Грешница

Ссорьтесь, боги! Никто из вас не изменит того, что должно случиться, потому что вам не подвластны ни жизнь, ни смерть.

– Ксения...
– сказал он.

Василий Тимофеевич сидел спиной к двери, он вздрогнул, испуганно вскочил со стула, встал между Алексеем и Ксенией.

– Чего тебе, голубок?
– спросил он.
– Не беспокой ее...

Алексей молча отстранил его. Ксения закрыла голову руками, зашептала:

– Не подходи, не подходи...

– В чем же я виноват перед тобой, Ксюша? Встань!

– Изыди, сатана!
– закричал Василий Тимофеевич. Он вертелся вокруг Алексея, а подойти боялся.

– Берегись, сестра, дьявол тебя испытывает!

– Идем отсюда, Ксеня, - говорил Алексей, - слышишь, заклинаю тебя любовью нашей.

– Не любит она тебя, не любит!
– кричал Василий Тимофеевич.
– Сгинь, сатана, будь ты проклят, антихрист! Скажи ему, сестра, скажи...

Ксения подняла голову, она ничего не видела сейчас - ни Василия Тимофеевича, ни Алексея, холодный туман стоял перед глазами.

– Ты антихрист, - сказала она, - я просила тебя: "Ищи бога", - а ты и меня хотел искусить. Я отрекаюсь от тебя, а от Христа не отрекусь...

– С ума сошла!
– закричал Алексей.
– У-у, черт старый, сморчок, гнида! Я знаю, кто ты! Это твоя работа! Сердца у тебя нет, кровопиец...

– Не ори, чего орешь?
– осмелев, спокойно сказал Василий Тимофеевич.
– Проваливай отсюда...

"Господи, что я наделала!" - с ужасом подумала Ксения.

Утром приехал Михаил. Он вымок под дождем, кашлял, дрожал и все время старался отлепить со лба и глаз мокрые волосы, но они будто приклеились.

Ксения только что проснулась, она лежала на кровати, смотрела на Михаила без страха, без отвращения, с одним лишь любопытством. Он перехватил ее взгляд, губы его дрогнули, еще более несчастным стало лицо. Он подошел к ней, проговорил:

– Сестра, прости!
– и заплакал.

– Уйди, дай одеться мне, - сказала Ксения.

Всхлипывая, Михаил покорно побрел в сени.

Когда Ксения вышла поздороваться со всеми, Василий Тимофеевич растроганно обнял ее, поцеловал в лоб и поздравил с приездом Михаила. Он и Михаила поцеловал, а потом, соединив их руки, сказал:

– Ну, поцелуйтесь же на радостях, дети мои, и пусть мир и любовь согласно живут между вами!

Дикими глазами взглянула Ксения на Михаила и будто остолбенела. Он осторожно, почти виновато прикоснулся холодными губами к ее губам.

Весь день шел дождь. Он глухо ворчал за окнами, бился в стекла. Ветер прижимал к земле тяжелые тучи. В избе стояла полутьма, пахло мокрой одеждой и портянками. Умиротворенная радость была написана на лицах сектантов, разговаривали они шепотом, двигались медленно, торжественно и улыбались друг другу многозначительно, ласково. Приехал из города брат Федор. Усталый, мокрый, он ввалился в сени, долго отряхивался от дождя, смотрел на всех недобрыми глазами, но в конце концов и его коснулось общее праздничное настроение, и он тоже обмяк. Закинув за спину руку, почесав горб, он подозвал Ксению и вытащил из кармана влажный кулек со слипшимися медовыми пряниками.

– Покушай, сестра.

Однако общая радость не тронула ни Ксению, ни Михаила. Оба они были печальны, растерянны, оглушены. Их старались оставлять одних, но они, сидя в разных углах комнаты, отвернувшись друг от друга, молчали.

– Сестра, - наконец с тоской спросил Михаил, - ты простила меня?

– А чего тебе от моего прощения, - ответила Ксения, - тебя бог простил...

Он вздохнул, помолчал.

– Нехорошо говоришь... А я люблю тебя знаешь как... Я добрый, я для тебя все сделаю... Скажи - на руки возьму и буду нести, сколь пожелаешь!

– Надорвешься, - ответила Ксения.

– Нет, Ксень, нет, - торопливо сказал Михаил, - в жизнь не устану.

Неожиданно Ксения вспомнила то, что произошло так недавно и уже так давно на сеновале, и с ужасом подумала: "Господи, неужто и впрямь он люб мне станет?!"

Она шарахнулась от него, и Михаил, словно поняв ее мысли, опустил голову, вздохнул горестно:

– Не любишь ты меня, зачем же замуж соглашаешься? Что это за жизнь будет?

Столько отчаяния, столько тоски было в его голосе, что Ксения чуть не заплакала от жалости к нему, к себе самой. Он был так же несчастен, как и она.

– А ты зачем на мне женишься, коли знаешь, что не люблю?
– спросила она.

– Мила ж ты мне.

– Другую бы поискал...

– Так нету более невест... В миру-то их эвон сколько...

– Поищи, найдешь...

– Эх, сестра, сестра, жестока ты сердцем... Нет, не оставил тебя сатана... Господи, неужто любви промеж нами так и не будет?

– Не бери ты меня, брат, - торопливо, отчаянно прошептала Ксения, откажись! Не будет у нас жизни, - сердцем чую. Откажись! Упади родителям в ноги, поклонись Василию Тимофеевичу... Хошь, я поцелую тебя, хошь? Только сделай это.

– Что ты, сестра, что ты, опомнись, - тоже шепотом испуганно сказал Михаил, - как я могу... Разгневается брат Василий.

– Ты попробуй, а?
– с надеждой попросила Ксения, обернув к нему умоляющее, помолодевшее лицо.

– Не могу, боюсь, - отведя глаза в сторону, ответил он, - я лучше помолюсь: пусть господь поскорее наградит тебя любовью ко мне. Ты не смущай меня.

– Эх ты, баба!
– сказала Ксения, встала и отошла к окну.

Михаил долго молчал, сопел, наконец испуганно проговорил:

– Ладно... Пойду.

Он поднялся, направился к двери, но остановился, прошептал:

– А поцелуешь?

– Иди...

– Сейчас поцелуй.

Она подошла, ткнулась, зажмурившись, носом в его щеку.

Ксения знала: эта затея ни к чему не приведет - и все же надеялась на что-то, на чудо какое-то.

Прислонясь плечом к стене, она слушала, что говорит дрожащим голосом Михаил:

– Мы не созданы друг для дружки... Простите меня, не могу... Что это будет за жизнь - горе одно... Не хочу я, отказываюсь.

Вскрикнула Прасковья Григорьевна, что-то упало на пол - кастрюля или крышка, - кто-то испуганно сказал: "Бес одолел", - кто-то взвыл, и поднялся такой шум в сенях, что Ксения уже не слышала голоса Михаила. Но неожиданно громко засмеялся Василий Тимофеевич, сказал:

– Не галдите, тише, - и весело спросил: - Ай разлюбил? Ведь говорил, пуще жизни ее любишь? Она, что ль, настропалила?

– Сам я, сам, она ничего...

– Ну и не глупи... Иди к ней...

Михаил вернулся в комнату. Красный от смущения, он виновато глянул на Ксению. Она отвернулась.