Грехи прошлого

"Любовный роман. Дубль второй", - сказала себе Алла, глядя но вновь обретенного любовника с неожиданной для неё самой грустью. И даже мысленная ирония не помогла сгладить подавленности - отчего-то ей было очень грустно. Ведь все могло сложиться иначе...

Сергей взял несколько аккордов и продолжил их песенный диалог:

Ищут приюта чувства

В моей замерзшей душе,

Сиротливо забившись в угол,

От холода дрожат, ни на что не надеясь уже.

Зачем судьба готовит встречи

С людьми, что равнодушия полны,

Ничто боль раны не залечит,

Да насмехаться будут сны.

Когда проснусь, я все забуду

И верить не смогу словам,

Сквозь равнодушных взглядов вьюгу,

С улыбкой грустной на устах

Шагну к неведомым мирам. 30

– Этих стихов тоже не было в том альбоме, - тихо произнесла Алла.

– Я написал их восемь месяцев назад...

– После Светкиной свадьбы?
– догадалась она.

– Да.

Что тут скажешь?

Не любила она возвращаться к прошлому. Расставаясь - расставалась сразу, в одночасье, цинично заявляя: "Собаке хвост по кусочкам не рубят!"

Зачем ерничала, когда было так больно?..

Может быть, именно потому, что было больно?..

...Для встреч с журналистами и прочими нужными для роста популярности людьми супруг купил Валентине Вениаминовне большую квартиру в престижном районе, тщась надеждой, что в обозримом будущем она поселится там насовсем.

Самой писательнице, несмотря на уговоры Владимира Максимовича, категорически не нравился её псевдоним, но пиарщик упорно стоял на своем: если выбрать более звучную дворянскую фамилию, самозванку в два счета раскусят, высмеют в прессе и тогда прощай столь тщательно продуманный имидж!

– Этих продажных писак я куплю!
– самоуверенно заявляла мадам Бобкова-Меньшикова.

– Для того, чтобы купить всех журналистов, даже у олигархов денег не хватает, - не соглашался глава рекламного агентства.

– Да откуда они узнают мою родословную?
– упиралась заказчица.

"Тупее невежи не сыскать", - мысленно отвечал ей Владимир Максимович, а вслух, терпеливо:

– Сейчас у многих средств массовой информации есть специальная служба, на которую расходуются немалые суммы. Называется её деятельность "журналистским расследованием", а на самом деле это самая настоящая сыскная деятельность. Там работают профессионалы, которые накопают компромат на любого, не хуже спецслужб, да они, по сути, и являются мини-спецслужбами, там работают многие выходцы из "конторы".

Слово "спецслужбы" произвело впечатление на недалекую мадам Бобкову, и она смирилась.

Эдуард Леонидович принимал посильное участие в "производственных" совещаниях, но дел у него было невпроворот, и он не мог подолгу сидеть с членами команды по созданию будущей знаменитости.

Нечаев доверял рекламщикам и не вмешивался в процесс - каждый должен заниматься своим делом. Леснянский и Соколов профессионалы, зачем им мешать дилетантскими пожеланиями?! Он просил лишь держать его в курсе, какие подвижки в отношении имиджа писательницы, как она себя ведет, не собирается ли взбрыкнуть.

Яков Борисович Корн стал своеобразным посредником между пиарщиками и издателем, навещал приятеля почти ежедневно, отчитывался, как прошел день.

Мадам Бобкова ещё не раз взбрыкивала - она принадлежала к категории людей, которые по-хорошему не понимают, на них можно воздействовать лишь с позиции силы, и только тогда они приходят в чувство.

Эдуарду Леонидовичу, образно говоря, приходилось использовать кнут, когда рекламщики в отчаянии взывали к нему: опять эта истеричная стерва отчудила фокус, от неё уже голова кругом, сил нет с ней бороться! Нечаев вмешивался и сурово отчитывал её, ещё раз напомнив, что в скорейшем издании книг заинтересована она, а не "Кондор".

Издатель набрал новых редакторов, дал им задание править опусы Валентины Вениаминовны максимуму, но просвета в этом тоннеле под названием "писательница Меншикова" что-то не виделось.

"Потерзались и будет", - сказала себе Алла и тут же продемонстрировала, что чувства - чувствами, а дело - делом:

– С тобой хорошо, но давай все же вернемся к нашей проблеме.

Сергей мыслями был так далек от реальности, что даже не расслышал её слов, и переспросил:

– Извини, я задумался. Что ты сказала?

– Что пора отвлечься от лирики и вернуться к прозе жизни.

– Может, не надо...
– неуверенно произнес он.

– Надо, - твердо сказала она.

– А я и в самом деле поверил, что ты стала другой...

– Я тебя разочаровала?

– Нет, но...

– Я всегда старалась держать эмоции в узде.

– И дальше так же будет?

– Нет, Серж, не думаю. Наверное, будет по-другому.

По его глазам Алла прочла, что он очень на это надеется. Да и сама этого хотела. А чтобы придать себе нужный деловой настрой, прибегла к привычной манере и мысленно произнесла: "Не сложно быть любимой, сложно любить". Тем самым временно поставив точку на этом этапе их отношений, она сказала уже другим, серьезным тоном:

– Ты не против, если я тебя кое о чем спрошу?

– Давай не сегодня.
– Сергей опять попытался её обнять, но Алла ловко вывернулась.
– Правда, Аленка, оставим это на потом.

– Кроме тебя и отца, никто не называл меня Аленкой...
– тихо сказала она, сразу погрустнев.

– Почему ты опечалилась?

– Папа умер два месяца назад.

– Прости, я не знал.

– Давай о чем-нибудь другом. Тяжелая тема.

– Я больше не буду тебя так называть, чтобы не бередить душу.

– Нет уж, и раньше я тебе это позволяла, и сейчас позволю. Хотя не так давно гневно вскинулась, когда меня так назвал человек, далеко мне не безразличный31. Но тебе можно то, чего нельзя другим.

Он не стал ничего отвечать. Да и зачем отвечать?..

...Узнав, что в очередной раз придется менять фамилию авторессы на обложке, - мадам Бобкова опять капризничала, что ей не нравится псевдоним "Меншикова", - Эдуард Леонидович простонал:

– Как же эта стерва мне надоела! Убил бы!

– Я бы тоже, - согласно кивнул его приятель Яша Корн.
– Но убивать не умею и не собираюсь этому учиться.

– Да уж, друг мой, от последствий общения с ней только черным юмором и спасаться.

– Вот и спасаюсь. Альтернативы-то нет.

– Сочувствую, Яша. Я-то, к счастью, вижусь с ней редко, только для того, чтобы вправить ей мозги, а тебе приходится общаться ежедневно. Поделись секретом - как тебе удается с ладить с этой психопаткой?

– Тренинг, Эдик. А куда деваться? Послать ее? А дальше что? Вернуться в журналистику? Мои коллеги в своем большинстве еле сводят концы с концами, а Бобкова, по крайней мере, хорошо платит, хоть мне и приходится отрабатывать зарплату до кровохарканья. Опять стать литагентом тоже вариант не из лучших. Кормился я только за счет "Кондора", но ведь у тебя пока тоже дела идут не так как хотелось бы. Большинство издателей относится к литагенту подозрительно - мол, его задача продать, вот он и всучивает всякую муру, чтобы поиметь с гонорара писателя свой процент. В моем списке было две сотни авторов, а издавались единицы. Мне полагалось двадцать процентов от их гонорара, но они получали сущие копейки, и двадцать процентов от их копеек - это совсем мизер. Сам ведь знаешь, в нашей стране писательским трудом не проживешь. Сами авторы в своем большинстве имеют другую работу, это и позволяет им существовать, а мне что прикажешь делать? В бытность литагентом я ежедневно утюжил столичные издательства, таская тяжеленный портфель с их рукописями, и нажил лишь сколиоз. А больших денег - увы, не нажил. Да и не очень больших тоже. Ходишь, уговариваешь, расхваливаешь произведения своих подопечных и все равно невостребованных авторов тьма-тьмущая. Более-менее зарабатывают лишь знаменитые, а где их взять-то? В нашей стране наберется от силы десятка три прилично оплачиваемых писателей. Многие из звезд наотрез отказываются работать с литагентом - если автор и так популярен, зачем ему делиться со мной?! Задача агента - пристроить рукопись в издательство, правильно оформить договор и отследить его исполнение. А знаменитости все эти премудрости уже освоили. Так что известных авторов в моем списке не было и не предвиделось. Ты как издатель можешь сам вырастить звезду, у тебя есть средства, которые можно вложить, а я должен кланяться издателям, чтобы они опубликовали книгу моего подопечного. Когда ещё он станет известным... Да и станет ли? Некоторые, слегка приподнявшись, сразу отказываются от услуг литагента - не хотят платить процент.