Грешная одержимость

Но не в этот раз.

Потому что мои родители даже не знают Ефрема. Они никогда не просили о встрече с ним. Они осудили его, даже не пожав ему руки.

— Нет, пап, — твердо заявляю я, отстраняясь от него. — Я бы действовала таким образом, несмотря ни на что, потому что именно такой образ жизни является причиной проблемы. Я люблю Ефрема. Он для меня единственный, и если ты хочешь поставить свою кампанию выше моего счастья, то это твое решение, а не мое.

Его лицо становится суровым, губы вытягиваются в тонкую линию.

— Ну ладно. Твоя мать права. Если ты хочешь на собственном горьком опыте убедиться в том, что он плохой человек и не подходит тебе, тогда будь моим гостем. Но ты не будешь делать это за наши деньги.

— Хорошо, — огрызаюсь я. — Твои деньги не имеют для меня значения. Мои чувства к Ефрему тоже. Мне бы хотелось, чтобы вы увидели, как Ефрем делает меня счастливой, и что это самое счастливое чувство, которое я когда-либо испытывала. А знаете что? Может быть, вы это и видите, но вам все равно. И это нормально. Я вам не нужна и мне определенно не нужны деньги, которые вы готовы мне дать, только если я притворюсь вашей фарфоровой куклой. Я устала быть идеальным ребенком, каким вы меня ожидаете. Вы душите во мне жизнь!

Шокированные, мои родители теряют дар речи, а я тяжело дышу. Я никогда раньше не разговаривала с ними так. Но я больше не могу этого делать. Я не могу продолжать притворяться, что со мной все в порядке. Если они хотят отрезать меня за то, что я встречаюсь с Ефремом, это их выбор, но я хочу прожить свою жизнь за себя и по своим правилам.

Развернувшись на пятках, я выбегаю из кухни, пытаясь держаться до конца.

29

ЕФРЕМ

Эта война медленно подрывает нашу устойчивость как Братвы, и я вижу, какие потери она наносит моему Пахану. Хотя Петр и пытается избежать кровавой разборки, на данный момент я не вижу, чтобы она закончилась иначе. Михаил перешел черту, преследуя жену Петра, и есть вещи, от которых невозможно отказаться. Тем не менее, я знаю, что Петр пытается найти менее жестокое решение ради Сильвии. Забавно, что мы могли быть известны как одни из самых жестоких Братв Нью-Йорка, но нежная душа и легкое прикосновение Сильвии могли иметь такой глубокий эффект.

Мне кажется неправильным уходить рано после того, что произошло прошлой ночью. Но Сильвия настояла на том, что после того, что произошло, она никуда не пойдет, поэтому мне следует взять выходной по расписанию.

Пробираясь в город и в свою квартиру на Манхэттене, я думаю о Сильвии и Исле. Сегодня я мало их видел, а когда увидел, они были заметно потрясены. Хотя я, возможно, и не смог бы остановить первую атаку, меня глубоко беспокоит то, что я их подвел. Я должен был быть доступен.

Настолько поглощенный своими мыслями и чувством вины, грызущим меня изнутри, я обнаруживаю, что поездка на метро и короткая прогулка до квартиры закончились в мгновение ока. Но когда я поворачиваю за угол своего дома, мое внимание сразу же привлекает миниатюрная фигура, занимающая крыльцо.

Дани сидит там, рядом с ней лежит чемодан, и она закрыла лицо руками. Мое сердце замирает, когда я задаюсь вопросом, что это может означать. Ускорив темп, я добираюсь до нее несколькими широкими шагами и становлюсь перед ней на колени.

— Дани? — Бормочу я, гладя ее шелковистые волосы, и у меня болит грудь, когда она поднимает голову, открывая свое заплаканное лицо. — Что случилось цветочек? — Спрашиваю я хриплым от беспокойства голосом и устраиваюсь рядом с ней на ступеньках.

Когда я обнимаю ее за плечи, она тяжело наклоняется ко мне и зарывается лицом мне в грудь. Я притягиваю ее к себе, крепко удерживая, пытаясь успокоить.

— Я поругалась с родителями, — всхлипывает она. — Я… возможно, недооценила, насколько они разозлятся из-за нашей художественной выставки. Они сказали мне, что я должна перестать с тобой видеться… поэтому я ушла. — Ее голос надламывается, и Дани дрожит.

— Ты ушла? — Спрашиваю я, и меня осеняет понимание, когда я снова беру ее чемодан.

Она кивает.

— Я… возможно, порвала с ними связь, — добавляет она глухим голосом.

Сердце болит, когда я слышу, как она грустит, я хватаю ее за щеку одной рукой и приподнимаю ее подбородок, чтобы она посмотрела на меня. Когда я вытираю слезы большим пальцем, ее голубые глаза из грустных становятся обеспокоенными.

— Я знаю, это неожиданно, но… могу ли я остаться с тобой?

— Конечно, — пробормотал я, не колеблясь ни секунды. Прижимаясь губами к ее лбу, я крепче обнимаю ее, желая, чтобы ее осколки оставались вместе. — Я с тобой. Давай зайдем внутрь.

Ведя ее вверх по лестнице, я подхватываю ее чемодан одной рукой, а другой рукой прижимаю ее к себе. Мое сердце разрывается, когда я вижу Дани такой разбитой, ее щеки заплаканы, глаза красные от слез. Тяжесть ее печали заставляет ее брови нахмуриться, а плечи нехарактерно опуститься.

Ее решимость быть со мной, даже если для этого потребуется разорвать связи с родителями, значит для меня больше, чем я могу выразить словами, но я чувствую себя ужасно. Кажется, теперь у меня есть все, что я хочу — настоящие отношения с Дани, но мир вокруг меня рушится. Я никогда не стремился к многому. Конечно, моей единственной целью в жизни было служение семье Велес. Но все изменилось, когда я поцеловал Дани. Тем не менее, кажется, Вселенная говорит мне, что мое счастье не написано на звездах.

Я посвятил свою жизнь семье Велес с тех пор, как покинул Россию. С тех пор я ничего себе не брал, большую часть заработанного отсылал семье и мало отдыхал, потому что у других в семье есть семьи, а у меня нет. И теперь, когда я борюсь за что-то свое, мне кажется, что это только вредит окружающим.

Желудок сжимается от чувства вины, я веду Дани в свою квартиру и складываю ее вещи, прежде чем усадить ее на свой диван.

Слегка успокоившись, Дани смотрит на меня, ее глаза наполнены таким доверием, ее эмоции неприкрыты и уязвимы, и я хочу что-нибудь сделать, чтобы излечить ее боль. Но что я могу сказать? Она оставила свою семью ради меня. Как я могу этого стоить?

— Могу ли я принести тебе что-нибудь? Тебе нужна ванна? Ты голодна? — Мягко спрашиваю я, чувствуя себя совершенно неспособным облегчить ее страдания.

Дани качает головой и, схватив меня за руку, тянет меня на диван рядом с собой. Я делаю это охотно, еще раз заключая ее в свои объятия. Кажется, жаждая более глубокого контакта, Дани скользит ко мне на колени и прижимается к моей груди, заставляя мое сердце биться сильнее.

— Я знаю, что это было правильное решение, — твердо говорит она. — Я просто никогда не ожидала, что они окажутся такими… холодными. Понимаешь?