Гремландия

– Научу я его! Всему научу! – с недовольством пообещал Брюзга.

– Я проверю! – заверил его Бартоломео. – Завтра же проверю!

– Проверишь, проверишь, – Брюзга уже начал разбирать отданный ему Китом револьвер.

– Мы, пожалуй, оставим тебя, мастер, – сказал Кит. – Не будем мешать твоей работе. Завтра я вернусь сюда и расскажу, что придумал. Вместе, мы с тобой, создадим оружие, способное противостоять гырхаакка, и одержим победу в войне.

– С таким оружием мы обязательно победим! – заверил его Брюзга. – Ему нет равных. До встречи, господин.

– Бедный мальчуган, – проговорила Сибил, когда они выбрались из дома мастера.

На улице уже почти стемнело, и на темно-синем небосводе показались звезды.

– Ты о ком? – спросил Кит, разминая затекшую спину.

– О его сыне. Он держит ребенка под замком в этом жутком доме. Не дает ни с кем общаться, выходить к сородичам. Так поступать неправильно.

– Только скажи, подруга Сибил, и я прикажу забрать у него сына, – твердо пообещал Бартоломео.

– Нет, нет, не надо! – воскликнул Кит. – Давайте решать проблемы по мере их значимости. А мне кажется, что грядущая война всяко важнее будет, чем проблемы воспитания в доме отшельника. А посему, может не стоит портить отношения с единственным мастером, способным помочь нам победить?

Сибил только кивнула в знак согласия.

– Вот и отлично. А теперь давайте возвращаться. Нам еще предстоит много дел, а времени совсем нет.

«Этот будут те еще три дня», – добавил про себя Кит, удаляясь от дома мастера-отшельника.

Глава 10

Война!

Кит мало что смыслил в войне. В его голове это слово ассоциировалось с болью, кровью, смертью и разрушениями, от него веяло бессмысленным насилием и неоправданной жестокостью. И он всегда старался держаться от войны подальше. Еще в детском доме, когда других парней вербовали красноречивые агитаторы Конгломерата, призывая к службе в армии или зазывая на флот, суля богатства, приключения и славу, он решил для себя, что пусть лучше будет беден, безызвестен и проживет скучную жизнь, но никогда не свяжет себя с военным ремеслом. И этому правилу он следовал всю свою жизнь. А что теперь? Он ввязался в войну по доброй воле, да еще в качестве кого? Военачальника? Кит бы сам никогда не поверил в то, что с ним может такое случиться. Однако же случилось.

Три дня он подготавливал гремлинов к грядущему сражению, разбивал на группы, обучал и объяснял, что от них потребуется. Три дня он почти не смыкал глаз, все думал и думал, вертел в голове грядущие события так и эдак, пытаясь предугадать все исходы. И эти три дня волнений и неустанной подготовки пролетели как один час, а казалось, что столько всего еще нужно сделать, отточить и продумать, но времени больше не было. День битвы наступил.

Ранним утром, когда солнце еще только едва-едва стало являть из-за горизонта свой лик, Кит, Сибил и их бравые воины (все мужчины племени, исключая стариков и детей) коих в общей сложности набралось сто пятнадцать, стояли в три ряда, на вершине холма. Гырхаакка должны были явиться с юга, и соответственно за спинами солдат, на севере, лежала их деревня, до которой враг не должен был дойти. А если дойдет, значит, бой проигран. Конечно, все, кто не участвовал в битве, покинули поселение и нашли убежище в святилище. И все же эта деревня была их домом, в котором гырхаакка, если смогут до него добраться, уничтожат все, не оставят стоять ни одной постройки, сожгут поля с посевами, уничтожат все, что не смогут унести с собой и осквернят землю. Если они проиграют сегодня, не будет у племени лагиратта больше дома.

Они появились с первыми лучами солнца, как делали и всегда. Кит внимательно выслушал все, что рассказывали о гырхаакка, об их ведении боя, об их навыках и умениях, и надеялся, что приверженность стандартной тактике, не раз уже себя оправдывавшей, и станет для племени воинов слабой стороной.

– Идут! – провозгласил Бартоломео.

Он стоял на передовой, рядом с Сибил и Китом, и выглядел очень серьезным и решительным. Особой воинственности его лицу придавали красные полосы, которыми были разукрашены все воины племени.

– Боевая раскраска очень важна, – объяснял им Кит прошлым вечером. – Она должна внушать страх в сердца ваших врагов.

Свои щеки он так же украсил алыми полосами, и даже Сибил уговорил это сделать, что оказалось на удивление просто. На эти три дня девушка убавила свой обычный градус сарказма, недоверия и колких замечаний, неожиданно став поддержкой и опорой для Кита в подготовке к предстоящему сражению. Внимательно слушая его идеи, Сибил вносила свои предложения, сделавшись, наряду с Трентом, самой настоящей военачальницей, что не только радовало, но и определенным образом возбуждало его. И в моменты, когда Киту удавалось отвлечься от работы и перевести дух, какие выдавались не часто, он ловил себя на мысли о том, что любуется Сибил Мортон и никак не способен бороться со своим влечением к этой девушке. Ему оставалось только смириться с этими чувствами, и стараться не дать им ослепить себя.

Гырхаакка шли плотным строем. Спереди и по краям вышагивали самые рослые воины, некоторые из которых ростом были под три хвоста. Вооруженные ростовыми щитами, они словно создавали стену, обрамляющую войско. В центре же, восседая на могучих животных, размером с доброго пони, но скорее всего, напоминающих быков с толстыми чешуйчатыми шкурами темно-серого цвета, ехали элитные воины. Среди них были: вождь племени, его супруга, их дети и родственники. Все вооружены длинными копьями.

– Боже мой, сколько же их? – спросил Сибил.

– Раз в пять больше, чем нас, это точно, – пробормотал Кит, чувствуя, как тает его уверенность в предстоящей компании.

Гырхаакка выглядели очень устрашающе в своих шлемах из черепов каких-то хищных зверей, напоминающих саблезубых кошек, и в костяных доспехах, на которых крепилось невероятное множество ножей различных размеров и форм.

Войско поднялось на противоположный холм и остановилось. Затем вождь гырхаакка поднял свой копье и начал снова что-то выкрикивать, да так громко, что его лающий вопль разносился по всем окрестных холмам.

Гремлины из войска Кита заметно занервничали, кто-то стал морщиться, другие возмущенно перешептываться, а кто-то и вовсе закрывал руками уши.

– Что он там кричит? – спросил Кит у Бартоломео.

– Прошу тебя, друг Кит, не проси меня переводить вам это. Подобные оскорбления не должны достигать ваших ушей. Это ужасно. Омерзительно.

Бартоломео говорил это так искренне и с таким чувством, что Кит едва сумел побороть в себе желание настоять и приказать гремлину все перевести – так любопытно ему стало узнать, что же за оскорбления такие выкрикивает вождь гырхаакка.

Он лаял минут десять, не переставая, и когда, наконец, закончил, тишина навалилась так неожиданно, что чуть не сбила Кита с ног. Воины за его спиной уже не выглядели такими уверенными. Похоже, что оскорбления гырхаакка задели их, подавили боевой дух, поселили страх и неуверенность в себе. Он должен был что-то сделать, должен был что-то сказать, чтобы приободрить перед предстоящим сражением, поднять боевой дух. Но что он мог сказать? Как подобрать правильные слова?

Кит обернулся к племени и долго смотрел на гремлинов, которые взирали на него с надеждой и сомнением одновременно.

– Друзья мои! – начала он свою слепую импровизацию. – Вы поднялись на этот холм, следом за мной, отнюдь не просто так. Вы… и я… мы… – Кит сглотнул, мельком глянул на Сибил, и продолжил. – Мы все поднялись сюда этим утром, чтобы дать бой захватчикам. И стоит помнить, что это они пришли сюда с войной, это они хотят разорить ваш дом, а значит, преимущество и справедливость сегодня на нашей стороне. Какое преимущество, спросите вы?

Кит сделал паузу, но никто из гремлинов не оторвал от него взгляда, все сто пятнадцать пар разноцветных глаз глядели на него так внимательно, как никогда и никто не смотрел прежде.