Грехи отцов
Шрифт:
– Умойтесь сначала, или не пущу.
И показала в сторону крохотной белой дверцы в конце зала. Егор был только рад и, закрывшись в узком закутке, первым делом посмотрел на себя в зеркало. Видок был еще тот: рваный, грязный, физиономия в засохшей крови, багровая полоса тянется от виска до подбородка, вдоль нее разливается густая синева. «Фонарь» будет знатный, но плевать. Егор умылся, вымыл руки, кое-как привел одежду в порядок и вернулся в зал. Народу прибавилось, и за едой пришлось постоять в очереди. Давали простенький овощной суп и котлеты из капусты, все какое-то бесцветное и безвкусное, точно трава. Но выбирать не приходилось, к тому же он не есть сюда пришел, и появилась уже пара мыслей насчет Чурсина, но для начала требовалось присмотреться. Егор взял свою пайку и сел за самый дальний столик, так, чтобы видеть весь зал, и принялся за еду, оглядывая посетителей. На него никто не обращал внимания, все смотрели в свои тарелки, зато тетенька-хозяйка
– Вы бы воздержались, сестра, от скоромного, постный день все же! – с яростью и смирением одновременно выкрикнула монашка.
– Я знаю, а мне батюшка разрешил! – тонким голоском пропела толстуха, не переставая жевать. – У меня болит желудочек, потому что в нем гастритик. Мне надо пить сливочки, чтобы желудочек не болел, я должна лечить гастритик.
Тетенька затолкала в рот остатки слойки, влила туда же нехилую порцию сливок, закусила котлеткой из капусты и аккуратно положила пустой пакетик на тарелку. Встала, поправила юбку до пят и выкатилась в дверь. «Это она что, серьезно?» – Егор проводил взглядом обладательницу гастритика. Монашка тяжело вздохнула, перекрестилась.
– Простите, – сказал Егор, – простите, сестра. Мне помощь нужна…
– Не подаем, – отрезала та и забрала у Егора пустую тарелку. Он аккуратно перехватил женщину за руку, придержал и улыбнулся, как мог, дружелюбно.
– Я друга своего ищу, – проговорил он, – Чурсина Валерия, мы служили вместе, в Шатое. Он мне писал, что в вашем монастыре обретается, и я тоже тут хотел бы поселиться, помочь, если надо, приехал, а найти его не могу. Не поможешь, сестра? Я отблагодарю.
Егор вытащил из кармана крупную купюру, вложил ее монашке в ладонь и отпустил тетку. Та прижала руки к груди, заглянула в кулак и снова сжала пальцы. Сурово глянула на Егора и вдруг смущенно улыбнулась:
– Спрошу у сестер, здесь ждите.
И улетучилась прочь вслед за носительницей гастритика, а Егор принялся за остывшие котлеты, кое-как затолкал их в себя, выпил чай с хлебом, а сестра все не показывалась. Прошло уже минут двадцать, на столах образовались кучи пустой посуды, работница столовой, не совсем здоровая на вид девушка с острым мышиным лицом, не справлялась с наплывом голодных паломников, а ее начальницы все не было. «Сдаст меня». Егор направился к двери и столкнулся с косоглазой монашкой нос к носу. Та попятилась, сделала губки трубочкой и пропела, игриво глядя на Егора:
– Брат Валерий на подворье послушание несет, там спроси.
– Что за подворье? – Егор прижал тетку к стене, и та выложила все, что знала. Ехать до подворья час, там есть огород, держат скотину, а также матушка-настоятельница уединяется для душевного отдыха. Чем там занимается Чурсин, тетка не знала, да и знать не могла, но это было неважно. Брат Валерий, значит, на подворье. Интересное кино… Отчего-то вспомнился Влад и его Агата, Егор даже представил себе ее – озабоченную старуху с искусственными зубами, в парике, с силиконовыми сиськами. «Богохульник!» Егор сделал серьезную физиономию, сердечно поблагодарил отзывчивую монашку и двинул прочь, едва сдерживая улыбку. Чурсин здесь, и это главное, теперь дело за малым: добраться до него и потолковать по душам. Час езды – это ерунда, можно успеть до вечера, но сначала поесть как следует и найти попутку.
Насчет поесть оказалось проще всего, сразу за воротами, через дорогу, помещалось довольно приличное на вид заведение. Посетителей в кафешке было полно, у стойки образовалась небольшая очередь. Но брали все в основном на вынос, и свободный столик Егор нашел быстро. Он уже вцепился зубами в разогретый в микроволновке бутерброд, прожевал кусок, запил его чаем, когда услышав знакомый фальцет:
– Отойдите немедленно! Безобразие, кто его сюда пустил? – Через два столика у окна возмущалась тетенька с гастритиком. Она защищала свою пищу от забредшего на запах еды бомжа. Вонючее оборванное существо слонялось по кафешке с протянутой рукой и канючило денежку «на пиво». Кто-то подал страдальцу початую бутылку дешевого пойла, и бомж быстренько убрался восвояси. Тетенька за столом успокоилась и продолжила трапезу: она кушала чебурек, жир и масло текли по ее подбородку и капали на бумажную тарелку, где ждали своей участи еще два нехилых куска теста с жареным фаршем. Первый чебурек уже сгинул в бездонном брюхе, и тетенька тянула короткопалые лапки ко второму. Она наклонилась над столом,
и ее похожие на шерстку ярко-рыжие волосенки на голове даже шевелились от предстоящего удовольствия, платок сполз на затылок. Егор отвернулся, взялся за свой бутерброд. «А сейчас она что лечит? Ожирение, скудоумие? Классический случай – мозги в майонезе. Это диагноз, а не рецепт».О тетке он скоро забыл, договорился с бомбилой, поджидавшим клиентов неподалеку от обители, и «девятка» покатила сначала по разбитым городским дорогам, потом пулей пронеслась по участку трассы с новым покрытием и свернула на прилегающую. И сразу скинула скорость, ползла, переваливаясь на ухабах, как беременная утка, то и дело тормозила перед лужами размером с небольшое озеро. Дальше шли метров триста относительно ровной поверхности дороги, даже с остатками асфальта, дальше все начиналось по новой. Водила то и дело чертыхался себе под нос и, кажется, уже пожалел, что слишком мало запросил с «паломника».
– Что ж сестры себе дорогу построить не могут, – пробормотал Егор, глядя на выбоины и колеи, что прихотливо петляли вдоль полотна, кое-где пересекая его, оставляя от покрытия лишь труху.
– Была дорога, – буркнул водила, – да сплыла. Мост новый строят, техники нагнали и разбомбили все к чертям…
Мост, конечно, грандиозный проект по разгрузке города от транзитного транспорта. Стройку затеяли лет десять назад, потом подрядчики традиционно проворовались, за ними на отсидку пошел заказчик, потащив следом инвесторов, и стройку заморозили. Транспорт по-прежнему шел через город, пробки, особенно в пятницу летним вечером, поражали воображение, число мелких и средних аварий приближалось к бесконечности, а широко разрекламированный когда-то Западный объезд зарастал травой и кустарником. Недостроенные пролеты нависли над рекой и ее болотистыми берегами, рядом громоздились груды песка, покрытые лопухами, брошенную технику растащили по частям, а в бытовках поселились бомжи, но после грандиозного пожара все куда-то подевались. Опоры жутковато скрипели от ветра, в реку летела арматура и обломки проеденного коррозией металла. И вот нате – кто-то взялся довести эту развалину до ума, разгрузить тем самым город и, как признался журналист одной местной газеты, воздвигнуть памятник себе на центральной площади, куда этот самый борзописец клялся первым в знак благодарности возложить цветы.
– Вроде мэр новый за дело взялся, – сказал водитель и резко затормозил, буквально вкопав «девятку» в землю. Впереди громоздилась гора щебня, кто-то заботливо вывалил ее прямо на остатки дороги, намертво загородив проезд.
– Извини, дальше не могу, – водитель вздохнул, – пешком тебе придется. Да здесь недалеко, километров пять всего.
Что такое пять километров по бездорожью, по грязи, да еще и под мелким дождем, что включился в ту самую секунду, когда Егор оказался на дороге? Заплатил водителю и двинул, как и положено паломнику, пешком, кляня и погоду, и разбитую дорогу, и Орехова, что и тут умудрился подложить Черкашину свинью, реанимировав законсервированную стройку. Егор клял Влада последними словами, пока пробирался обочиной к лесу, вымок, озверел, а оказавшись среди берез и елок, вдруг успокоился. Шел быстро, почти бежал, стараясь не сбить дыхание, и все поглядывал на мутное серое небо – дело было к вечеру, в лесу уже сгущались сумерки, на дорогу выползал туман. Пять километров Егор одолел за час с небольшим, дорога вынырнула из леса, и Егор оказался в поле. Слева громоздились опоры того самого моста, часть дорожного полотна обрывалась над рекой, над ней вилась белая дымка. А справа виднелись крыши домов за глухим зеленым забором, над ними мутно отсвечивал крест. Дальше тянулись бесконечные грядки, там Егор заметил людей и, придав себе озабоченно-одухотворенный вид, подражая настоящим паломникам, направился к ним.
Женщины стояли в борозде: пять женщин лет по тридцати с небольшим и высокая пожилая тетка в темно-синем тряпье. Все пристально смотрели на Егора, рядом стояли ведра, от которых поднимался дымок и тянуло паленым. «Шашлыки, что ли, жарят?» Егор подошел ближе, поздоровался, тетки настороженно ответили, одна даже отошла подальше.
– Я к брату Валерию приехал, – успокоил их Егор, – мы служили вместе. Вот хочу у вас тут пожить, потрудиться во славу божию…
Взгляд упал на одно из ведер, на дне которого что-то шевелилось. Егор пригляделся и оторопел – там живьем горела лягушка. Вернее, их было несколько, но остальные давно издохли, сморщились и почернели, а одна еще сопротивлялась огню, но это были уже чистые рефлексы умирающего от боли живого существа.
– Это бесовская тварь, – перехватила взгляд Егора длиннолицая тетка со злыми глазами. Она плеснула в ведро из большой бутыли еще бензина, ловко чиркнула спичкой о коробок, и огонь занялся с новой силой. – Мы их ловим и сжигаем, матушка их убивать велит, они от дьявола…
Егор невольно отступил подальше, к горлу подкатила тошнота. Он реально боялся этих особей с постными лицами и безумным взглядом, их первобытная дикость и фанатизм будили подсознательный ужас и желание бежать куда подальше.