Греховные тайны

— И Кристиан тоже об этом знает. Она когда-то случайно услышала ваш разговор с отцом. Арран давно догадалась, потому что они с отцом были ближе, чем мы.

— Да, — холодно заметила Элизабет, — вот это правда.

Она обернулась к Изабель, сердито глядя на нее.

— Я тебя не понимаю. О чем ты говоришь? Ты что, сказала сестрам, что ваш отец сумасшедший?

Растерянная Изабель молча смотрела на нее.

— Это же не правда. Какая-то дикая ложь. Да, я не буду от вас скрывать, однажды ваш отец попал в клинику для душевнобольных. Но потом он поправился. Вылечился полностью. Мой муж не был сумасшедшим!

Из-за ограды послышался женский голос:

— Ну давай же, Кэролайн, плыви к мамочке.

Кристиан подумала, что обязательно научит своего ребенка плавать. Представила себе маленькое загорелое тельце в воде, потом вспомнила о том, что Лудо этого не увидит, не улыбнется, глядя на барахтающегося в воде малыша. Ей захотелось плакать.

— Иногда он терял представление о том, где находится и что происходит вокруг, — продолжала Элизабет. — Иногда мог потерять контроль над собой. После операции психика его стала не совсем устойчивой. Когда у него вынимали шрапнель из мозга, пришлось перерезать какие-то нервы.

— Мама, — заговорила Арран, — хватит притворяться. Ты что, не понимаешь? В этом больше нет необходимости.

Кристиан молчала, поглощенная своими печальными мыслями. Раньше она думала о будущем ребенке как о драгоценном талисмане, который поможет ей удержать Лудо… спасет их обоих. Теперь спасать больше нечего.

И более того, вернулись все старые страхи. Да, она тоже душевнобольная, как и отец. Она не имеет права подвергать риску ребенка. Душевная болезнь может передаться и ему. Что же ей теперь делать?.. У нее появилось желание уйти отсюда, уползти куда-нибудь в темноту и заснуть вечным сном.

За оградой снова раздался женский голос:

— Вот моя умница! Молодец!

Потом послышались еще какие-то ласковые слова и громкий всплеск.

Кристиан почувствовала дурноту.

Мать тем временем совсем вышла из себя, доказывая, что их отец не был сумасшедшим, и требуя от Изабель и Арран, чтобы они в это поверили.

В конце концов заговорила Арран со своей неумолимой логикой:

— Ну хорошо, тогда скажи, почему мы все время переезжали с места на место? Почему ты постоянно придумывала для этого всякие оправдания? Почему ты никогда не позволяла нам заводить друзей? Потому, что отец был болен и ты не хотела, чтобы об этом узнали, так ведь?

Наступило долгое молчание.

— Нет, — произнесла наконец Элизабет. — Никто не мог такое сказать, потому что он никогда не был сумасшедшим. И с вашей стороны нехорошо так говорить об отце.

Сестры молча переглядывались. Оставим это, взглядом показала Изабель, все равно это ничего не даст.

В глазах Элизабет внезапно зажегся воинственный огонек. Она поджала губы.

— Ты права, мама, — примирительно произнесла Арран. — Не будем больше об этом говорить. Теперь это уже не имеет значения.

Изабель решила прийти на помощь сестре, однако, как всегда, только ухудшила дело.

— Конечно, он слишком много пил. Может быть, это тоже повлияло…

За этим последовал неожиданный взрыв. Элизабет вскочила на ноги, побагровев от ярости:

— Ты что такое говоришь! Что мой муж был пьяницей? ! Алкоголиком?!

Изабель в страхе съежилась на стуле.

— О Господи! Да нет же, мама.

— Да как ты смеешь! — Элизабет с силой размахнулась и отвесила Изабель звонкую пощечину. На щеке остался красный след.

Изабель в шоке смотрела на мать.

— Как ты посмела! — Элизабет, казалось, приготовилась ударить ее еще раз, но в этот момент Арран подскочила к матери и схватила ее за плечи.

Элизабет содрогнулась и упала обратно на стул. Казалось, ее угловатое тело сейчас распадется на части. Она подалась вперед, закрыла лицо руками и зарыдала, покачиваясь то назад, то вперед.

— Не могу я больше этого слышать. Не буду больше слушать ваши выдумки про отца. Он не был ни душевнобольным, ни пьяницей. — Она вскинула голову, с яростью глядя на дочерей. — Вижу, вы мне не верите.

Повисла напряженная тишина.

— Ну почему же, мама… — произнесла наконец Арран. — Мы тебе верим.

Однако она опоздала.

— Ну хорошо же! Хоть я и обещала ему, что никогда никому не скажу… что унесу его тайну с собой в могилу… но я не могу больше слышать эту гнусную ложь. Я вам сейчас все расскажу.

В напряженном выжидательном молчании под каштаном разорвалась первая бомба:

— Вы правильно догадались, Джордж не воевал и не был ранен на войне. Но и сумасшедшим он тоже не был.

Ни сумасшедшим, ни пьяницей. — Элизабет понизила голос до шепота. — Он стал наркоманом.

Кристиан безудержно расхохоталась, сжав руки в кулаки. Смеялась до слез. Они катились по ее щекам, а она никак не могла остановиться.

— Конечно, это была не его вина, — тусклым голосом продолжала Элизабет. — Это они сделали его таким.

После нервного срыва его положили в клинику. Там его лечили электрошоком, потом транквилизаторами и обезболивающими. Все это вышло из-под контроля. Джордж никогда не обладал сильной волей. Он так и не смог остановиться. Постоянно увеличивал дозу… Он стал принимать кокаин, чтобы возбудиться, и пил джин, чтобы потом успокоиться. В прежние времена его бы назвали… — Элизабет судорожно вздохнула. — Я не могла допустить такого позора.

Она с достоинством поднялась с места, высоко вскинула голову, но уже в следующий момент настроение ее переменилось, и она заговорила самым обыденным тоном, словно до этого они обсуждали незначащие вещи типа приближения грозы.

— Пойду прилягу до чая.

Кристиан тоже провела большую часть дня в постели.

Изабель сидела рядом. Кристиан никак не могла унять истерический смех:

— Ты только подумай, мой отец был наркоманом, а любовник занимается контрабандой наркотиков. Как все хорошо сошлось. Ну разве это не восхитительно?

Изабель раздобыла на кухне немного льда — в такой жаркий день это оказалось нелегко — и приложила к своей пылающей щеке.

— Ну перестань, Крис, успокойся. Ты просто переутомилась. Тебе надо отдохнуть. Подумай о ребенке.

Для Изабель будущий ребенок Кристиан стал чем-то вроде спасительного плота в бушующем море. После откровений матери она совсем потеряла равновесие и поэтому ухватилась за мысль о ребенке. Ребенок по крайней мере представлял собой нечто реальное и доступное ее пониманию.