Грешник

Позвоночником пронеслась дрожь. Наташа спрятала руку за спину и медленно сглотнула огромный ком, застрявший в горле. То ли от непонятного волнения, то ли еще от чего-то, неизведанного и пугающего - её дыхание стало поверхностным и неглубоким.

– Извините... Я, кажется, опять что-то не то сделала, - прошептала она, облизав вмиг пересохшие губы. Во рту вообще было сухо, как на Марсе. Или... на Марсе уже нашли воду?

Господи, о чем она думает?

В воздухе запахло горелым. Видимо, её свекор тоже это учуял. Он медленно моргнул. Белесые, но необычно длинные ресницы легли на щеки, скрывая от неё кипящую бездну его взгляда. Он медленно отвернулся и снял с огня сковороду. Так же медленно выключил плиту. И застыл в профиль.

Что же ты наделала, бестолочь? Очевидно, что-то не то. Нельзя было его так... трогать. Может быть, ему неприятно, или еще что-нибудь. Да и с чего ему будет приятно? Глупость какая...

– Можешь расставить посуду?
– хрипло спросил мужчина.

– Да!
– обрадовалась возможности занять руки Наташа.

Потом они ели. В тишине. Наташа отправляла в рот кусок за куском и все ниже склоняла голову. На нее как будто что-то давило. Но она не могла определить природу своих эмоций. А ведь это была обычная, свойственная любому человеку неловкость.

– Какие планы на вечер?
– наконец спросил Громов.

– Вечер?
– удивилась Наташа, наконец, отрывая взгляд от тарелки.

– Ты долго спала.

Долго спала... Ах, да... И снова в ушах слова Максима... Макса. Так ей представлял друга муж. Наташа растерла грудь, но тянущая боль не отступила. И захотелось снова, как в ракушку спрятаться в дебри своих странных нейронных реакций.

– Наташа?
– вернул девушку в реальность свекор.

– Я... не знаю. Возможно, мне нужно вернуться к работе.

– Я не о том.

– А о чем?

– Ты все еще хочешь поехать к Кириллу или, после всего...

– Нет! Нет, я... хочу. Наверное...

Хотела бы она говорить с большей уверенностью, но не могла. Ей вообще было сложно разобраться в чувствах и желаниях. Обычно в таких случаях ей помогал блокнот. Наташа рисовала всякие только ей понятные схемы, чтобы как-то систематизировать и упорядочить хаос в своей голове. Это здорово помогало. Может быть, и в этот раз ей стоило построить какую-то логическую цепочку. Разобрать ситуацию по косточкам. Но, как бы ни было - это будет больно. Чтобы это понять - никаких схем не надо. Сердце сжалось. Наташа поморщилась. И снова качнулась на стуле взад-вперед.

Как было бы хорошо, если бы все стало как раньше!

И Глеб Николаевич молчал. Ничего ей не подсказывал. Обычно она бы порадовалась такому. Наташа с большей охотой участвовала в общении, когда она сама это выбирала, а не когда ее побуждали, а тем более заставляли. Девушка была очень благодарна свекру за то, что тот на неё не давил. Но сейчас она почему-то очень хотела, чтобы он что-то сказал. Переложил на себя ответственность за ее, Наташи, действия. Так странно... Может быть, дело в его руках?

Господи! Да причем здесь руки?

– Ты ему ничего не должна!
– вдруг резко заметил Громов, как будто почувствовав, как это ей сейчас нужно.
– Он поступил, как скотина! И то, что Кирилл сейчас в реанимации, никак не отменяет этого факта.

Вот только говорил он совсем не то, что Наташа вообще когда-нибудь могла предположить. Это ведь его сын. Он должен быть в любом случае на его стороне. Или... не должен? Она совсем запуталась. И снова, не замечая - качалась туда-сюда. Слишком много всего случилось за такой короткий срок. Наташа не успевала привыкнуть. Эмоции одна за другой атаковали сознание и совершенно сбивали с толку. Тут бы кто угодно умом тронулся.

– Нет. Я поеду. Он ведь мой муж. Я люблю его...
– прошептала в итоге, ухватилась за эту мысль, как голодный пес за брошенную наземь кость. Да. Она замужем, пусть и не венчана. А значит, навсегда! Навсегда с ним связана. И что бы ни было, она должна чтить своего мужа. Так бы сказал отец Леонтий - настоятель храма, в котором Наташа пела. Нет-нет, на исповедь она не ходила ни разу. Стоило ей только представить, как это могло бы быть - на нее тут же нападал ступор. Но иногда краем уха Наташа слышала, как тот наставлял других прихожанок...

Ей просто нужно с этим как-то справиться. Может быть, даже сделать вид, что она ничего и не знает. Да только как? Если играть она отродясь не умела? Что же так больно, господи?!

Наверное, она плохо старалась! Кирилл был хорошим парнем. Веселым, добрым - он никогда над ней не смеялся и не говорил, что она странная. Наташа тяжело сходилась с людьми, но однажды впустив их в сердце - вычеркнуть уже не могла. Прикипала. Сплавлялась. Как будто корнями врастала. А потому, наверное, могла что угодно простить. Лишь бы только ее не оставили те, кто стал так дорог.

Наташа оправдывала мужа. Видит бог - с ней очень сложно. Не каждый выдержит, и вообще... Она ведь была неправильной. Даже в сексе - все время делала что-то не так. Была слишком навязчивой. Кажется... кажется этим словом Кирилл ее охарактеризовал. Это только кажется, что люди, подобные ей- бесчувственные. На самом деле это неправда. Да, кто-то был асексуален. Наташа читала о таком на каком-то из форумов для людей с синдромом Аспергера. А кто-то, из-за сенсорных особенностей, наоборот, нуждался в таком контакте и получал от него большое удовольствие.

– Тогда собирайся. Я тебя отвезу.

Наташа кивнула и пошла к себе. В доме Громова ей было все еще тревожно, но гораздо лучше, чем в той же больнице, или в тех квартирах, что они снимали с мужем. Тогда она не понимала, почему они были вынуждены так часто переезжать. Умоляла Кирилла остановиться. Срывалась и плакала. Да... наверное, только она сама виновата в его измене.

Тревожность не отступала, и все силы Наташи уходили на то, чтобы просто не упасть на пол и не заорать в голос. Вот бы Глеб Николаевич удивился. Слава богу, пока у нее получалось держать себя в руках. Правда, на то, чтобы поддерживать беседу - не оставалось сил, а потому всю дорогу до больницы Наташа молчала, то и дело возвращаясь взглядом к заворожившим ее рукам.

Глеб Николаевич вел машину небрежно, но аккуратно. В его огромных ладонях руль выглядел будто игрушечным. Иногда одна ладонь свекра соскальзывала и ложилась на рычаг, а потом снова возвращалась на место.

Наташа вдруг поняла, что Кирилл совсем не похож на отца. В нем вообще от него ничего нет. Ни единой черточки.

– Нравится машина?
– спросил Громов, паркуясь.

– Нет. То есть... она красивая, но не в этом дело.

– А в чем?

Наташа смутилась и молча повела плечами. Уж лучше так, чем опять ляпнуть какую-нибудь глупость. Но Глеб Николаевич не отпускал ее взгляд.