Грешница

— Гм!

— Роше так же добродетельна, как и несчастна.

— А?!

Барон произнес это односложное восклицание с необыкновенным красноречием.

Оно выражало собой — что граф неловкий Дон-Жуан, не умеющий взяться как следует за это дело.

— Да, — продолжал он, — несмотря на все мои усилия, я еще не завоевал ни одного уголка в ее сердце.

— Славно! — заметил мнимый англичанин, — мне было бы очень приятно выслушать отчет об этих ваших усилиях…

— Это можно.

— Говорите, я вас слушаю, — проговорил сэр Артур и откинулся на спинку кресла.

Граф кашлянул и начал:

— Во-первых, я должен сказать вам, — начал он, — что госпожа Роше оказывает мне такое беспредельное, так сказать, братское доверие, что я начинаю чувствовать угрызения совести.

— Но, сколько мне кажется, — заметил сэр Артур, — это еще не вполне удобное средство получить наследство вашего дяди.

— Затем, — продолжал граф, — я должен сознаться, что наивность этой женщины служит более в ее пользу, чем против нее.

— Это как так?

— Очень просто: госпожа Роше, считая меня своим другом, почти братом, нисколько не боится меня, и ей никогда и в голову не приходит, что я могу любить ее.

— Как! Вы еще не признавались ей в своей любви?!

— Нет!

Баронет выразил сильное неудовольствие.

— Граф, — заметил он довольно резко. — вы настолько дурно исполняете свои обязательства, что я не вижу причины и мне исполнять свои.

Эти слова произвели на молодою графа совсем другое действие, чем этого ожидал сэр Вильямс. Он вдруг приподнялся со стула, и, взглянув прямо на своего собеседника, гордо сказал:

— Милостивый государь, мне кажется, что Бог мне простил бы, если бы я нарушил свою клятву и не исполнил того отвратительного обязательства, которое я принял на себя так необдуманно.

Сэр Артур до крови закусил губу.

— Нечего вмешивать бога, — пробормотал он, принужденно засмеявшись.

— Ошибаетесь.

— Но вы шутите?

— Нисколько, — ответил граф и презрительно посмотрел на своего собеседника.

— Вот что, — добавил он твердо, — обдумав все, я не желаю добывать себе состояние моего дяди ценою женщины.

— Право! — пробормотал сэр Артур, едва скрывая свое бешенство. — Можно подумать, что вы действительно любите госпожу Роше…

— По крайней мере, настолько, что уважаю ее. Сэр Артур привскочил на своем месте.

— Сколько мне кажется, — заметил он с досадой, — вы предлагаете мне уничтожение наших обязательств?

— Очень может быть.

— А я подтверждаю противное, вы дали мне слово, и я вам дал тоже свое.

— Милостивый государь, — сказал твердо граф де Шато-Мальи, — я возвращаю вам ваше слово. По-моему, моя совесть говорит мне, что презрение людей лучше угрызений совести и воспоминаний о подлости.

Сэр Артур понял, что проиграл. Он увидел, что одно из орудий его мрачной мести вдруг сломалось, и Эрмина уходила от него.

— Граф! — воскликнул он, чуть не задыхаясь от бешенства. — Если завтра днем мы где-нибудь встретимся и я подойду к вам со словами: вы не дворянин и вы нарушили вашу клятву… Что вы тогда скажете?

— Я промолчу, — возразил ему спокойно граф, — но в душе подумаю: «Не дворяне те, которые добывают себе состояние ценою подлости».

— Ну, а если я потребую у вас удовлетворения.

— Я, конечно, буду драться, — ответил граф твердо.

— Заметьте, граф, что если герцог женится на госпоже Маласси. то вы разорены навсегда.

— Я сумею перенести это несчастье. — ответил граф и добавил, указывая на дверь: — Довольно, милостивый государь, я хочу уважать госпожу Роше и надеюсь, что мы встретимся с вами только с оружием в руках.

Слова эти были произнесены таким холодным тоном, что сэру Артуру оставалось только взять шляпу и выйти.

— Мы увидимся, граф, — проговорил он.

— Когда вам будет угодно, — ответил граф.

Когда сэр Артур вышел, то граф де Шато-Мальи вздохнул гораздо свободнее.

— Я чувствую, — прошептал он, — что я становлюсь опять честным человеком.

После этого он взял перо и написал следующее письмо:

«Милостивая государыня!

Я вас буду просить назначить мне завтра свидание у себя дома, а не у меня, как это предполагалось раньше».

Это письмо было отослано Эрмине Роше.

— Черт возьми! — прошептал сэр Вильямс, уходя от графа, — неужели судьба помешает мне накануне самой победы… Нет! Я должен отомстить.

Вернемся теперь опять в Леону Роллану.

Выбежав от Тюркуазы, он как сумасшедший побежал домой… он не мог дать себе отчета, что происходило с ним… он был в каком-то опьянении…

Тюркуаза так и вертелась перед глазами бедного работника и своим чарующим видом лишала его всякой способности мышления.

Его уже ждали с нетерпением.

Леон сел нарочно около своего ребенка и старался всеми силами заглушить то ужасное видение, которое преследовало его… но все было напрасно… Тюркуаза так и мелькала перед его глазами.

Ночью он наконец не выдержал и хотел привести в исполнение требование Тюркуазы относительно своего ребенка…

Но Вишня внезапно проснулась и вскрикнула…

Этого крика, вырвавшегося из сердца матери, было вполне довольно, чтобы Леон на минуту пришел в себя… он положил ребенка в люльку и, сказав с отчаянием: «Я негодяй… прощай… прости меня!» — выбежал из комнаты.

Утром Вишня нашла в мастерской письмо Тюркуазы… она прочла его, поняла, зачем Леон хотел взять с собой ребенка, и упала без чувств.

Но в это время само провидение заступилось за несчастную мать и послало ей утешительницу и покровительницу в лице Баккара.

Баккара прочла это письмо и, поцеловав Вишню, сказала решительным тоном:

— Тюркуаза умрет от моей собственной руки!..

Она встала, как амазонка, приготовляющаяся к битве.

Теперь, прежде чем продолжать дальше, мы вернемся к сэру Артуру, когда он вышел от графа де Шато-Мальи.

Выйдя от графа, сэр Вильямс сел в карету и велел кучеру везти себя к своему другу виконту де Камбольху.