Грехи. Книга 1

– Катрин! – закричала Элен. – Катрин!

Катрин перевела на нее невидящий взгляд.

– Катрин, – снова закричала Элен, – отойди от них!

Сестра словно проснулась – она дернулась и отскочила. Элен тотчас взяла ее холодную руку в свою и скорее услышала, чем увидела, как нож вновь сверкнул в воздухе. Изловчившись, месье Лаваль в тот же миг ударил боша коленом в пах. Тот закричал и согнулся пополам, нож выпал у него из рук. Скорчившись от боли, немец повалился на пол.

– Месье Лаваль! – внезапно закричала Элен, потянув его за полу пальто. – Они забрали маму! Нацисты забрали маму!

– Да, Элен, – наклонившись, месье Лаваль заглянул ей в глаза, – они забрали твою маму, но нельзя позволить им забрать и вас.

Элен кивнула и вытерла слезы.

– А теперь слушайте меня внимательно. Вы должны немедленно покинуть этот дом. Вы меня понимаете?

Элен кивнула.

– Хорошо. Я отведу вас в безопасное место.

Взгляд месье Лаваля упал на Катрин, и только тут он заметил кровь на ее ногах.

– Бедная девочка, – прошептал он в шоке. – Они хуже, чем звери. – Но тотчас овладел собой. – Беги наверх, оденься. Только поскорее. У нас нет времени.

Дальше события развивались с невероятной быстротой. Месье Лаваль умело связал боша с помощью веревки, которую принес Эдмонд, затем заткнул ему рот полотенцем. Тот только испуганно моргал.

Одевшись, вернулась – Катрин, подхватила на руки Мари и крепко прижала ее к груди.

– Готовы? – спросил месье Лаваль.

Дети молча кивнули и вслед за своим спасителем вышли через черный ход.

Они бежали через двор по хрустящему белому снегу, мимо заржавленной старой бочки, в которую летом собирали дождевую воду, мимо бельевых веревок. Что-то подсказало Элен, что она этого никогда больше не увидит.

Они бежали во имя жизни.

Глава 4

Месье Лаваль остановился перед дверью дома с табличкой «Ул. Жюль Тале, 17» и быстро нажал кнопку звонка три раза подряд.

Ни в одном из окон серого обветшалого здания не было света.

Элен уже начала было подумывать, что в доме никого нет, как вдруг дверь открылась и в проеме появился гигантский силуэт лысого обрюзгшего негра.

Месье Лаваль снял берет и что-то тихо сказал.

Гигант тяжелым оценивающим взглядом посмотрел на детей, затем посторонился и жестом пригласил их войти. Дети молча ступили на порог, и тяжелая дверь закрылась.

Элен удивилась роскошным сверх всякой меры интерьерам. Повсюду стояли хрустальные канделябры, восточные белые вазы с синим орнаментом, антикварная мебель. Пол устилали толстые мягкие ковры. Кроме того, здесь было очень тепло.

Негр велел им ждать, а сам постучался в одну из многочисленных дверей. На миг послышались обрывки разговора и веселый женский смех, затем снова стало тихо.

Вскоре громила вернулся в сопровождении изящной дамы восточного типа. Элен смотрела во все глаза. От этой роскошной женщины веяло далекими странами, запахом орхидей и водяных лилий. Ее кожа была прозрачной, а черные волосы, сверкая на свету, потоком струились по спине. А глаза! Экзотические – слегка раскосые, черные и проницательные… Платье блестящего красного шелка с низким вырезом чудесным образом подчеркивало изящество фигуры. На шее на платиновой цепочке висел огромный, немыслимой огранки, бриллиант. Зимой 1944 года его сверкание было просто неприличным.

Дама направилась прямо к месье Лавалю и протянула ему руку, белую и хрупкую, словно тонкий фарфор.

– Месье, – произнесла она певучим, чистым голосом. Значит, это ее звонкий, словно хрусталь, смех Элен слышала минуту назад.

– Мадам Чанг, – сказал месье Лаваль с явным уважением, – спасибо, что приняли меня.

Женщина кивнула и сразу перешла к делу:

– Месье, вы, конечно, пришли ко мне только потому, что у вас неприятности. Поймите меня правильно – я помогу вам, если это в моих силах, однако я знать не хочу никаких подробностей. – В голосе женщины угадывались жесткие нотки деловой дамы, от нее сразу же повеяло холодом. – Надеюсь, мы понимаем друг друга?

– Абсолютно, мадам. Поступок весьма благоразумный с вашей стороны, вы только заслуживаете всяческого уважения.

– Тогда чем я могу помочь? Месье Лаваль указал на детей:

– Им нужно где-то спрятаться.

Мадам Чанг даже глазом не моргнула. – Просьба не совсем обычная, – сказала она. – Вы же понимаете, месье, что я не могу закрыть свое заведение на всю ночь, пусть даже тому причиной будут четверо детей.

– Я понимаю.

– Вот и хорошо. – Миндалевидные глаза мадам пытливо посмотрели на месье Лаваля. – Как долго они должны здесь оставаться?

– По крайней мере до завтра. Завтра я вернусь и отведу их в другое место.

– Тогда решено. Но помните, что вы должны забрать их не позже трех часов дня.

– Мадам, вы так добры, – начал было рассыпаться в благодарностях месье Лаваль. – Я…

Но мадам Чанг прервала его:

– Вы, однако, должны гарантировать мне следующее.

Все молча уставились на женщину.

– Они должны вести себя очень тихо. Старшие дети смогут сделать так, чтобы ребенок не плакал? – Она вопросительно посмотрела на Катрин.

Та кивнула.

– Тогда все в порядке. – Мадам обернулась к негру: – Отведи их наверх, в комнату Жизель.

Гигант молча поклонился и жестом приказал детям следовать за ним.

Элен в нерешительности посмотрела на месье Лаваля.

– Чего ты ждешь? – попытался успокоить он девочку. – Догоняй остальных. Завтра днем я вас заберу.

Элен бросилась ему на шею, затем так же внезапна разжала свои объятия и последовала за гигантом. Эдмонд и Катрин пропустили ее вперед.

Комната Жизель располагалась в мансарде. Стоя на цыпочках на своей кровати, Элен смотрела на зубчатые крыши домов. Наступила ночь, и на улице была непроглядная темень.

Жизель сказала, что в доме мадам Чанг служат двадцать девушек. Они пользовались особыми привилегиями: им хорошо платили, и по сравнению со всем голодающим Парижем здесь всегда была в достатке еда. Но самым главным было то, что все девушки здесь прекрасно одевались. По тем временам это была неслыханная роскошь.

Самой популярной, самой восхитительной и самой высокооплачиваемой из всех девушек, по словам Жизель, была Жослин. Мужчины, которые могли позволить себе развлекаться с ней, отзывались о Жослин как о самой сексуальной женщине Парижа. Правда, стоила она шесть тысяч франков в час – целое состояние.

– Мне скучно, – проворчал Эдмонд. Местные нравы его совершенно не интересовали.

Элен поддакнула:

– И мне не нравится сидеть сложа руки.

Жизель задумалась, затем лицо ее просияло.

– Вот что я придумала, – сказала она. – Я нарисую ваши портреты! Как вы к этому относитесь?

Эдмонд поморщился.

– Не беспокойся, я хорошо рисую, – поспешила заверить его Жизель. – Главное, сидите не шевелясь.

Она поспешила к туалетному столику, где держала альбом и набор карандашей, затем поставила стул в самое освещенное место и, усевшись на него, оглядела детей. Прищурившись, она долго изучала их, потом принялась за работу.