Греховные радости
Шрифт:
— Я спросил Няню. — Он явно гордился проявленной находчивостью. — Я подумал, что даже если твой отец ничего не знает, то уж она-то должна знать.
Комната поплыла перед глазами Георгины. Трудно было представить себе, как Мартин с его отчаянной, болезненной застенчивостью отыскал возможность поговорить с Няней, сумел выспросить у нее, где ему найти Георгину; в это трудно, почти невозможно было поверить. Георгине непонятно почему вспомнилась вдруг леди Макбет и ее обращенные к мужу слова: «И мужество свое все собери, до капли до последней, чтоб нанести удар». [46] Именно так, должно быть, пришлось поступить Мартину: собрать
46
Перевод наш. В переводе «Макбета» В. Корнеевым (см.: Шекспир У. Макбет. М., ХЛ, 1988, том 2) слов, близких по смыслу к цитируемой автором строке — «Now screw your courage to the striking point», — нет.
— Послушай, — говорил ей тем временем Мартин, — если тебе будет что-то нужно, я хочу сказать: деньги или что-нибудь еще, — то обязательно дай мне знать, хорошо? Обещай мне, что дашь знать. Я постараюсь сделать так, чтобы ты не испытывала ненужных затруднений.
— Ой, Мартин, даже не знаю, что и ответить. Но обещаю, что при необходимости я так и сделаю. Я хочу сказать: обращусь к вам.
— Вот и хорошо. — После некоторой паузы он добавил: — Ну что ж, мне надо идти. А кстати, когда… когда должен родиться ребенок?
— Где-то в конце февраля, — ответила она, — или около того.
— Ты мне тогда сообщишь, хорошо?
— Разумеется. Но может быть, мы увидимся еще и до этого. Я, во всяком случае, надеюсь.
— Я тоже надеюсь. Ты на Рождество домой приедешь?
— Я… не знаю, — неуверенно проговорила она.
Спустя два дня Георгина получила письмо; конверт был надписан почерком Няни, однако само письмо было от Александра:
Дорогая Георгина, надеюсь, у тебя все в порядке. Мне было бы очень неприятно, если бы ты на Рождество оказалась в Лондоне одна, поэтому хочу, чтобы ты знала: мы будем рады видеть тебя на праздники в Хартесте.
Твой любящий отец
Георгина перечитала это письмо несколько раз; с одной стороны, она была рада, что отец протягивал ей оливковую ветвь, пусть даже и такую тоненькую; с другой — ее поразил холодный тон письма (даже несмотря на употребление обязательного в таких случаях слова «любящий»). Отец явно все еще продолжал сильно сердиться, не в состоянии был заставить себя извиниться за свое поведение или даже просто написать, что он по ней скучает. Она не могла удержаться от того, чтобы не сравнивать его письмо с мягкой, но внутренне неколебимой добротой Мартина. Георгина отложила письмо в сторону, не зная, как ей на него реагировать, и чувствуя только, что оно основательно разбередило ей душу.
Рождество Георгина встречала не дома, не с Томми и Энджи и даже не с миссис Викс и Клиффордом, от которых тоже получила приглашение. Встречала она его в больнице. За день до Рождества у нее вдруг возникла какая-то тупая боль в нижней части спины, перешедшая в довольно сильные судороги, и Лидия Пежо быстренько отправила ее в госпиталь королевы Шарлотты.
— Возможно, больница и не нужна, но излишняя осторожность не помешает. Такие боли обычно вызываются головкой плода, но для этого еще слишком рано. Не смотри на меня так, Георгина, я уверена, что у тебя все будет в порядке. Обычно достаточно недельку полежать в постели, и подобные вещи проходят.
Испуганная и подавленная, она лежала в предродовом отделении; на соседней кровати негромко постанывала
крупная негритянка; кроме них двоих, в отделении никого не было: состояние остальных пациенток не внушало врачам опасений, поэтому всем им было позволено разойтись на Рождество по домам.Шарлотта, примчавшаяся к ней сразу же, как только услышала, что ее положили в больницу, сидела по одну сторону кровати Георгины, Лидия Пежо — по другую.
— Послушай, — говорила Лидия, — я уверена, что волноваться совершенно не из-за чего. Спазмы прекратились, Георгина, ведь так? А сердечко у плода бьется очень сильно. И ребенок шевелится. Посмотри сама. — Они все посмотрели и расхохотались: под больничной простыней огромный живот Георгины ходил вверх и вниз. — Я понимаю, очень неприятно оказаться здесь на Рождество, но это гораздо лучше, нежели рисковать тем, что потеряешь ребенка. Так что смотри на дело с этой точки зрения.
Через день после Дня подарков, едва только Георгине разрешили на час подняться с постели и походить, как двери палаты распахнулись и в них возникла высокая сутуловатая фигура в высоких сапогах и широкополой шляпе. Посетитель подошел к ее кровати, протянул довольно помятый букет цветов и улыбнулся.
— Мартин! — Георгина была настолько поражена, что у нее в самом прямом смысле слова отвисла челюсть. — Как я рада вас видеть! Господи, а что вы здесь делаете?
— Хочешь верь, хочешь нет, но пришел навестить тебя, — ответил он, довольно беспомощно оглядываясь по сторонам.
— Не понимаю… А почему вы не дома? Ведь сейчас же Рождество.
— Я как-то не большой любитель праздников, знаешь. Я от них быстро устаю. К тому же Катриона поехала в Борнмут проведать свою мать, у той что-то не ладится со здоровьем, вот я и подумал… подумал, что, пожалуй, съезжу-ка и навещу тебя.
— Ой, это самый чудесный рождественский подарок, какой я когда-либо получала! — воскликнула Георгина. Наверное, если бы в палате появился сам Санта-Клаус, она и то была бы меньше поражена, чем теперь. — Идите сюда, садитесь.
— Спасибо. — Он робко присел на край кровати. — Как ты себя чувствуешь? Шарлотта сказала мне, что тебя положили в больницу, и я забеспокоился.
Он и вправду выглядит озабоченным, подумала Георгина: морщины на его тонком худом лице пролегли глубже, чем обычно.
— У меня все хорошо, Мартин, честное слово. Просто какая-то глупая ложная тревога. Малыш успокоился, сегодня мне разрешили вставать. Через два или три дня буду дома.
— Тебе надо хорошенько следить за собой, — проговорил он. — А когда ты вернешься домой, там будет кому за тобой приглядеть? В Хартест ты приехать не можешь, нет?
— Ну, Шарлотта говорит, что Няня грозилась приехать и пожить со мной некоторое время, — принялась рассказывать Георгина, оставив без ответа последний его вопрос. — Энджи предложила мне переехать на время к ней, и миссис Викс, это ее бабушка, вы ее знаете, тоже говорила, что может поухаживать за мной пару дней, так что меня могут просто задушить в объятиях и убить заботой.
— Ну что ж, это хорошо, — сказал он. — А выглядишь ты неплохо. Тебе идет, — добавил он.
— Спасибо. — Георгина легонько похлопала себя по животу. — Так странно быть такой толстой.
— Э-э… а что ты собираешься делать, когда ребенок родится? — спросил Мартин. — Я хочу сказать, где ты будешь жить? И есть ли кто-нибудь, кто мог бы… ну, тогда о тебе позаботиться?
— Я сама о себе позабочусь, — решительно заявила Георгина. — Пойду работать. Жить буду в своей квартире, в Чизвике. Знаете, там очень славно. Это не чердак какой-нибудь, не думайте.
— Что ж, хорошо. Я просто так спросил. Я хочу сказать, тебе будет очень трудно.
— Не очень. Другие же как-то справляются.