом, — сказал я Джейку полчаса спустя. Я находился тремя кварталами севернее моего дома в библиотеке дворца Джейка. Широкие оливково-зеленые занавеси закрывали широкие некрасивые окна. Тусклый свет на потолке, высоко над нами, освещал тома непереведенных немецких классиков и шедевров английской литературы. Мы с Джейком сидели друг напротив друга в кожаных креслах, стоящих рядом с камином огромных размеров. Джейк пил виски «Джонни Уокер», а я к этому времени созрел для неразбавленного бренди.

— Господи, я так разозлился! — сказал я, пытаясь казаться рассерженным, но прозвучало это весьма жалко. — Неужели можно быть таким неблагодарным? Я ведь только хотел ему помочь!

— Успокойся, Нейл, — сказал Джейк и тонко мне улыбнулся, — ты же и в самом деле не такой наивный!

— Я только хотел ему помочь! — упрямо повторял я, но я знал, что он имел в виду. Мои мучения увеличились, и я почувствовал стыд.

— О, черт, хорошо, может быть, я сделал это, чтобы произвести на него впечатление. Конечно, мне нравилось производить впечатление на Терезу. Может быть, я сделал это, потому что хотел ему доказать, что я неуязвим... не такой, которых жалеют, — нет, забудь, что я говорю тебе, я беру свои слова обратно! Но я это сделал и потому, что хотел ему помочь, Джейк! Не все мои мотивы были плохими! Я хотел как лучше, клянусь тебе, Джейк!

— Ладно, что теперь говорить о твоих мотивах! Важно то, что ты, должно быть, учишься на своих ошибках. Я надеюсь ты понял, в чем заключаются твои ошибки? Номер один: никогда не делай своих друзей своими должниками путем голой демонстрации власти. Твои друзья — это только твои друзья, потому что им нравится себя обманывать, что под всеми твоими миллионами ты такой же обыкновенный, как они, и ты разрешаешь им себя обманывать, потому что хочешь думать, что у тебя есть друзья, которым ты нравишься, несмотря на твои деньги. Но если ты станешь манипулировать их жизнями, не важно, насколько альтруистичны твои мотивы, ты разрушишь эту общую иллюзию, и останется одна голая правда, которой никто не захочет смотреть в глаза. А правда эта заключается в том, что ты не обыкновенный, у тебя сверх всего есть нечто, о чем втайне мечтает большинство мужчин, — власть, и ты обладаешь способностью управлять людьми. Не все это могут вынести.

— Да. Верно. О, Господи, как мог я быть таким...

— Твоя вторая ошибка, — сказал Джейк, закуривая новую сигарету от бычка, который тлел в его руке, — это то, что тебе не удалось понять позиции Кевина по отношению к его проблеме. Нельзя признать ее бредом интеллектуала только потому, что сам ты не можешь ее понять. Не удивительно, что Кевин так разозлился. Ведь своими действиями ты оскорбил его взгляды и убеждения, подчинив их своим.

— Черт, правильно, именно так я и делаю. Но я этого не хотел! Все, что я хотел...