Гремучий Коктейль 5
Шрифт:
Совершенно дикий сон полностью вывел главного полицмейстера из колеи. Ему впервые в жизни приснилось столь четкое видение, что он полностью его помнил, даже после того, как с хриплым воплем открыл глаза. Его судили… китайцы? А каждому слову старухи-судьи подобострастно поддакивали сослуживцы и… принц с императрицей? Прокурором был Дайхард?!! На месте адвоката сидела огромная… жаба?!
Это была обычная жаба! Она не умела разговаривать! Ни слова в его защиту! Животное! НЕСПРАВЕДЛИВО!
Вот с этим криком он и проснулся, поднимаясь на кровати и держась за грудь, в которой бешено билось сердце. Потянувшись дрожащей рукой к тумбочке,
— Плохой сон, Яков Владимирович? Добро пожаловать в явь.
Дайхард!! Высокий молодой человек, сидящий в расслабленной позе на стуле для посетителей, расположенным у включенного ночника, рассматривал лежащего полицмейстера с ленивым пресыщенным любопытством. Его яркие зеленые глаза горели в темноте как у кошки.
Томилин впал в ступор, приоткрыв рот.
— Можете не вставать, я не обижусь… — вяло махнул молодой человек рукой, — но пара слов в качестве приветствия будут вполне уместны.
— Что… как… кто пууустил… — выдавил из себя почти бессвязно полицмейстер, зачем-то шаря руками по постели. Может быть, в поисках револьвера? Ну какое оружие, он его уже двадцать лет как берет в руки лишь затем, чтобы отдать на чистку…
— Пустил? Здесь никого, кроме меня и вас, Томилин, так что пустил я себя сам! — чуть повысил голос вторженец, — Мне было угодно с вами поговорить, нужды в ком-либо еще я не испытывал, так что мы, вы и я, здесь одни. Больше никого. Такие вводные данные вы можете осознать или мы все-таки диагностируем вам инсульт и дальнейшее несоответствие занимаемой должности?
Знакомая формулировка заставила его встрепенуться. Осажденный недавним ярким кошмаром мозг, всё еще с трудом воспринимающий реальность, все больше и больше приходил в себя. Нельзя сказать, что процесс ему нравился, но Яков Владимирович сумел овладеть собой.
— Чем обязан? — процедил он, забираясь на подушки повыше, чтобы лучше видеть собеседника. Одновременно с этим он обнаружил стоящую у дверей каталку, на которой под белой простыней что-то было, но не придал ей значения. Молодой наглец представлялся ветерану полиции куда более значимой угрозой.
— Чем? — удивился молодой князь, — Вы сами, Томилин, буквально умоляли своими действиями обратить на себя внимание. Я обратил. Теперь мне угодно задать вам вопрос — вы о чем думали, когда попытались подставить Истинного князя? Когда подсылали к нему людей? Когда незаконно устраивали у него обыск?
Проклятый сопляк говорил громко, совершенно не беспокоясь о том, что его услышат. Как?! В доме несколько десятков вооруженных людей, специально нанятая охрана, персонал, несколько телохранителей семейства Оргазовых, да и сами… где все?!
Где?!!
— Все мои указания насчет вас были совершенно оправданы и законны! — попробовал полицмейстер рявкнуть своим привычным командным голосом, внушающим страх и трепет как в подчиненных, так и в обвиняемых, — Понятно?!
Князь, сидящий на стуле, удивленно вздёрнул бровь, а затем неожиданно улыбнулся и слегка хлопнул в ладони, вставая. Томилин сжался, не зная, чего ожидать, но юноша просто сделал несколько шагов, останавливаясь у каталки с неизвестным
накрытым содержимым.— Кажется, нашу беседу следует сделать более откровенной! — бодро объявил он, сдёргивая простынь.
Сердце главного полицмейстера остановилось, когда он увидел, что лежало на каталке. Головы. Множество отрезанных голов, большинство из которых было ему прекрасно знакомо. Сложно не знать родственников собственной жены, тех, кто…
— Ну нет, помереть мы тебе не дадим, старик, — на руке Истинного князя затрещали разряды электричества, — Ты слишком удобная кукла для большинства моих приятелей, от того еще и живой, но, видимо, чересчур оборзел от новых знакомств. Сейчас мы тебя откачаем, а потом будем дальше возвращать в реальность. Ты давно уже утратил с ней прочную связь…
Бледный, хрипящий, держащийся за грудь, в которой уже ничего не билось, Томилин испытал ужас, легко превзошедший то предсмертное состояние, в которое его окунуло ужасное зрелище отрубленных голов. Приближающий к нему князь очень мрачно улыбался.
Глава 16
Власть — страшная штука. Она позволяет частично ослабить поводок на шее собственных инстинктов. Разрешает проломить границы и барьеры, выстраиваемые человеком внутри и вне себя.
Томилина я сломал полностью. Старый служака, всю жизнь проболтавшийся в кабинетах и на приемах, не выдержал давления. Пренебрежение, куча отрезанных бестолковок, красиво сложенных перед ним, открытое хамство. Угрозы многочисленной семье Томилиных… хотя нет, не угрозы. Я буднично расписал зарвавшемуся деду, что имею право сделать со всей его родней в ответ на его движения по отношению ко мне. Он поверил. Одно дело, когда угрозы пусты, а другое — когда на тебя таращится множество мертвых глаз. Да, головы, как оказалось, рулят, если надо кого-то убедить. Варварство? Конечно. Альтернативой было только убить полицмейстера, испортив отношения с Синдикатом.
Затем мы с Пиатой просто ушли, оставив за спинами санаторий, где жизнь была лишь в палате Томилина и в одной из запертых комнат, куда мы затащили тех, кого трогать не было никакого смысла.
Последствия у резни такого калибра, конечно, были. Не сразу. Прошла почти неделя, прежде чем мне на разговорник позвонил сам государь, уже частично разобравшийся в вопросе. Петру Третьему очень сильно не понравились инициативы — ни устремления его жены, пытавшейся сколотить чуть ли не личную гвардию, ни мои, эту гвардию разогнавшего. Особо государя огорчило то, что в затеянной движухе не нашлось места ни ему, ни младшему сыну (а всем остальным членам семьи нашлось!), поэтому по шапке он бил всем виновникам отчаянно и свирепо.
Я отделался деньгами, выговором и серьезным внушением «ты заколебал резать людей в промышленных количествах!» (ситуацию с пожаром Петр выкупил моментально, привязав её ко мне), Андрею устроили смачный приватный скандал на тему, чтобы он там с Дайхардами ничего не крутил (плохому научится), императрица была вызвана в столицу (о чем я узнал постфактум), а Николаю, среднему сыну было обещано нечто такое, что теперь бедолага перемещался исключительно по территории академии строевым шагом, а ко всем известной троице почти-лысых девок не приближался и на пушечный выстрел. От чего те страдали и жались… к товарищу Молотову. Что порождало слухи и теории, отголоски которых заставляли принца вздрагивать и беситься.