Гремящий порог

— Вот и ешь теперь холодное.

Надя в ответ энергично заработала ложкой.

Ночью Наташа долго не могла заснуть.

Многое вспомнилось ей… И как она в первый раз заметила смущение и робкую надежду в синих глазах Вадима. И как сама опустила глаза под его взглядом. И откровенную радость, ласковые, теплые вечера, скамейку на пригорке под тремя старыми тополями. Нет, до чего же смешная девчонка эта Люба! Вечно ей мерещится. Как это она еще Николая не припомнила! Но разве это чувство хоть чем-нибудь похоже на то?.. Но когда Наташа уже совсем доказала себе, что Люба ошиблась, ей стало грустно. А обращаясь снова мыслями к прошлой дружбе с Вадимом, она с удивлением почувствовала, что в ее воспоминаниях нет уже тоски. Так с ощущением легкости на душе она и заснула.

С этим же ощущением она пробудилась ото сна.

Внешне ничего не переменилось в ее жизни и в тех мелочах и подробностях, что ее окружали. Раскрыв глаза, так же тревожно потянулась к часикам; они, как всегда, лежали на тумбочке. Так же оказалось времени в обрез, чтобы одеться, умыться и наскоро позавтракать. Так же, толкаясь, бежали наперегонки к умывальнику. Так же ворчала Надя: она любила поспать и по утрам всегда была хмурой и недовольной.

Но все это обычное, каждодневное воспринималось по-иному. Даже ворчливость Нади не вызывала ни раздражения, ни усмешки. Разве виновата Надя, что к ней не пришло еще это ощущение легкости?..

Даже кондукторская сумка со звякающей в ней. мелочью не. казалась такой постылой. И, хотя, к тому не было убедительных поводов, думалось, что скоро удастся распрощаться с кожаной сумкой. Сказал ведь Федор Васильевич: «Могу и вас прихватить».

И, забывая, что сказано это было в шутку, Наташа уже видела себя рядом с Федором Васильевичем. Что ей придется делать, какова будет эта новая ее работа, она не могла представить. Да и не все ли равно? Только бы трудиться вместе со всеми, кто действительно строит, с теми, кто нужен для общего большого дела, чей труд в самом себе заключает награду для человека и смысл его жизни!

Смена Наташи заканчивалась. Ехали последним рейсом. В автобус толпой хлынули рабочие. Вскочившие первыми быстро проходили к задним сиденьям. Наташа едва успевала отрывать билеты. Кто-то подал ей пятирублевку: «За троих. До площади». Пока она отсчитывала сдачу, несколько человек прошли мимо нее. Оглянувшись им вслед, она увидала Вадима. Она узнала его по росту, по выглядывавшим из-под серой кепки темным вьющимся волосам, по осанке.

Первой ее мыслью было окликнуть его. Но она сдержалась. Если это был Вадим, он не мог не узнать ее. Но он молча прошел мимо. Не захотел узнать… Или, может быть, это не Вадим? Наташа приподнялась на цыпочках, постаралась через головы людей разглядеть парня в серой кепке. Высокий мужчина в рыжей мохнатой шапке заслонял его.

Ощущение беззаботной легкости исчезло без следа. Нахлынули противоречивые и тревожные мысли.

«Жить все-таки трудно. И трудно прежде всего потому, что сама не знаешь: чего же ты хочешь? К чему эта наивная, нет, не наивная, а жалкая попытка спрятаться от самой себя?.. Лишнее подтверждение, что встреча не сулит радости. Так же, наверное, думает и он. Потому и притворился, что не узнал… Если он прячется от меня, то я тоже не хочу встречи. Когда он пройдет мимо, я нарочно отвернусь… Прячутся и таятся только трусы. И только те, кто чувствует за собой вину. Да, но разве я не виновата? Вот именно сейчас я виновата перед ним. Ему нужна поддержка, товарищеская поддержка. А я обижаюсь и злюсь на него за то, что он сторонится меня. Я думаю только о себе. Так друзья не поступают».

Вадим продвигался к выходу, нахмурясь и сосредоточенно глядя прямо перед собой.

Наташа окликнула его негромко, но внятно:

— Вадим!

Он вздрогнул, сделал еще шаг и резко обернулся.

— Здравствуй, Вадим!

— Здравствуй…

В ее голосе было больше тепла.

— Ты не очень торопишься? — спросила Наташа.

— Не очень.

— Тогда проедем до гаража. Я сдам деньги, и ты меня проводишь.— Она еще позволила себе пошутить:— До гаража довезу без билета.

Вадим не отозвался на шутку. Он сидел теперь, привалившись к стенке автобуса, и, встречая ее взгляд, отводил глаза в сторону. Впрочем, Наташе некогда было разглядывать его. Она подсчитывала выручку, укладывала деньги в пачки, чтобы быстрее сдать кассиру.

Вадим не стал заходить в контору гаража. — Подожду здесь,—сказал он и присел на ступеньку крыльца.

Наташа пробыла в конторе всего несколько минут.

— Быстро я управилась, верно?

— В общем да,— небрежно бросил Вадим. Наташа остановилась возле него, но он не взял ее

под руку, как раньше. Она спросила прямо:

— Почему ты не пришел ко мне?

— Я… недавно приехал.

Он уклонился от прямого ответа. И она спросила уже с горечью и обидой:

— Почему ты не пришел ко мне сразу? Он усмехнулся.

— Ужи неторопливы.

Да, он не торопился делать первый шаг. Но и это она простила ему. Простила, но все же упрекнула:

— Это все, что ты можешь вспомнить?

— Я просто последователен. Именно на этом оборвался наш последний разговор.

— Вадим! Разве тебе нечего больше сказать мне? На какой-то миг ему стало мучительно стыдно

своей ненужной бравады, захотелось притянуть ее к себе, сказать прямо и честно: «Наташка! Я осел! Ты же видишь, какой я осел!..»

Но тут же он с каким-то злорадным ожесточением вспомнил, как она с горечью и гневом — нет, не с гневом, а презрительно — сказала тогда: «Вадим, мне жаль тебя!»

Сейчас в глазах у нее дрожали слезы, а тогда взгляд был осуждающий, чужой. И он ответил на тот взгляд:

— К сожалению, сказать мне больше нечего.

— Но ведь ты же приехал! — воскликнула она, пытаясь защитить его от самого себя.

— Знаешь что? — сказал он с откровенной злостью.— Мне надоели все эти романтические выкрутасы.

Обязательные громкие слова. Молодежь, твое место на стройке! Страна зовет!.. Парни едут, чтобы получить специальность и надежный кусок хлеба, девчонки — чтобы найти женихов и завести семью. А сколько громких слов! Вот и ты ждешь от меня признаний: что я понял, что я осознал… А я схватил по физике тройку и не попал в институт. Вот и все!

— Это же неправда! Ты клевещешь на себя. Ты гордишься, что приехал. Так же, как горжусь я.

— А ты-то чем гордишься? Билетики отрывать можно было и дома.

Она отшатнулась, словно ее ударили.

— Прощай, Вадим. Я правильно наказана за то, что окликнула тебя.

Он пошел было за ней.

— Куда же ты? Я провожу тебя до общежития.

— Спасибо, не трудись. Я не избалована провожатыми.

Не избалована! Ну, и отлично. В другой раз будет умнее. Не станет навязываться со своими назиданиями. Пусть ищет другого для душеспасительных разговоров. А он себе цену знает! Сама подошла, первая. И еще подойдет. Только не очень ему это нужно.

Но сколько Вадим ни хорохорился, на душе у. него было нехорошо.

Наташа не хотела его обидеть… Да и не обидела ничем. Она обрадовалась встрече. А он?.. Как он отнесся к ней?..

Но самого себя обмануть всего легче, и Вадим довольно быстро доказал себе, что отношение Наташи к нему было все-таки обидным. Если не сейчас, то раньше. И если он не пошел ей навстречу, когда она сделала; шаг к примирению, что ж тут такого? Сделала один шаг, сделает и другой. Мужчина должен быть мужчиной.